Недолго поколебавшись, офицер согласился.

– Давайте. Пусть в караульном проспится.

Солдаты аккуратно взяли спящего под руки. Тот недовольно хрюкнул, но так и не проснулся.

В этот момент сторож, который уже некоторое время наблюдал за происходящим, решил вмешаться и подошел ближе.

– Прошу прощения, господа военные.

Патрульные оглянулись на него, прекратив на время попытки стянуть пьяницу со скамьи. А старик подошел еще ближе и указал на серолицего:

– Парнишка-то, по всему видать, не простой, – он повозил пальцем по дорогому шитью на сюртуке. – А уж если к советнику в свиту попал, то родители точно свеклу в Хейране на рынке не продают.

Эти слова заставили солдат снова опустить прожигателя жизни на лавку. Воспользовавшись этим, он незамедлительно устроился комфортнее и принялся сопеть с явным удовольствием.

– Ну, оттащите вы его сейчас в караульное, а дальше что? Сами же понимаете – как только узнают в Старом Городе, кого принесли, так налетят с вопросами. А у них там, наверху, – сторож ткнул пальцем куда-то в темное небо, – пойди, пойми, что в головах происходит. Поднимется скандал, начнут виноватого искать. А правило армейское, оно одно – виноват всегда тот, кто никому не нужное рвение проявил.

Судя по лицам солдат, со словами сторожа они были вполне согласны. Офицер заколебался.

– Вы не подумайте только ничего такого, я вас ни в коем случае не останавливаю и мешать долг свой исполнять не хочу, – продолжил сторож, обращаясь к нему. – Но, может, ну его? Не он первый, не он последний.

Старик посмотрел на небо.

– Ночь нынче теплая – не простудится. Пусть себе лежит. А через пару-тройку часов я его растолкаю да за ворота выставлю – пусть идет своей дорогой.

Офицер снова внимательно посмотрел на посапывающего санорра. Вид у того был абсолютно безмятежный. Внезапно он громко икнул. Стоящие рядом солдаты скривились и даже сторож, крякнув, почесал нос.

– Уф, – выдохнул один, – может, старик дело говорит?

– Точно, – поддержал второй. – Сейчас пока притащим, пока запишем, а потом еще на обход идти. Да и несет от него… где налакался-то такого? Завтра будет с похмелья подыхать – вот и наказание ему будет.

– Ладно, – офицер повернулся к сторожу, перебиравшему на связке ключи, – пусть проспится и выпусти его. Только смотри, чтобы не видел никто! А то сам в подвал отправишься!

Он погрозил пальцем.

– Вы не беспокойтесь, юноша, – улыбнулся морщинистым лицом старик. – Я же говорю вам – не первый десяток лет тут служу. И разбужу, и спроважу в лучшем виде. А вас я и видеть не видел.

– Хорошо, – офицер повернулся к солдатам караула. – Пошли дальше.

Сторож проводил патрульных до выхода из парка, дождался, пока они свернут в переулок, и запер ворота.

Вздохнув, он неторопливо пошаркал к скамье, постукивая деревянной колотушкой. Присев рядом со спящим, он несколько минут смотрел по сторонам. Вокруг было тихо и пустынно.

Санорра тихо присвистнул носом.

– Как ты, болезный? – поинтересовался сторож.

– Что это за дрянь? – без всякого признака хмеля в голосе спросил тот, не открывая глаз. – И она у тебя протухла что ли? Откуда вонь такая?

– Тэи, я же не жаловался, когда глотал это твое пойло, от которого все кишки наружу выворачивает? Не жаловался. Вот и ты потерпи. Надо так. Пахни от тебя по-другому – мы бы уже тут напряженно думали, куда девать три бесчувственных тела.

Он вынул из кармана флакон с белой жидкостью и потихоньку поставил на скамейку.

– На вот, потом рот прополощи – и всего делов.

– А это что такое? – приоткрыв один глаз, поинтересовался мнимый пьяница.

– Настойка освежающая, не бойся, – улыбнулся сторож.

Затем он еще раз посмотрел за ворота.

– Вроде больше никого не видно, можно вставать. Кин уже на месте?

Санорра уселся на скамье, встряхнул головой, открыл склянку, недоверчиво принюхался к ее содержимому, усиленно прополоскал рот и выплюнул жидкость в траву.

– Так-то лучше, – покачал он головой. – Да на месте он. Сидит на сумке за забором.

– Тогда надо ему свистнуть, и вперед,

Старик-сторож встал и по-молодому потянулся:

– Ходить нам долго, а назад вернуться нужно до рассвета.

Вечером, надев мешковатый белый балахон с широкими рукавами, похожий на те, что носят живущие при Храме младшие служители, и спрятав лицо под его глубокий капюшон, Кин Зи, прихватив на рынке небольшую тележку, отправился в нижний квартал, где без каких-либо проблем получил несколько больших тюков с постиранным бельем, на каждом из которых стояла большая печать Старого Города.

Возвращаясь, он свернул в неприметный переулок, а когда спустя пару минут снова выкатил тележку на оживленную улицу, то под большими узлами уже лежала сумка с одеждой и оружием для ночной вылазки. Далее его путь лежал к скромным воротам, столь же старым, сколь и участок стены вокруг них. По-хорошему, их бы следовало давным-давно заделать – так непрезентабельны они были и так редко ими пользовались. Их даже не Храмовая Стража охраняла – вместо нее караул несли гарнизонные солдаты.

Эти ворота, да что там, и не ворота-то вовсе, а просто широкая двустворчатая дверь с прорезанным окном, как нельзя более хорошо подходили для того, чтобы попасть в Старый Город, не привлекая к себе лишнего внимания. Добравшись до них, Кин Зи долго пережидал в переулке, дожидаясь, пока офицер в белом плаще сменит караул и удалится восвояси. Выждав еще немного, он, пониже опустив капюшон и получше спрятав руки в рукава, подкатил свою тележку к воротам и постучал. В открывшееся дверное оконце выглянул солдат.

– Чего привез, энле?

– Белье чистое. Скатерти, занавески, – глухим голосом, не поднимая головы, ответил Кин Зи, указав рукавом на лежащие на тележке тюки.

Лицо в оконце исчезло. Стальной запор стукнул и дверь открылась. Солдат, дожевывая что-то на ходу, вышел из проема, лениво поковырял наваленные горой здоровенные мягкие мешки, и махнул рукой:

– Проезжай, энле.

Молча кивнув, Кин Зи вкатил тележку в ворота и застучал колесами по мощеной дорожке, ведущей к хозяйственным постройкам позади Храма. Вокруг сновали такие же фигуры в серых и белых одеждах, так что никому не было до него никакого дела.

Поравнявшись с входом в одну из боковых храмовых пристроек, отделенную от стены дорожкой и строем пышных кустов, Кин Зи быстро огляделся вокруг. Не заметив никого поблизости, он вытащил со дна тележки сумку с вещами и нырнул в переплетение веток и листвы. Положив сумку в самую гущу кустарника, он нагреб на нее старые ветки, и присыпал опавшими листьями и травой. После чего снова вышел на дорожку и отправился дальше, чтобы оставить свою тачку у дверей склада рядом с остальными.

Солнце уже почти зашло, но занимать наблюдательный пост было еще рано, и поэтому Кин Зи успел выполнить еще несколько мелких дел, прежде чем часы Храма не прозвонили восемь раз. Склонив голову и спрятав руки в широких рукавах своего одеяния, он, стараясь не попадаться никому на глаза, неспешно прошел до того места, где спрятал днем сумку и, оказавшись рядом с кустами, сделал шаг в сторону, полностью пропав в тени.

Первым делом разгреб листья и ощупал сумку. Вещи были на месте. Затем быстро скинул и спрятал светлый балахон, прикрыл лицо маской, надел капюшон и подтянул завязки. Теперь разглядеть его в темных кустах стало просто невозможно. Усевшись поудобнее, Кин Зи принялся терпеливо ждать сигнала.

Наконец, спустя несколько часов ожидания, совсем рядом на каменную дорожку у стены, зазвенев, упала монетка. Пора. Раскрыв сумку, он вытащил из нее нечто цилиндрической формы и выбрался из кустов.

– Вход точно рядом?? – поинтересовался Тэи Зи, стоя по другую сторону стены.

Девирг, все еще одетый в поношенную одежду паркового сторожа и седой парик, пожал плечами:

– Я так понимаю, что мы как раз напротив той самой пристройки должны быть, – он осмотрелся по сторонам. – Но в любом случае, мы не далеко.