Вторая же часть полностью умещалась в небольшом, легком, но прочном рюкзаке. Для каждого из путников женщины семьи Ан сшили по такому рюкзаку, копии того, с которым когда-то пришел из города Кайтен. В рюкзаках лежало по тонкому одеялу, достаточному для спасения от прохлады южных ночей, смене одежды, а еще множество мешочков с сушеными травами, крупами, орехами, вяленым мясом. Всю это было истолчено в пыль и занимало, таким образом, очень малый объем. В поклажу Таара, кроме того, входил маленький и очень легкий котелок. К тому же, путники полагали, что смогут охотиться и ловить рыбу, которой должно быть предостаточно возле островов. Кайги уверял, что морское побережье прокормит целую ватагу путешественников.
Все дальше и дальше в лес забирались они по старой дороге, ведущей на юг. Вначале она была полузаросшей тропой, после стала наезженной санной колеей. По следам саней они безошибочно добирались до селений людей, и довольно часто удавалось заночевать в доме, после обильного ужина. Хозяевам они, не скрываясь, объясняли: экспедиция, научная, на юг. Это неизменно встречало горячую поддержку, любопытство, с путников пытались взять слово, что на обратном пути они непременно снова заедут и все расскажут. Таар очень старался ничего не обещать.
Потом они приехали в места, где зима наступала позже; потом в те места, где не наступала никогда. Дороги стали широкими, выложенными камнем. Это были древнейшие дороги, построенные в незапамятные времена, когда люди начали расселение на север, и их до сих пор поддерживали и ремонтировали местные жители. Сеть дорог стала более разветвленной, чем на севере, но всегда находились люди, которые уверенно подсказывали, которая из дорог ведет к побережью. Здесь, на юге, люди не сидели по домам, скованные снегом.
И на всем долгом пути через лес ничего не происходило. Просто не могло ничего произойти в этой глуши. Да, путники встречали новых людей, слушали причудливые местные легенды, которые, даже когда являлись одной и той же легендой, неизменно приобретали неповторимый местный колорит. Да, им открывались порой величественные виды с обрывистых берегов могучих рек или со скал, возвышавшихся над деревьями. Были и великолепные рассветы, и яркие закаты, и звенящая тишина, и оглушительный яростный стрекот насекомых, и незнакомые пряные запахи южных трав, и усталость после долгого пути, и вечерние беседы у костра. Все это, несомненно, оставляло след в их душах, создавало впечатления, способные остаться в памяти навечно, но это не было тем, о чем кто-то из них стал бы рассказывать слушателям, даже если бы решился однажды сформулировать.
***
Однажды навстречу путникам вышла тварь. Кайтен обрадовался ей, как родной.
– О, – сказал он. – К людям выходим.
И потянул из ременной петли топор. Кайги немедленно соскочил на землю и бросился к твари.
– Кайтен! – возмутился он. – Зачем сразу убивать?
Он схватил чудовище за символические ушки, и оно замерло. Ретофа покачала головой.
– Признаться, до сих пор я думала, что вы преувеличиваете.
– Я тоже не мог поверить, пока сам не увидел, – признался Таар. Он повернулся к Кайги. – Это не может считаться убийством. Тварь не живая. Это не более чем сгусток негативных эмоций.
– Ну и что? – заупрямился Кайги. – Все равно я против насилия.
Тварь под его руками разлетелась на кусочки. Кайги подпрыгнул.
– Таар! Предупреждать же надо!
– Мы не можем тратить столько времени на каждую тварь, – невозмутимо отозвался Таар. – Или ты хочешь никогда не добраться до островов?
– Ладно, ладно, – проворчал Кайги, снова забираясь на спину ящера. – Но это значит, что мы приближаемся к краю леса.
– Скорее всего, – согласился страж. – Надо бы найти какую-нибудь семью и выяснить у них, сколько нам осталось. Возможно, уже пора оставлять ящеров.
Широкая, натоптанная тропа вывела путников к людям. Семья Но встретила гостей радушно, охотно согласилась присмотреть за ящерами и сохранить поклажу. Дальше жители леса действительно не селились, и совсем недалеко начинались земли цивилизованной страны. Был ли это Торомал, местные не знали и знать не хотели, впрочем, никто из путешественников не сомневался, что они выбрались именно к этому берегу.
Переночевав в гостеприимном селении, путники двинулись дальше налегке. Оружие стражи, посовещавшись, тоже оставили здесь. Рубить людей? Ну уж нет! – дружно решили они. На случай встречи с тварями у них оставались Суномохи и способности Таара. Этим же оружием можно было воспользоваться и в дальнейшем, случись какие неприятные ситуации. Кайтен сказал, что они с Тааром и кулаками кого угодно сумеют отлупить. Итак, все четверо закинули за спины не слишком объемистые, но увесистые рюкзаки, Таар усадил на плечо мышь, и они зашагали по тропе, которую им указали.
Твари на пути не встретились. Торомал нынче был мирной, сонной страной, почти не испытывавшей эмоций, возмущающих лес. Даже слухи о близкой войне не сделали ее более тревожной. Путники трижды заночевали в лесу, а потом тот закончился внезапно, словно оборвался. Дальше тянулись песчано-каменистые равнины, измятые оврагами, но в пойме большой реки, протекавшей впереди, виднелась свежая зелень. Там пашни, пояснил Кайги. Каждый клочок плодородной почвы распахан.
Их проводником стал не Кайги, а Ретофа. Опытная разведчица бывала здесь и прежде, а бывший раб до сих пор чувствовал неуверенность. Он не знал точно, как положено себя вести, и охотно предоставил Ретофе распоряжаться в группе. Вдоль реки по полевой дороге они выбрались к большому поместью, где и выяснили у рабов, куда их занесло. Правда, оказалось, что в этой глухой местности рабы почти не говорят на всеобщем языке, настолько редко сюда забредает кто-то чужой. Но Кайги поговорил с ними по-торомальски, заодно приказав (именно приказав, сам от себя не ожидал!) принести им колодезной воды, чтобы наполнить фляги. Рабы выполнили распоряжение безропотно, нисколько не сомневаясь в его праве командовать.
– Неужели я такой же был? Ужас! – тихонько воскликнул Кайги, когда они уходили.
– Вряд ли, – усомнилась Ретофа. – Если бы ты был такой же, тебе бы в голову не пришло убежать.
Тем он и утешился.
Еще несколько дней путники двигались к берегу, где по дорогам, где напрямик через каменные равнины. Река, еще недавно петлявшая, теперь широко разлилась и выпрямилась, снова приближаясь к их маршруту, а впереди появились скалы, и Кайги уверенно сказал, что берег близко. Вдоль реки и вдоль дорог, по которым они шли, тенилось множество крохотных селений. Жители их, два-три свободных гражданина да полтора десятка рабов, не удивлялись путешественникам, порой угощали их и предлагали остаться на ночь, просто так, даром. То есть, следует признать, не вполне даром: они рассчитывали на истории и новости, которых всегда полно у странников, и которые так редки и ценны в захолустье. Тогда за всех отдувалась Ретофа. Ее историй, пожалуй, хватило бы на год, а вот остальным действительно не стоило рассказывать, откуда они на самом деле. Благодаря такому радушию местных жителей удалось почти не тронуть сушеные дорожные запасы. Но когда случалось останавливаться в поле, не добравшись до жилья, Таар кипятил в своем котелке воду и сыпал в нее порошки в разных сочетаниях. Получавшаяся густая каша была, несомненно, питательной и вкусной, но мысли о том, что придется постоянно питаться подобным бесструктурным варевом, наводили на путников тоску. Иногда удавалось путешествовать по реке. Чем дальше, тем больше было развито речное судоходство. Вверх и вниз плавали и многовесельные лодки, и крохотные лодчонки, и даже грубые плоты. Некоторые охотно брали пассажиров, кто так, для компании, кто с условием о помощи на веслах. Двигаться по реке было удобно и быстро, и жаль, что ни одно из попавшихся путникам судов не собиралось плыть до самого моря.
Так без всяких приключений они пересекли страну Торомал от леса до моря и здесь, у самого устья реки, обнаружили большой портовый город. Он весь пропах одновременно морским бризом, сырой рыбой и нечистотами. Узкие кривые улочки сбегали к реке и морю. Люди здесь не столько жили, сколько работали, и потому никто не заботился об уюте. Это был город дельцов, торговцев, моряков и чужестранцев. Шумное, суетливое место, в котором звучала речь на множестве языков, где толпа была немыслимо пестрой, где много жестикулировали и кричали.
