Прошло еще время, и вот пришла весна. На небе светило солнышко, журчали ручейки от капели, и таяния снега. Было уже тепло, и на душе тоже было все спокойно. Теперь, я мог без проблем, не боясь, выходить за территорию на прогулку. По выходным с классом, мы ходили в кинотеатр «Руслан», на просмотр новых кинофильмов. Пока гуляли по городу, я узнавал улицы, новые для меня места. Запоминал их. В музеи любил заглядывать. Ну и, конечно же, на Пушкинский вокзал. Немного подработать. Никто об этом в интернате не догадывался. Да и зачем им было это нужно. Я всегда ощущал в себе, прекрасные, бунтарские качества. Я знал, что я по жизни справедливый бунтарь. Мне это всегда нравилось. Нас каждый год фотографировали. Но ни одной фотографии, мы никогда не видели. Буд-то бы и жизни у нас никогда не было. Возможно, разбирали их себе, для хвастанья, все тем же чиновникам. Я продолжал бороться за свою жизнь, за свое, и только свое будущее. Всегда поддерживая, в трудную минуту, ребят угнетенных воспитателями. Уже тогда, я ощущал в себе силу, бороться со злом, с коварством. Это всегда, предавало мне уверенности в себе! Мне всегда казалось, что я живу не своей жизнью! Что мое предназначение в другом! В очередной раз, я затосковал по свободе. А может, мне просто, хотелось найти свою мать? Я решил уйти из интерната. Дошел до Пушкинского вокзала, собрал подаяние. Сел на электричку и поехал на поиски родных. Всю дорогу, я думал только о матери. Думая о ней, мне легче было переносить тревоги, и другие напасти. Почему то мне казалось, что я ее обязательно отыщу. Верил в то, что она меня ждет. В электричке ко мне подсел мужичок. Просто рядом место было свободное. Заметил, что я еду один. И как то невзначай просто заговорил со мной. – Мальчик; - неожиданно спросил он; - куда ты путь держишь, - и где твои родители?; Я от изумления и неожиданного, его вопроса, скукожился весь, на сиденье. Долго всматривался в него, чего-то пытаясь понять. Но ничего вразумительного, в голову не приходило. – Кто же он такой, и что ему, от меня нужно?; - все задавался вопросом я; - Да ты не бойся, я тебя не съем; - не дождавшись от меня ответа, продолжил он; - Я, просто увидел, что ты один тут сидишь, вот спросил, куда ты едешь; - Меня зовут, Валерий Анатольевич, проживаю я в Пушкине; - неожиданно для меня, спокойно продолжил он; - Вот к дочке решил в город съездить, навестить, давно не виделись, мы с ней, да и внуков повидать; Я сидел как вкопанный, и просто слушал его. В его голосе, не прослеживалось ничего агрессивного, и угрожающего для меня. И я почувствовал, что он добрый человек, которому можно доверять. Я даже немного улыбнулся, и просто успокоился. – А ты, наверное, тоже из города Пушкина едешь?; - недолго думая, спросил он, ласково улыбаясь мне; Я, кивнул ему, и произнес еле слышно, - да, из города Пушкина; - И куда же, ты все-таки едешь, да еще и один?; - не унимался он; Почему то, в тот момент, мне показалось, что я могу ему верить, и все рассказать. Сердцем чувствовал, что он не предатель, и не сдаст меня в милицию. Я все ему рассказал. Откуда я, про избиения, про психбольницу, про препараты. И что я, сейчас еду искать свою маму, в город Ленинград. – Да уж, братишка, повертела тебя судьба; - никому не пожелаешь такого; - выслушав меня, произнес он; Удивительно, но он мне поверил! Ведь я был искренен перед ним! И о чудо, явно божественное вмешательство. Он предложил мне свою помощь, в поисках матери. – Моя дочка работает, в центральном адресном бюро; - продолжил он; - она поможет отыскать хоть, что ни будь о твоей маме. – Если ты Сережа согласен, мы поедем к ней вместе; - идти тебе все равно в городе некуда, а у нее большая квартира, все уместимся; - Она сегодня же, по твоим данным, соберет всю информацию о маме; Я, от такой доброты, чуть не расплакался. Прямо ком в горле встал. – Спасибо вам огромное Валерий Анатольевич; - вдруг, прослезившись, произнес я; - конечно же, я согласен; Ну вот мы приехали в Ленинград. Сели в троллейбус, и помчались по знакомому мне уже Загородному проспекту, в сторону Невского проспекта. Не забыл, почему то вдруг подумал я! Троллейбус переехал Невский проспект, и поехал дальше, по Литейному проспекту. – А куда мы едем, Валерий Анатольевич?; - с тревогой в голосе спросил я; Мне, почему то показалось, что он сейчас завезет меня куда-нибудь, ну и ….. Я понял, что ошибся, когда он заявил: - Не волнуйся Сережа, мы едем на Моховую улицу; - спокойно, улыбаясь, проговорил он; - осталось совсем недалеко; Из троллейбуса мы вышли на улице Чайковского, как раз перед зданием, тогдашнего КГБ. По просторечию, большой дом. Перешли Литейный проспект, и пошли по Чайковской улице. Дошли до глазной больницы и повернули на улицу Моховую. Мы дошли до ее дома, вошли в парадную. Он позвонился в квартиру. Дверь открыла, женщина средних лет. Она ему очень обрадовалась. – Здравствуй папа!; - я только с работы пришла, заходи, раздевайся, пожалуйста; - радостно произнесла она; Но, увидев меня, входящим в квартиру с ее отцом, она как то насторожилась, насупилась. Меня сразу заколотило всего. Я почувствовал, какую-то неприязнь, и мне захотелось даже выбежать из квартиры. – Папа; - уже с раздражением, и недовольством в голосе, спросила она; - а с кем, позволь узнать, ты приехал ко мне?; - что это за ребенок?; Вопросов у нее было так много, что Валерий Анатольевич даже как то растерялся. – Не волнуйся Сережа, я сейчас подготовлю дочку; - обратился он ко мне; - Да уж братишка, удивили мы ее с тобой; - улыбнувшись, сказал он; Он пошел на кухню, прикрыв за собой дверь. Я сидел в прихожей, и не мог двинуться с места, без разрешения хозяина квартиры. Как собачка, которая ждет команды хозяина. Пока они вели шумные переговоры. Из комнаты выбежала маленькая девочка. Лет, около трех наверно. Она подбежала ко мне с радостной улыбкой, чего-то пробормотала радостно. Обняла меня, и стояла так, пока на кухне не открылась дверь. Дочка не заметила открывшуюся дверь, ей просто не хотелось меня отпускать. Она так вцепилась в меня, что я даже заплакал, и прижался щекой к ее голове. Валерий Анатольевич и дочь, долго стояли в проеме двери, в каком-то оцепенении, не решаясь что-либо сделать. Увидев такую картину, он сказал ей: - Вот видишь доченька, этого ребенка, даже внучка, признала и полюбила; - не скрывая, своей радости, заявил Валерий Анатольевич; - как же он может быть плохим человеком?; - заключил он; Дочка, которую звали Тамара Васильевна, даже прослезилась, видя такую картину. Она тихонько подошла к дочурке, попыталась ее забрать от меня, но у нее ничего не получилось. Наташенька, а так зовут ее дочку, так сильно вцепилась в меня, что даже разрыдалась, когда ее пытались от меня оторвать. Тамара Васильевна, не стала настаивать. Она просто пригласила всех на кухню. Откушать, чего бог подал. Я легонечко, обратился к Наташеньке, чтобы она меня отпустила. Она посмотрела на меня, улыбнулась, взяла меня за руку, и потащила меня на кухню. Пока, мы общались, после приема пищи, Наташенька не слезала с моих колен, облокотившись головой в мою шею, и просто мирно посапывала. Тамара Васильевна, услышав весь мой рассказ, вытерла ладонями прослезившиеся глаза, она взяла слово: - Я, тебя услышала Сережа, жизнь твоя не сахар, как я поняла, но ты не отчаивайся, я постараюсь тебе, в чем ни будь помочь. Она записала мои данные, и пошла к телефону. Валерий Анатольевич сидел с нами на кухне. Наташенька все так же спала у меня на коленях. Ноги конечно у меня отекли, от такой тяжести, но меня это как то, совсем не беспокоило. Он записал, на всякий случай мои данные, данные интерната, чтобы приезжать навещать меня. – Сегодня Сережа, мы переночуем у дочки, а завтра поедем ко мне, познакомлю тебя со своей старушкой; - улыбаясь, сказал он; - старушка, это моя жена; - увидев, что я задумался, заключил он. Я согласился. На душе у меня царили мир и покой. Наташенька, спавшая у меня на коленях, согревала мне душу. Вернулась Тамара Васильевна, после долгих переговоров по телефону. – Не все еще потеряно Сережа!; - начала она разговор; - созвонилась я с работой; - уже повернувшись к отцу; - продолжила она. – Ничего не понимаю! – чуть ли не расплакавшись, сказала она. – Представляешь папа, по данным Сережи, никакой информации вообще не найдено, как будто бы его вообще не существует на свете, - что же это может значить?; - Не волнуйся Тома; - стараясь успокоить дочь, сказал Валерий Анатольевич; - разберемся с этой странной проблемой; - Ты давай лучше, завтра на работе, подними все службы ищеек, пусть ищут. – А я, попробую со своей стороны, чего ни будь поискать; - всю армию на поиски пущу, но найдем! Слушая их разговор, мне стало как то не по себе. Я не понимал о чем речь идет, кто там пропал. Мне стало тревожно. И эта тревога передалась Наташеньке. Она проснулась, но отпускать меня не спешила. Увидев это, Тамара Васильевна, все поняла. И чтобы разрядить напряженную обстановку, она с улыбкой предложила. – Друзья, а не попить ли нам чайку?; Она поставила чайник. И они заговорили о своем, домашнем. Мне было приятно их слушать. Я вдруг, почувствовал себя как дома. Наташенька почувствовала, что я уже успокоился, заулыбалась. И на своем, тарабарском языке, мне стала чего-то рассказывать. Она меня так смешила, что мне пришлось прислушаться к ее тарабарскому языку, и отвечать ей вполне серьезно. Со стороны, эти переговоры выглядели так смешно, что уже смеялись все. Я был просто счастлив!!! Вечером со школы, с дополнительных занятий, вернулся еще один член семьи, Тамары Васильевны сын. Услышав с порога бурный смех из кухни, он поспешил туда. Поцеловал маму, обнял дедушку. Увидел, как мы с Наташенькой ведем переговоры, сначала ничего не понял, но потом тоже рассмеялся. Его звали Александром, ему было 13 лет. Спокойный, добрый подросток. Мы с ним сразу же подружились.