Тем утром он не опоздал на работу только каким-то чудом. Бежал по улицам, пока в висках стучала возмущённая мысль, что Джимми мог бы уж и подогнать тачку брату своей девушки, они ведь почти родственники! Хер бы ему пришлось тогда пиздюхать до следующей станции метро, потому что его станция оказалась перекрыта. У него на счету был каждый цент, он так хотел сделать Карлу подарок и помочь ему оплатить учёбу, чтобы тот наконец смог стать не санитаром, а хотя бы медбратом на неотложке, но в идеале – врачом. Йен, правда, подозревал, что к живым людям Карла с его замашками лучше не подпускать, но патологоанатом тоже врач.

И вот теперь из-за перекрытой станции его вполне могли оштрафовать, и тогда он точно не успеет накопить нужную сумму к началу учебного года.

Но на работу он успел: ворвался в кабинет ровно за шесть минут до начала рабочего дня. И застыл в дверях, потому что коллеги в кабинете… веселились? Громко переговаривались, смеялись в голос и вообще выглядели настолько счастливыми, что Йен сразу кинул взгляд в сторону кабинета Терри, жалюзи в котором были привычно подняты, а вот сам кабинет был пуст.

Игги мгновенно ввёл его в курс дела, и Йен даже злорадно поулыбался, и на вошедшего двумя минутами позже Микки посмотрел с самой счастливой и безмятежной улыбкой, которую только смог нацепить на лицо. Тот привычно не заметил.

Йен вздохнул и пошёл следом за ним на кухню, шикнув на Игги: сам хотел преподнести потрясающую новость. Игги только вскинул брови, но поднял руки и отступил.

Если быть совсем уж честным, Йен хотел просто поговорить с Микки наедине хотя бы минутку, увидеть облегчение на его лице: о большем давно перестал мечтать. И хорошо, что тогда он ещё не знал, к чему это приведёт. Вряд ли бы он смог тогда выражаться хоть сколько-нибудь членораздельно.

Да, вряд ли.

========== Глава 24 ==========

Йен смотрит без вызова, пока Микки пытается хоть как-то переварить то, что только что услышал.

Йен давно уже сел на диван и, зажав руки между коленей, криво улыбается. Он не наслаждается растерянностью Микки, не пытается его задеть.

Йен выглядит усталым, будто только что заново прожил все эти три года, а Микки не может даже сдвинуться с места и так и стоит, оцепенев.

Он ожидал от Йена чего угодно. Чего, блядь, угодно, но только не рассказа, как тот сох по нему годами и раз за разом пытался себя убедить, что похер. Первое его чёткое воспоминание об Йене – косяк с базами данных поставщиков, а до этого что-то расплывчатое про акты сверок, чего Микки бы даже не вспомнил, если бы Йен сейчас не рассказал. И нет, ему не стыдно, что он не замечал. И краем сознания он понимает, что не стыдно ему только потому, что Йен его не винит. Весь рассказ тот построил на сплошном «я»: «я заметил», «я подумал», «я решил». Не скидывал ответственность на Микки и не пытался выставить себя жертвой, что, конечно, очень кстати, но…

Но.

— Зачем ты мне это рассказываешь? – хрипло спрашивает Микки.

— Затем, что ты решил, что мне нужна только гостеприимная жопа бывшего актива, – пожимает плечом Йен. – А это не так. Никогда не было так, даже когда я тебе сосал в туалете.

— Я… – пытается начать Микки и затыкается, потому что не может больше произнести ни слова. Ему не то чтобы что-то мешает говорить, нет: он просто в душе не ебёт, что нужно сказать, чтобы всё опять стало как раньше.

Он знает, что так уже не будет.

Бесит. Как будто Галлагер такой всепонимающий терпила, по какому-то нелепому недоразумению запавший на Микки. А Микки даже не может удивиться, потому что давно уже чуял приближение пиздеца. Дождался.

— Не знаю, что сказать, – сухо говорит он и сглатывает.

Глотку дерёт, потому что там всё пересохло. Ему бы хоть глоток воды, а лучше вискаря, но желание затянуться сигаретным дымом – чтобы стало ещё суше, видимо, – сильнее. Микки беспомощно накрывает ладонями пустые карманы и смотрит по сторонам, выискивая сигареты.

— Ничего не надо, – предельно серьёзно отвечает Йен. – Это было давно. Я сегодня за обоих попизжу.

— Достаточно уже спизданул, нет?

— Много, – соглашается он. – Но недостаточно. Не рассказал, например, что схожу с ума от веснушек у тебя на губах. И от того, как ты потираешь нижнюю губу, когда нервничаешь.

— Не выдумывай, Галлагер, – твёрдо обрывает Микки и под его скептическим взглядом медленно, очень медленно убирает пальцы от лица. Блядь.

— У тебя охуенно красивые пальцы, – продолжает Йен. – Когда ты первый раз взялся за мой член – тогда, после клуба, – я чуть не кончил от одного их вида на себе.

— Заткнись.

— Когда ты не трёшь губу большим пальцем, ты её закусываешь.

— Галлагер.

— Когда ты раньше со мной разговаривал, у тебя между бровей всегда была морщинка. А последние несколько недель её нет.

— Йен, пожалуйста! – почти рявкает Микки, и тот качает головой.

— Нет. Сегодня я допизжу, раз уж начал.

— А дальше что будет? Чего ты ждёшь дальше?

— Тогда и посмотрим.

— Чего ты от меня ждёшь? – настаивает он.

— Внимания, – спокойно отзывается Йен и поднимается с дивана. – Если бы мне было нужно что-то ещё, я бы тебя давно наручниками к батарее приковал.

— И получил бы пизды.

— Поаккуратнее с угрозами! – ахает Йен и слегка улыбается. – Дежавю. Ты меня в пизду послал в тот день, когда Терри в кому впал.

Микки правда хочет сбежать. Потому что Галлагер, блядь, как будто переворачивает страницы летописи, полной херни. Зачем он всё это запоминал? Почему так часто обращал на Микки внимание? Он не делал ничего особенного, он не флиртовал с Йеном, никогда не пытался ему понравиться – боже, да он его даже не замечал! Жил своей жизнью и никого не трогал, потому что ему не были нужны отношения. Он никогда не хотел быть гирей, тянущей ко дну. У него под кроватью – спортивная сумка с самым необходимым, чтобы в случае чего просто раствориться, и банкам он не доверяет: всё бабло в ней же. Да, он пустил корни, он стал начальником, но всё равно готов сбежать в любой момент и опять начать с нуля. А у Галлагера наверняка сберегательный счёт, который он пополняет каждый месяц и на проценты с которого живёт, а потом возьмёт ипотеку и переедет в двухэтажный дом в пригороде. Микки не имеет никакого права ему мешать.

Он знать не знает, в какой момент всё вдруг так изменилось и от «пошёл нахуй, Галлагер» перешло к «я не собираюсь мешать тебе жить», но это хотя бы… честно? Абсолютно, на сто процентов честно. Они слишком разные, он, Микки, слишком отличается. Почему Йен этого не понимает? Почему он не может увидеть эту картину со стороны и понять, что…

— Я уверен, что научился читать твои мысли по глазам. Слышать их сейчас не хочу, во всяком случае, – мягко говорит Йен, и Микки поднимает на него взгляд.

Он чувствует себя усталым. Вымотанным. Слабым. Прежний Микки давно бы вытолкал Галлагера взашей, но с этим что-то не так, и он никак не может понять что. Он даже заткнуть Йена не может. Вместо этого выходит в коридор и, схватив с консоли пачку сигарет – охуенно, что они всё-таки тут, – закуривает. Трава куда-то выветрилась, и жрать совсем не хочется, как обычно после косяка.

У Микки такое чувство, что он сломался.

Да, с ним точно что-то не так.

— Ты можешь никак не реагировать, – снова подает голос Йен, – но я уже начал говорить, поэтому хочу закончить. Ну… не смогу не закончить.

— Я ненавижу пустую болтовню.

— Я тоже. Отлично, что это не пустая, а то бы нелегко нам пришлось, – саркастично фыркает тот и мгновенно переключается: – Мне кажется, это я Терри убил.

— Что? – переспрашивает Микки и приглядывается, но Йен только пожимает плечами.

— Косвенно. Или не очень.

— Галлагер, во что ты вляпался? – цедит Микки.

С сигареты падает пепел.

Микки изо всех сил пытается разложить все мысли по полочкам, потому что в тюрьме Галлагеру точно не место. Но он же всё равно бред несёт. Ведь бред?

— Я часто на воскресных ужинах рассказывал Карлу и Фионе о Терри. В ту ночь была смена Карла.