– Тьфу-тьфу, – птенец высунул язычок, потряс головой, словно ему не понравился поцелуй. Потом разинул рот на невероятную ширину и заверещал что есть сил. Элис слетела с ложа, метнулась к дверям, приоткрыв, закричала в щель.

– Мали! Мали, скорее мяса, он голоден!

Старая прислужница уже ждала за дверью с блюдом тонко нарезанного парного мяса. Элис выхватила блюдо, захлопнула дверь, кинулась обратно к орущему чаду.

– Кушай маленький! Расти большой и умный!

Элис осторожно опускала в широкий рот тонкие полоски мяса, и клюв, на мгновение закрывшись, открывался вновь.

– Какой обжорка!

Элис не жалко было скормить птенцу и телёнка, но не повредило бы. Наверное хватит, решила она, убирая блюдо за спину.

– И-и-и! – возмутился птенец и больно ущипнул Элис за руку.

– И! – и тотчас испачкал покрывало.

Скинув грязное покрывало на пол, Элис осторожно повертела птенца в руках, безнадёжно пытаясь определить пол новорожденного.

– Как же тебя назвать?

Вещую птицу Самур, прожившую семнадцать лет у королевы Самоны, звали «Шела Прекрасное Солнечное Утро» (Вещим льстили длинные витиеватые прозвища). И предыдущую птицу звали также. Никогда прежде не сочиняя никому имён, Элис не могла понять, как же это делается? Она перебрала в памяти с десяток человеческих имён и прозвищ, но все они казались недостойными для Вещей птицы.

– Я тоже назову тебя Шела, – решила, наконец, Элис со вздохом облегчения. – Как тебе это имя? По-моему, красиво.

– И-и! – негодующе заверещал птенец и плюнулся.

– Не нравиться? – Озадачилась Элис. – Ну, как знаешь. Ничего лучше мне не приходит в голову. – она улеглась на ложе, положив возле себя птенца, укрыла его одеялом. – Спи, моя Шела, я тебя согрею.

Но птенец оказался на редкость привередливым. Он, то лез под бок Элис, дрожа и пища от холода, то согревшись, вылезал из—под одеяла и бегал по подушкам, размахивая голыми крылышками. То опять, стуча клювом, с суматохой и писком залезал обратно, но очень скоро опять вылезал, выказывая своё неудовольствие… Неугомонный птенец мало спал, много ел и производил невообразимое количество грязи и шума. Правда, в своём гнезде-кровати больше не гадил. Он проворно семенил на край ложа, свешивал попку, раз… и с торжествующим криком нёсся обратно, требуя еды или ласки. С непривычки, королева быстро устала, но жаловаться было некому. Хочешь иметь Вещую Птицу – терпи…

Так продолжалось неделю. По комнатам, с прикрытыми вуалями лицами, теперь непрестанно метались озабоченные прислужницы, едва успевая выполнять все пожелания королевы. Взад-вперёд, туда-сюда. От этих мельканий постоянного недосыпа и воплей птенца, Элис осунулась. Ей казалось, что голова её распухла и отупела, а бесконечные мучения не закончатся никогда.

На восьмой день, к вечеру, мир, в глазах королевы, закружился в пестром круговороте, и она впала в короткое беспамятство.

Глава 5

Звонкий короткий звук, как от лопнувшей тетивы, разбудил Сежи. Быстро приподнялась на локте, тревожно огляделась, медленно возвращаясь сознанием из королевского дворца в свою башню. В комнате не было никого. Кровати Марши и даже Гейлы, которой ещё следовало лежать, были заправлены. Сежи прислушалась. С кухни доносились приглушённые спокойные голоса сестёр, а значит, звук лопнувшей тетивы ей просто пригрезился!

Она вздохнула и, вопреки обычному, не поднялась сразу, а чувствуя слабость и головокружение, улеглась обратно, натянув тонкое стёганое одеяло до подбородка. Устремила взгляд в окно,

на узкую полосу голубого неба по которому короткими росчерками носились острокрылые птицы, и задумалась. Что такого произошло в её жизни особенного, что она стала видеть эти странные ночные видения? Прежде, она вообще редко видела во сне людей, а так красочно, в мельчайших подробностях, да ещё совсем незнакомые, не снились ей вовсе!

Чаще всего, ей снились странные невещественные сны—видения, в которых она была ветром, проносящимся над горами. Лёгким бесплотным существом приникала она к самым скалам, отчётливо видя причудливую вязь узких трещин, серебристые пятна лишайников и резные крошечные листья арифены, растущей только по краю пропасти… Потом вдруг взмывала вверх, ощущая себя уже быстрокрылой птицей. С высоты окидывала горы пронзительным взглядом и, отлично ощущая силу тёплого восходящего потока, легко планировала над острым хребтом, не боясь высоты ни в малейшей степени…

По лестнице проскрипели шаги. Дверь приоткрылась и Эйба задумчиво взглянула на Сежи.

– Ты проснулась?

Сежи поспешно села на постели. Сестра, наверное, вчера о чём-то просила её, а она, совсем позабыла о просьбе! Сознание, спутанное событиями последних дней и ночей, никак не хотело отдавать ей вчерашний вечер.

– Ты можешь одеться? Я жду тебя!

Сежи торопливо спустила ноги с кровати, нащупала ступнями меховые тёплые башмаки, сдёрнула со спинки стула короткое вязаное платье, двумя взмахами гребня успокоила водоворот серебристых волос и, уже сбегая по лестнице, укрепила их заколкой.

– Я здесь! – распахнула двери в кухню и… замерла на пороге.

По всем столам и подоконникам кухни стояли глиняные кувшинчики со свежими распускающими листья ветками. Сёстры, волосы которых были украшены маленькими синими цветами, а поверх платьев из толстой шерсти висели нарядные деревянные бусы, стояли полукругом посреди кухни, радостно глядя на Сёжи. Воздух наполнял тонкий сладким дух выпекающегося пирога.

– Она забыла! – с укором проворчала Эйба, видя растерянность на лице Сежи. – Но как можно было забыть о дне своего совершеннолетия?! – Всплеснув руками, она коротко обняла Сежи, крепко поцеловала в макушку. Все тотчас разом загомонили, бросились обнимать Сежи, ласково поглаживая её по волосам и спине, желая долгих светлых дней, терпения и силы.

Так вот зачем, вчера вечером, они так настойчиво уговаривали её «спать побольше, набираться сил!». Ведь они, в отличие от неё – глупой выдумщицы, не смотрели странных снов о королеве, не грезили о городе, а помнили о дне своей сестры и тайно украшали дом! Преисполнившись неожиданной нежности к сёстрам, Сежи всхлипнула, торопливо размазала слёзы по щекам.

– Сежи, – торжественно начала Эйба, что-то пряча за спиной. – Сегодня тебе исполнилось шестнадцать. По давней традиции, ты теперь имеешь право носить знак совершеннолетней и владеть собственным взрослым арбалетом!

Эйба торжественно вынула из-за спины… арбалет матери! Тот самый, которым владели прежние неведомые хозяева дома, а затем мать и её сёстры, и к которому, как к самому ценному предмету в доме раньше запрещено было даже прикасаться!

– Это мне? – Сежи не могла поверить в происходящее.

– Да. Так мы решили на семейном совете.

Тяжёлый. Крепкий, отшлифованный руками матери и предшественниц, приклад арбалета удобно лёг в руки Сежи. Она осторожно тронула кручёную тетиву из жил степной лошади, дугу из гибкого красного дерева, пальцем прошлась по искусно вырезанному орнаменту из листьев и цветов. Она никогда не мечтала его иметь, а только взглядом, иногда, прикасалась к тому, что сохранило в себе память о её предках.

Слова благодарности застряли в горле Сежи. Она хотела бы сказать, что вовсе недостойна подобного драгоценного подарка, но сёстры смотрели на неё с такой любовью и нежностью, что слёзы вновь перехватили дыхание.

– Мы собрали для тебя ожерелье совершеннолетней! – Оша и Олин протянули тонкую нить бус из голубого стекла. – Оно так подойдёт к твоим глазам!

– А я сделала для тебя новые стрелы, – Гейла подала связку стрел с блестящими наконечниками.

– Но и это ещё не всё, – Эйба задумчиво оглянулась на сестёр, ища поддержки. – Теперь ты имеешь право знать, кто ты!