Возвратившись в спальню, она осторожно опустила большое яйцо в карман, приложила ладонь к скорлупе. Зная, как чувствительна Вещая Птица ко лжи и фальши она старалась теперь передать птенцу всю свою любовь и нежность. Словно признав в Элис мать, птенец перестал беспокойно ворочаться, успокоился и затих.

Глава 3

Уже стемнело, когда маленький гарнизон Северной заставы собрался в большой уютной кухне своего дома-крепости. По давней традиции, сёстры всегда вместе проводили вечерние часы, решая на семейном совете военные и хозяйственные вопросы. Разгоняя мрак, в большом очаге плясал жаркий огонь, из-под крышки большого котла тянуло вкусным духом варящихся с овощами диких птиц, постепенно заполняя сытным ароматом все комнаты заставы. За большим, выскобленным добела столом, разместились все семеро сестёр.

– Сегодня сошли ещё две лавины, – Эйба, как старшая, первой начала разговор, подбросив в огонь смолистое сучковатое полено.

– Возвратились ползуны, и охота была на редкость удачной! – двадцатидвухлетняя Марша с удовольствием провела рукой по выделанным шелковистым шкуркам, любуясь игрой огненных отсветов на серебристом мехе. – К следующей зиме будут обновы не только Оше и Олин. – Марша мельком взглянула на среднюю сестру Леху, чьё двадцатилетие приходилось на первый день лета. Вывернув шкуры наизнанку, натянула их на распяла, повесила на просушку.

– Ты зря беспокоишься, сестра, моя шуба ещё как новая! – Леха заглянула под крышку котла, с удовольствием вдыхая сытный запах похлёбки – Твоя охота и впрямь было удачна! – Сёстры, словно сговорившись, не поминали об утреннем происшествии. Виновница же переполоха Гейла, пригорюнившись, сидела в конце длинного стола. Перевязанная чистой тряпицей рука её, хоть и с

переставшими кровоточить ранами, теперь сильно ныла, вторя ей болела и душа. Никогда прежде не смела девушка нарушить наложенный запрет на охоту, и, конечно же, совсем не собиралась этого делать сегодня. Конечно крупные следы хищницы в избытке встречались ей по пути, и, не попадись эта кошка на тропе, Гейла конечно не вздумала бы её искать, но… кошка казалась такой вялой и слабой, тропа такой узкой, а желание всех поразить своей ловкостью и смелостью, было таким непреодолимым! Отчего-то, только теперь, вспомнились слова матери, которая строго наставляла: «Никакое дело не сладится, если оно не для добра, а для бахвальства. Духи гор не любят хвастовства. Ты ни за что не попадёшь стрелой в цель и с пяти шагов, если пообещаешь сделать это наверняка! Как бы ни было велико твоё умение в чём либо, оно легко отымется от тебя, и ты окажешься на посмешище». Конечно, сестры теперь и не думали смеяться над ней, но от этого было не легче.

Положив перед собой точильный камень, Эйба высыпала на стол новые, кованые, ещё не точеные, наконечники для стрел.

– Тропы уже очистились от снега. С завтрашнего дня начнём обход дальних ловушек, проверим все капканы и самострелы, что остались ещё после схода последних лавин. Птицы начали вить новые гнёзда, значит, скоро лазутчики иноверцев примутся искать новые тропы для перехода. Будьте бдительней! Будьте в сто раз незаметнее, чем снежная кошка… – короткий взгляд на провинившуюся сестру, тяжёлый вздох, – И пора сложить новый сигнальный костёр, ветки прежнего совсем отсырели от снега! – Эйба, хмурясь, взяла первый наконечник.

…Каждая весна в пограничной заставе «Шести сестёр», начиналась с нового сигнального костра. Хотя здесь, на самом высокогорном и труднодоступном перевале редко появлялись дикари, традиция сохранялась, перейдя в привычку. Своим костром застава предупреждала ближайшие крепости об опасности и, по сути своей, сёстры должны были только вовремя замечать врага, но не противостоять ему, укрываясь за надёжными каменными стенами.

Чаще всего, через заставу «Шести сестёр», вслед за сошедшими снегами, пытались пробраться одиночные лазутчики иноверцев. Обычно сёстры находили их уже замёрзшие тела, пробитые стрелами и копьями установленных Эйбой хитроумных ловушек. Никогда прежде им не доводилось сталкиваться с вероломным врагом лицом к лицу и отражать его нападение, хотя старшая сестра раз за разом требовала от маленького гарнизона быть на чеку, и всегда готовится к неожиданностям.

– Когда деревья в долине отцветут, Лехе исполнится двадцать. – как бы между прочим заметила Марша, искоса взглянув на старшую Эйбу. – Её призовут Жрицы Жизни?

Семилетние близнецы Оша и Олин радостно заулыбались, запихали друг друга локтями, подмигивая смутившейся сестре.

– Пей больше тёплого молока, Леха. Быть может, от этого в тебе быстрее зародится новая жизнь? – Оша руками изобразила, как убаюкивает младенца. Близняшкам было весело и радостно. Они уже измучили всех просьбами поскорее принести в дом новую сестру. Об этом мечтали, верили и надеялись. Для желанной будущей крохи тайком шились маленькие башмачки, чепчики и другие пустячки, необходимые для новорожденной. Трижды уже призывали в свой храм Жрицы Жизни старшую Эйбу, дважды Маршу, но… семя жизни не прорастало в их телах. «Мы слишком много времени проводим среди камней и снега. Наши тела холодны и сухи. Дух маленькой девочки не хочет поселиться в таком неуютном доме…» – Так говорила Эйба, обращая больше заботы и внимания на младших сестёр, и, надеясь, что кто-то из них, привлечёт к себе внимание Богини Жизни, дарующей дочерей.

Глава 4

– Застава «Шести сестёр!» – воскликнула Элис, просыпаясь от звука собственного голоса. – Но ведь она существует на самом деле!

Она быстро села на ложе и задумалась. Как узнать, живёт ли там на самом деле сереброволосая девушка, или это только сон? Быть может, на неё подействовала случившееся полнолуние, или, как пугают суеверные служанки: «Это наведённое извне сновидение, призванное отнять покой и разум у королевы!?».

Проще всего, конечно же, было бы послать туда гонца… вот только отчего-то Элис не хотелось это делать? Оставить разгадку для себя? Собраться с мыслями? Или просто она истово боялась разочароваться, увидев на заставе только седовласую старуху?

Задумавшись, Элис не сразу заметила, что в яйце зашевелился птенец. Он начал постукивать по скорлупе и шумно вертеться.

– Рождается?! – воскликнула Элис, увидев тонкую трещину, прошедшую через яйцо. – Наконец-то, вылупляется!

Осторожно улеглась рядом, во все глаза следя через расширившуюся щель, как птенец движется внутри и клювом выстукивает скорлупу. «Кого Вещая птица увидит первым, тот и будет ей хозяином на всю её жизнь»,– вспомнила она старые наставления матери.

– Все вон! – запоздало спохватившись закричала она на прислугу. Вещая должна увидеть только её!

Служанка, принесшая воду для умывания, торопливо метнулась к выходу, плотно затворив дверь, передала охране строжайший приказ под страхом смерти никого не впускать в королевские покои.

Птенец замер, то ли устав, то ли испугавшись крика Элис.

– Ну же, малыш! – Элис осторожно постучала по скорлупе, напоминая, что раз уже дело начато, надо его докончить. Вылупляться, так вылупляться. Но птенец сидел тихо.

– О, Создатель! – испугалась Элис. – Он затих! Может умер? Или так труслив, что боится увидеть свет? Это плохой знак… Словно услышав её слова, птенец зашебуршился вновь, с силой ударил клювом, толкнул головкой, и кусок скорлупы, величиной с пол—ладони, вывалился наружу. На Элис глянул любопытный прищуренный глаз, кожистый клювик открылся в пронзительном: «И-И-И!», – демонстрируя отличное глубокое горло

– Погоди-погоди, мой хороший! Вот вылупимся совсем, тогда и поедим.

Птенец развернулся, и стал пятиться к выходу, высовывая наружу голую серую спинку со смешными пупырышками. Он отчаянно пыхтел, возмущённо пищал. … Наконец скорлупа треснула, и птенец разом оказался наружи.

– Мы родились! – воскликнула Элис, в необычайной радости чмокая птенца в страшненький клювик.