- Конечно же, нет. Можешь не отвечать, если не хочешь. Я просто… Не знаю… Это банальное любопытство. Извини за это. – Макс опускает голову, стыдясь смотреть мне в глаза.

Я протягиваю ему раскрытую ладонь, и он кладет на нее свою.

- Перестань постоянно извиняться, – говорю я соседу.

В ответ он лишь кивает. Я прячу руки в карманы куртки и отворачиваюсь, не желая встречаться с ним глазами, когда начну говорить об игре.

- Я с самого начала ждала смерти. Каждую игровую ночь смотрела на двери кабины, и все ждала, когда они откроются. Но никто не приходил. Вместо этого они по очереди убивали моих друзей. Одного за другим. Не успевала я опомниться, как это происходило снова. Снова и снова, по кругу. А я все ждала, когда этот круг оборвется. Но это не кончалось до тех пор, пока я не потеряла всех. Я боялась умереть, но в тот день оставаться в живых было даже страшнее.

К тому моменту, когда я заканчиваю говорить, воротник кожаной куртки Макса становится мокрым от моих слез.

- Я рад, что ты согласилась поехать со мной. – Макс поднимается с места.

- Ты так быстро меняешь темы, – вытирая ладонями мокрое лицо, я тоже встаю с неудобного пластикового стула.

Макс виновато улыбается.

- Идем. Нам еще ехать и ехать.

Мы возвращаемся в машину, так и не допив чай.

Когда Макс трогается с места, я замечаю на его лице обеспокоенность. Он так хотел узнать, каково это, побывать на той игре. Но стоило мне заговорить об этом, и он впал в настоящий ужас.

25 глава

На игре

Тук-тук-тук.

Она все ближе подходит ко мне.

Тук-тук-тук.

Тонкие губы Софии искривлены в странной почтительно-восхищенной улыбке. Она смотрит на меня гордым обожающим взглядом. Кажется, для нее я – герой.

Не желая на нее смотреть, я отворачиваюсь.

Раздаются аплодисменты.

- Поздравляю! Ты победила! – восклицает она.

Сколько же восхищения в ее кислом маслянистом голосе.

- Хочешь знать, какая у него была роль?

Я ничего не отвечаю.

- Не хочешь знать, какая роль была у Марка? – спрашивает она протяжным, почти певучим, голосом.

Тук-тук-тук.

Она стоит прямо за мной.

- Повернись и ответь на вопрос, – настойчиво произносит она.

Я остаюсь сидеть неподвижно.

София дает мне пинка. Каблук ее туфли, словно проделывает дыру в позвоночнике. Это пронизывающая боль, но я не издаю ни звука. На сегодня с меня хватит слез.

- Повернись! – она взрывается истерическим криком. – Повернись!

В руке я зажимаю нож, который выудила из тела Марка пару минут назад. Он умер быстро, почти мгновенно. Я не могу оторвать глаз от его мертвого тела. Не могу забыть грустной улыбки, которой он меня одарил перед тем, как смерть застыла на его лице.

- Кто ты? – ломающимся голосом спрашиваю я, поворачиваясь к ней боком.

- А кто я, по-твоему? – парирует она своим фирменным слащаво-ядовитым тоном.

Я прячу нож под правым бедром в надежде, что она его не заметит.

- Маньяк, – высказываю я предположение.

Она начинает смеяться. Заливается диким хохотом, и краем глаза я вижу, как от смеха она вскидывает кверху голову.

- Из твоих уст это звучит особенно смешно, – она снова заходится лающим смехом.

Хоть бы она захлебнулась в этом приступе.

- Я никого не убивала. Вы все сделали за меня, – говорит она, успокоившись.

- Это все – воплощение твоих садистских фантазий? – спрашиваю я, смотря ей в глаза.

Надеюсь, в моем немигающем ледяном взгляде она видит эту всепоглощающую ненависть к ней.

- Это все – всего лишь игра. – София расставляет руки в стороны и невинно улыбается.

- Но не для тебя. Ты ведь получила удовольствие, больная на голову, тварь! – кричу я озлобленным голосом.

Она меняется в лице.

- Ты же после каждого убийства светилась от счастья! А когда казнили Анжелику, тебе только не хватало бенгальской свечи в руке и рождественской музыки. Тогда бы ты точно бросилась танцевать вокруг электрического стула. Какая же ты ненормальная! – продолжаю я, несмотря на растущее безумие на лице Софии.

Она сжимает руки в кулаки. Впивается ногтями в собственную кожу, пока сверлит меня глазами.

- Тебя избивала мать или отчим насиловал каждую ночь? А может, над тобой издевались в школе? Или нет? Какое у тебя оправдание? – требовательным голосом спрашиваю я.

- Замолчи, Ада. Ты не хочешь умереть здесь. Поэтому, замолчи! – строгим тоном отвечает она.

Я вижу, что ей с трудом удается держать себя в руках. Но мне уже не остановиться. Я хочу добить ее, довести до предела. Пусть ей хоть немного станет также больно.

- Запугивание, ограничение других в свободе, получение удовольствия от чужих мучений, помешанность на оружии. Я знаю, чем ты больна, София. Знаю, – произношу я едким тихим голосом.

Она садится на корточки передо мной. Теперь, мы смотрим друг другу в глаза.

- Знаешь… Другие ненавидят, когда я ставлю им диагнозы. Но я поставлю еще один.

Она хватает меня за волосы, но я продолжаю говорить.

- У тебя садистическое расстройство личности. Ты никакой не гений, София. Ты такая же больная, как сотни других убийц.

Я выплевываю слова ей в лицо.

За волосы она тянет мою голову, разворачивая лицом к себе. Смотрит на меня своими безумными сверкающими темными глазами, белки которых налиты кровью.

Ей нравится смотреть, как натягивается кожа на моем лице, и поэтому она тянет еще сильнее. Видеть удовольствие на ее лице мне совсем не страшно. Я достаточно увидела за сегодняшний день.

Она может снять с меня скальп, выдавить мне глаза, отрезать по очереди пальцы, засунуть дуло пистолета в рот и выстрелить. Но ничего из этого не станет хуже всплывающих перед глазами картин.

Сегодня у смерти было мое лицо, тихо подкрадывающейся из-за закрытой двери с ножом в руке. Она принимала мой облик, мы становились с ней единым целым, да так сроднились, что в итоге победили.

Но она не отпускает меня, засела в голове и шепчет о незавершенной игре. Мы научились слаженно работать. Поэтому, я, не подавая вида, достаю правой рукой, спрятанный под бедром окровавленный нож. В последний раз смотрю в ее сумасшедшие глаза и на дрожащий от удовольствия подбородок, а затем резко ударяю ее ножом, целясь, впервые за день, в самое сердце. Она почти сразу разжимает из рук мои влажные волосы, раскрывает рот и падает.

- Не стоило подходить так близко, – процеживаю я хриплым голосом.

26 глава

Спустя год, два месяца и два дня после игры

Мы попадаем в пробку, когда оказываемся в горной местности с узкими извилистыми дорогами.

Из-за царящей в машине тишины мне начинает казаться, что я оглохла. Я уставилась на панель с электронными часами и жду, когда наступит следующая минута, а затем следующая.

Неожиданно Макс открывает свое окно, и различные звуки наполняют наше авто: звуковые сигналы автомобильных клаксонов, шум ветра, голоса людей и даже лай собаки.

Удивленная последним, я оборачиваюсь и вижу, что в иномарке позади на переднем сидении сидит лабрадор. Он высунул свою мордочку в наполовину открытое окно и дышит, высунув на бок язык, изредка выражая свое желание оказаться снаружи негромким лаем или повизгиванием.

Когда Макс замечает мой интерес, он опускает стекло и слегка кивает мне в его сторону.

Моя голова оказывается снаружи. Горный ветер обдает лицо прохладой и спутывает длинные волосы, часть которых прилипает к губам и оказывается в приоткрытом от восторга рте. Я делаю такие глубокие вдохи, что все внутри заполняется холодным воздухом. Что-то в груди даже начинает больно щемить, но я не останавливаюсь, продолжая делать глубокие вдохи.

Неожиданно раздается голос Макса и мне приходиться вернуться назад.

- Ты любишь собак?

Услышав вопрос, я начинаю светиться, потому что мое сердце переполнено любовью к этим созданиям с добрейшими глазами, бесконечной преданностью и виляющими при виде хозяина хвостами.