2-е место рейтинга. Плотно закреплено за попугаем моей подруги по институту. История трагична и коротка, как все в нашей жизни. Любимец дома, голубенький волнистый же попугайчик – любитель посидеть на любых жердочках. Восседал на двери. Резкая перепалка с родителями (кажется, заставили сидеть дома). Ну и финальный аккорд – в виде хлопанья дверью с размаха. Скорость движения двери явно превышала скорость взлета попугая. Отскребали со слезами всей семьей. Предельно грустно, на мой взгляд!

Ну и 1-е место рейтинга! Мой чемпион! Джоник!

Небольшая преамбула. Школьный друг моего мужа, из семьи таких же простых ЦэКашных работников. Папа так же постоянно пропадал по загранкомандировкам, а подарки бывают разные…

Командировка в Африку в 1991 году одарила папу Лешки роскошной «серой сволочью» (да простят мой французский). Серый жако, с чуть более светлыми кругами вокруг глаз, независимый, как самая маленькая страна с не слишком богатой на происшествия историей, и с горячечным нравом, которому позавидуют самые гордые горцы. Особой гордостью, а заодно и орудием труда, средством изничтожения и даже самообороны этой редкой по тем временам заокеанской птицы был ее клюв. От него пострадало немало предметов интерьера и даже конечностей. Ну и, помимо того, у птицы был редкий извращенный талант – жако был меломан. В самом прямом понимании. В Африке, как видно, он не мог проявить его совсем открыто. Возможно, его дни были бы сочтены сразу, и он заменил бы менее редких представителей птичьего мира в бульоне. А вот в Москве он смог показать все, на что был способен.

Дело в том, что Джоник фатально любил звук хрусталя. Фатально это было как раз-таки для хрусталя! Ему нравился звук бьющихся хрустальных предметов. Поверьте! Он был знатоком и ценителем процесса и не разменивался на какие-то там стекляшки, и даже тонкостенный фарфор не способен был отвлечь его от цели. Будучи умнее представителей вида, он научился даже открывать злополучный шкаф, если кто-то из наивных двуногих оказывался настолько забывчивым, что оставил ключ в замке. В этом случае с самым мстительным выражением на морде попугай молниеносно открывал огромный и сверкающий столь желанной внутренностью сервант, цеплял лапами мечту своих извращенных фантазий, а размах крыльев и целеустремленность позволяли ему взлететь в высь потолка к люстре, и оттуда, усевшись поудобнее и даже повернув ухо в сторону будущей хрустальной симфонии, он и скидывал злополучную жертву своего музыкального террора. Ключ забирали, убирали, прятали, забывали.

Коллекция внутри серванта редела, это привело к тому, что для Джоника был куплен личный мощный «Магадан», способный выдержать натиск обиды за непонимание пристрастий. Озлобленный и непонятый гений начал кусаться чаще, что привело однажды к нокауту от Лешки. Собственно, больше получила, конечно, клетка, которую боксеру – хозяину редкой птицы пришлось разгибать до первоначального состояния. В защиту своего друга могу сказать, что он просто пытался насыпать корм мега-монстру и потом еще приводил его в чувство из глубокого обморока, сам пребывая в тихом ужасе от того, что скажут и сделают родители, прибыв домой и увидев «нокаутированную» жертву. Придя в себя, Джоник выводы сделал, и с тех пор единственным, кого он допускал до своего личного пространства и даже до своего тела, был наш друг. На все просьбы родителей научить их так же управляться с Джоником, Лешка скромно отнекивался и говорил, что это просто его личный талант быть в таком близком контакте. Прожил этот гордый представитель своего вида двадцать три года.

И был отдельный случай, он не вписывается в рейтинги. Он просто произошел значительно позже и, несмотря на кажущуюся незамысловатость, запомнился мне. Мы с мужем жили в Литве. Четыре года работы и жизни. Золотая коммунальная квартира за стальной решеткой – посольство. Мы отвлекались от постоянного присмотра и «прелестей жизни за границей», заранее согласовав и оговорив предстоящую поездку за территорию посольства. Любили просто путешествовать по стране. Часто ездили на многочисленные Тракайские озера. Просто пикник, шашлык и никого – идиллия. Водная гладь, как чуть потускневшее антикварное темное зеркало, в котором отражается старинный замок. Его красноватые стены и сочный оранжевый цвет черепицы на башнях создают сказочное впечатление. Кажется, именно там, в глубине и полумраке прохода внутрь арки, сокрыт вход в прошлое, романтизированное новеллами о Робине Гуде или Вильгельме Телле. Подступающая осень окрашивает деревья, кусты, даже траву и редкие камыши по берегам, и создает особенно красочный природный карнавал. Он должен ярким костром озарить всю землю, перед тем как однотонное тусклое покрывало спрячет все следы.

Еще совсем не холодно, земля не остыла, и солнце еще пригревает в дневные часы, а вода не окрасилась свинцовой тяжестью. И в отражающихся в водной глади облаках плыли две величественные в своей незыблемой красоте и свободе фигуры. Дикие белые лебеди. Мы сидели и смотрели на них долго, практически не шевелясь, завороженные, а они несколько настороженно наблюдали за нами в ответ. По-видимому, мы находились на их излюбленном месте, потому что они так и не стали далеко отплывать от нас. Муж отошел назад к машине, стоявшей в зарослях густой высокой травы на проторенной нами дороге, а я осталась и попыталась подозвать птиц.

Сидела я, не шевелясь, на корточках так долго, что ноги, кажется, приросли к кромке берега. Но вот один из лебедей неуверенно стал подплывать, мне еще как-то подумалось, что это, наверное, Она. Второй был чуть крупнее и поочередно шипел то на нее, то на меня. Наверно, в переводе на человеческий язык, должно было бы прозвучать: «Вот глупые бабы!». Однако все же минут через двадцать муж издали наблюдал картину, как один лебедь около меня потихоньку, с опаской принимает хлеб из ладоней, а второй пытается ущипнуть то меня, то ее и шипит, как гадюка. Впрочем, позже он успокоился и аккуратными пощипываниями и сам стал прихватывать хлеб. Погладить себя он не дал, это было бы слишком фамильярно, но даже вышел на кромочку берега и что-то потихоньку бормотал. Ущипнуть меня он больше не пытался, но, когда ему казалось, что моя рука слишком подзадержалась на шее или спине его спутницы, он нагибал изящную шею и постукивал клювом по моей руке. Тогда я аккуратно и плавно, без резких движений, отодвигала руку прочь. Может, он просто почувствовал, что я ничего дурного не замышляю и просто наслаждаюсь тем, что они рядом со мной не по принуждению, а добровольно.

Свобода воли, желаний и действий! Вот так и запомнилось мне это. Потом они уплыли, а мы все еще оставались с мужем на берегу, сидели и смотрели на них, плывущих вместе и, кажется, Он еще долго выговаривал Ей о неразумности открытого и честного общения с двуногими.

Наверное, очень многие из нас дожидались того прекрасного момента, когда родители посчитают, что мы уже достигли осмысленного возраста, чтобы можно было завести животину, которая будет вырабатывать в нас ответственность, пунктуальность, заботу и еще целый ворох бесспорно полезных и нужных для дальнейшей жизни качеств. Но теперь мне кажется, что этот момент наступает под психологическим давлением в виде слез, огромных светящихся глаз и демонстрации того, как «посмотри, я умею убирать свою комнату без напоминаний, мои вещи лежат уже три дня на своих местах, и я два раза точно поливала все цветы и даже воду, пролившуюся на паркет, убрала довольно быстро». Потом в тебе воскресают воспоминания о том, как ты сам упрашивал родителей и как долго получал отказ. Одним словом, в момент помрачения рассудка, когда детские руки, обнимающие тебя, ненавязчиво душат вопль разума: «Не смей сдаваться и верить обещаниям все всегда убирать за всеми!». Родитель допускает роковую ошибку и… да, да, да. В доме появляется очаровательный котеночек или щеночек. Там уж – кто во что горазд.