Охранник волоком вытаскивает мое тело из кабины и бросает посреди подвала. Теперь, я бьюсь в судорожных конвульсиях, лежа на холодном бетонном полу.

Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем мне удается подняться. София протягивает мне нож и кивает в сторону кабинки Марка.

Тот умоляюще смотрит на меня, но я отбрасываю нож к его ногам.

- Почему я должна это делать? Почему ты не можешь убить меня?

- Ада… Пожалуйста, - он склоняет голову набок.

- Думаешь, если я убила пять человек, я с легкостью сделаю это и с тобой? – кричу я, пока по щекам струятся теплые слезы.

Можно ли считать высшим проявлением любви его поступок? А мой, когда, набравшись смелости, я снова беру в руки нож и ударяю им того, кого безумно люблю?

Я никогда не причиняла физического вреда людям. Мысль нанести кому-то хоть какое-то увечье, даже по случайности, вызывала ужас, но настоящий ужас выглядит не так.

Он не такой, каким его представляешь в своей голове, когда боишься чего-то плохого. Он даже отличается от того, который испытываешь, когда теряешь близкого человека.

Настоящий ужас - оказаться в подвальном помещении дома на окраине города, оборудованного так, что никто не услышит твоих криков, даже если сорвать голос; лежать на отвратительно грязном полу и не испытывать ни капли брезгливости; быть окруженным двенадцатью трупами и знать, что шестеро из них истекли кровью по твоей вине; не иметь возможности сделать глубокий вдох, из-за запаха паленой плоти, моментально вызывающей рвоту; чувствовать себя победителем в битве, но проигравшим войну за собственную жизнь.

23 глава

Спустя год, два месяца и один день

Бель заходит ко мне перед сном и спотыкается, наткнувшись на чемодан.

- В этой кромешной тьме можно и ноги переломать! - возмущается она.

Я включаю лампу, а она тихо прикрывает за собой дверь и направляется ко мне.

Изабель - худощавая и невысокого роста, волосы выкрашены в бордовый цвет, ногти она красит исключительно в черный, хотя в одежде предпочитает светлые оттенки. На работу она всегда надевает брючный костюм. Обычно, на ней белоснежная блузка с ажурными вставками на воротнике и брюки, слишком широкие в бедрах. Чтобы казаться выше, она всегда носит обувь на каблуке.

Но сейчас она в оранжевой махровой пижаме, волосы распущены и слегка спутаны, на лице не осталось следов косметики, но она все равно остается прекрасной.

- Твой парень знает, как ему повезло с тобой? - спрашиваю я.

- А твой? - спрашивает она в ответ, укладываясь рядом со мной.

Я улыбаюсь и поворачиваюсь к ней. Теперь мы лежим, смотря друг другу в глаза.

- Он тебе хотя бы нравится? – спрашивает Бель, заставляя подумать о Максе.

Я молчу. Просто не хочу копаться в себе и своих чувствах.

- Потому что, если нет, то так ему и скажи.

Макс и Бель напоминают мне брата с сестрой. Хотя, порой даже семьи так не заботятся друг о друге.

- Почему он делает это? – спрашиваю я.

- Каждому поступку есть объяснение. Уверена и у него есть. Может, однажды он расскажет тебе свою историю.

- Он хочет помочь и, кажется, у него получается.

- Тогда хорошо, что вы решили куда-то съездить.

- Я могу испортить весь его отдых.

- Он взял этот отпуск не для себя.

- А если бы я не согласилась?

- Взял бы отпуск в другой раз.

- Когда?

- Когда ты была бы готова.

- Я не хочу его расстраивать.

На лице Бель появляется легкая улыбка.

- Ты пугаешь его. Временами, я замечаю, в каком он находится шоке от твоего поведения, но, несмотря на это, продолжает тебе помогать. Ты же видишь, он не отворачивается даже в самые сложные моменты. И я думаю, что это самое важное и нет ничего ценнее такого отношения.

Я обнимаю соседку, от ее волос исходит сладкий аромат, похожий на бабл гам.

Утром Макс обнаруживает нас под моим одеялом. Мне кажется, что я сквозь сон слышу, как расплываются его губы в улыбке, как он тихими шагами подходит к кровати, чтобы взглянуть на нас поближе, и как он цокает, когда замечает, что Бель заняла две моих подушки, а я лежу на самом краю. И, тем не менее, его эта картина трогает, я вижу это по его глазам, когда открываю свои. От неожиданности он подпрыгивает.

- Ты застала меня врасплох.

Бель с закрытыми глазами отвечает ему:

- В следующий раз не будешь подглядывать за девочками.

- Я просто хотел сказать, что нам через час выезжать. Так что…

Я киваю ему.

- Уже встаю.

- Я приготовил завтрак. Надеюсь, тебя не стошнит от яичницы?

Мне даже не кажется это смешным, но я начинаю смеяться. Заливаюсь таким громким смехом, что он эхом отражается в моем сознании.

Макс с Бель с любопытством смотрят на меня, словно я ребенок, впервые издавший новый звук. Я останавливаюсь так же неожиданно, как и начала, а мои соседи делают вид, что ничего не произошло, за что я им благодарна. Но в душе они ликуют, так же, как и я. Еще одно маленькое достижение, ведь, как говорил Цицерон: величайшая победа - победа над самим собой.

24 глава

Спустя год, два месяца и два дня после игры

Я и раньше ездила на море, но сейчас воспоминания об этих поездках кажутся далекими и даже нереальными. Будто это было в другой жизни, и сейчас я лишь слышу их отголоски.

Мы едем целый день, и когда наступает глубокая ночь, я замечаю сонные глаза Макса. Он прикрывает рот во время зевков, а в перерывах между этим занятием трет глаза. Иногда он останавливается, выходит на улицу и разминает ноги. Когда мы оказываемся на заправках, он подолгу стоит у машины, прежде чем вернуться назад.

Сейчас мы оказываемся у небольшого придорожного кафе. Макс тормозит и выходит из машины. Я остаюсь сидеть на месте, но через пару минут сосед стучит в мое окно.

Я открываю дверь, и меня обдает знакомым морским, леденящим до костей, сильным ветром.

Макс расположился за столиком, на котором стоят две чашки чая. Я бесшумно сажусь напротив него, съеживаясь от холода. Заметив это, сосед приносит мне из машины свою куртку.

Мы сидим в абсолютной тишине, которую нарушают проезжающий по трассе транспорт, трепет деревьев и причмокивания Макса.

Раньше меня ужасно раздражало, когда люди издавали звуки во время приема пищи, но сейчас я знаю, что есть куда более страшные человеческие пороки, чем чавканье.

Он тянет губами чай вместе с воздухом, издавая при этом странные булькающие звуки. Спустя несколько минут я даже начинаю находить это зрелище умилительным.

- Прости. Так делать нельзя, - извиняется сосед, заметив, как я буквально сверлю его глазами.

- Ерунда. Пей, как тебе удобно.

- Он ужасен. Никакого вкуса. Как будто землю растворили в воде. Не могу его пить иначе.

- В школе на обед нам всегда давали черный чай в грязных граненых стаканах. На вкус и на вид он был, как ржавая вода. В колледже продавали заварочные пакетики самого дешевого чая в пластиковых стаканчиках. Нужно было еще отстоять в очереди к чайнику, чтобы приготовить этот напиток Богов. Дома я всегда пила какао или кофе с молоком. Но однажды меня угостили мятным чаем. И это был самый вкусный чай в моей жизни.

- Мой мятный чай? – спрашивает Макс, тыкая себя пальцами в грудь.

Я киваю и одариваю его широкой улыбкой.

- Ты мне сейчас льстишь, да? – спрашивает сосед, изображая на лице подозрение.

Я поднимаю руки, будто хочу сдаться.

- Говорю только правду и ничего кроме правды.

Макс улыбается, когда осознает, что открыл для меня что-то с лучшей стороны.

- Каково было находиться на той игре и не знать, выживешь ты или нет? – неожиданно спрашивает сосед.

Такие вопросы для меня, как ведро ледяной воды, вылитой на голову. Они сразу возвращают в реальность, снимают любую усталость и бодрят лучше крепкого кофе.

- Только не говори, что ты затеял эту поездку ради ответов на свои вопросы.