– Конечно, не сможет, – отозвался Василий. – Хорошо бы, если бы он к тому же понял, что от него никто и не ждет, чтобы он был несгибаемым и железным. Он так боится, что мы сочтем его слабым, что сам еще больше ослабляет себя. Он сильно сдал после этого случая… И я очень хорошо его понимаю. Каждый раз, когда он смотрит на тебя, он видит и ту пустоту, которая зияла бы перед ним до конца его жизни, если бы он выжил, а ты погибла.
– А я, когда смотрю на него, – шепотом сказала Ольга, – слышу свой собственный вой в тот момент, когда его кровь стекала на землю между моими пальцами… – она непроизвольно посмотрела на свои руки.
– А я, – голос Василия прозвучал еще тише, – когда смотрю на вас обоих, не понимаю, как я вообще мог жить и чем дышал до того, как встретился с вами.
Ольга обернулась к нему.
– Это именно то, от чего меня предостерегала Мария. Нам нельзя привязываться друг к другу, иначе, если один из нас погибнет, мир остальных просто разрушится. Нас слишком мало. Мы нужны этому миру, и в первую очередь – не только, но в первую очередь! – мы должны быть просто оружием, холодным и прочным.
– А мы – просто люди, – подхватил Василий, – и никто – ни Желтый Глаз, ни Тени, ни Четырехглазые – не способны лишить нас этого.
– Мы – волки, Вася, – задумчиво сказала Ольга. – Мы – маленькая стая. Один за всех и все за одного. Погибнет один волк – стая отомстит за него и после будет выть, исполняя похоронную песнь на поле битвы. Погибнет вся стая, кроме одного – волк не захочет жить и уйдет следом. В этом наша сила – и в этом же наша слабость. Понимаешь?
– Понимаю, – отозвался Василий. – Очень хорошо сказано, Ольга, друг мой. Очень точно сказано…
***
Прошел месяц с небольшим, точнее – пять недель. По истечении времени пребывания Ольги в качестве гостя турбазы Бьёрн договорился с фру Маргаритой о ее переходе в число работников лагеря. В обмен на выполнение необременительных обязанностей по турбазе – уборки мест общего пользования, вроде бани, умывальника и туалетов, а также периодическую помощь по кухне Ольга получила право бесплатно проживать в домике, пользоваться баней и электричеством, при необходимости брать продукты в кладовой. На выполнение текущих дел уходила пара часов в день. На базе появлялось все больше постояльцев, Ольга занималась уборкой домиков и сменой белья, знакомилась с людьми и исподволь высматривала среди них кандидатов на пополнение их маленького отряда. Пока никого подходящего ей не попадалось.
Тренировки и патрулирование шли своим чередом. Ольга значительно подтянула силовые показатели – однажды утром Василий и подошедший Бьёрн торжественно приняли у нее «экзамен по физподготовке», который заключался в выполнении серии из подтягиваний и отжиманий на одной руке, приседаний на одной ноге и даже ходьбы на руках. Все это Ольга выполнила не без труда, но четко и в необходимом количестве.
– Теперь я за тебя спокоен, – Василий, ухмыляясь, пожал ей руку, – зимой не пропадешь, из-под любого сугроба выкопаешься!
В фехтовании на мечах прогресс тоже был заметным. Ольга все чаще выходила победительницей из учебных схваток с Василием и уже с нетерпением ждала, когда их учитель восстановится достаточно, чтобы самому скрестить с ней клинки. В начале третьей недели после ранения Бьёрн заявил, что устал бездельничать и готов полноценно вернуться в строй. Василий и Ольга благоразумно не стали спорить, и вечером того же дня Ольга, задыхаясь от усталости и восторга, лежала на земле, отброшенная парирующим ударом учителя уже не в первый, не в десятый и даже не в двадцатый раз.
– С возвращением, – простонала она, глядя снизу вверх в лицо улыбающемуся Бьёрну, стоящему над ней с приставленным к ее горлу острием деревянного меча.
Бьёрн по-прежнему не позволял Ольге выходить на патрулирование одной – хотя бы до тех пор, пока ей не доведется впервые скрестить клинки с Тенью, чтобы понять, что ее ожидает. Она заступала в патруль то с Васей, то с Бьёрном по очереди, в течение суток они обходили все маяки, но ни разу за пять недель не встретили ни одной Тени. Такое затишье казалось подозрительным и пугающим. Ольга так и ждала от судьбы внезапного предательского удара. И он не замедлил последовать.
Была середина июля, самое прекрасное, жаркое и богатое на туристов время года в этих краях. Турбаза была полна, все домики были заняты, под деревьями дополнительно стояло шесть палаток. Днем, да и по ночам, в лагере было шумно. Ольга, отвыкшая от детских криков, нетрезвых песен под расстроенную гитару, оглушительных и неблагозвучных воплей из магнитол и радиоприемников, все чаше просилась на патрулирование и с Бьёрном, и с Васей – лишь бы не оставаться на территории турбазы больше необходимого. Выполнив всю текущую работу и отпросившись у фру Маргариты, они бросали в заплечные мешки по бутылке воды и по паре лепешек и отправлялись в Долину уже наизусть выученными маршрутами.
Вернувшись как-то под вечер из похода к четвертому и пятому маякам, располагавшимся на участке Долины между Кара-Йолом и лагерем, Ольга и Бьёрн еще на подходе к воротам заметили какую-то подозрительную суету возле домика администрации. На крыльце стояла фру Маргарита без своей привычной шляпы, ее обступили человек шесть, по виду, местных жителей из деревни. То один, то другой время от времени всплескивали руками.
Подойдя ближе, Ольга увидела картину, поразившую ее до глубины души: фру Маргарита навзрыд плакала, вытирая слезы смятым головным платком. Бьёрн бросился к ней, растолкав деревенских.
– Что случилось? – он осторожно взял ее за плечи и заглянул в лицо.
Фру Маргарита всхлипнула и махнула рукой в сторону домика, где жили Бьёрн и Василий.
– У Васи брат умер, – с трудом выговорила она и снова разрыдалась. Местные жители разом заговорили на своем, незнакомом Ольге наречии, фру Маргарита сквозь слезы отвечала им, показывая рукой то на домик Васи и Бьёрна, то по направлению к деревне. Бьёрн слетел с крыльца и уже через мгновение, с треском распахнув дверь, скрылся в домике. Ольга, не в силах поверить, соотнести с действительностью, осознать только что услышанное, медленно двинулась за ним.
Осторожно заглянув в дверь, Ольга увидела, что Василий сидит, скорчившись и уткнувшись лицом в колени, на топчане в самом углу. Он молчал и только мелко трясся, и это было страшнее всего. Бьёрн стоял рядом, нерешительно протянув к нему руку, зависшую в нескольких сантиметрах над его плечом. Почувствовав присутствие Ольги, он обернулся и беспомощно глянул на нее. Ольга шагнула внутрь, отстранила Бьёрна, села рядом с Василием и, поколебавшись, обняла его. Он никак не отреагировал на прикосновение. Ольга почувствовала, что сердце его бьется очень часто, а вот дыхания она не слышала. Ее собственное сердце как будто споткнулось.
– Вася, – тихо сказала она. – Вася. Отпусти его. Не дай ему забрать тебя. Отпусти. Мы с тобой. Не бойся.
Василий слегка дернулся… и медленно, очень медленно втянул в себя воздух. На выдохе он издал слабый мучительный стон и вдруг задышал часто, прерывисто, явно борясь с подступающими рыданиями.
– Не надо, Вася, – шепнула Ольга, – мы ведь люди, мы должны плакать, когда нам больно… – она почувствовала его запертое внутри горе и сама горько заплакала, прижавшись лбом к плечу Василия, словно бы стараясь вытянуть из него, забрать себе часть его боли. Вася перестал сдерживаться и тоже заплакал, как ребенок, вцепившись в руки Ольги до побелевших костяшек и до синяков на ее запястьях. Бьёрн осторожно присел рядом и положил одну руку на плечо Василия, другую – на плечо Ольги.
– Фимка, – сквозь слезы выговорил Вася, – Фимка… Да как же так! – выкрикнул он и вдруг, оттолкнув Ольгу, соскочил с топчана и бросился наружу. Бьёрн медленно повернул голову и посмотрел ему вслед.
– Пойду, узнаю, в чем дело, – глухо сказал он и вышел. Ольга бессильно легла на бок и свернулась клубочком.
Бьёрн вернулся минут через десять. Тяжело ступая, он прошел к столу, сел на табурет и опустил голову на сложенные руки. Ольга поднялась и села на край топчана, выжидающе глядя на него. Бьёрн молчал. Ольга не на шутку испугалась.
