- Ох, Базиль! - попенял коту хозяин, - Я же говорил - надо гулять одному!
Базиль вроде бы согласился - да, надо бы, но проводил Антона до дому, ступая немного впереди, и первым скользнул в дверь. Вскоре оба задремали; кот на груди хозяина ощутил, как сердце стало биться ровнее, деликатно ушел "в ноги".
***
Бенедикт же до света находился в пространствах напряженных и рвущихся струн Николая из Кузы, а дыхание его почти не беспокоило свечи. Когда сероватый свет снова заполнил окно, он вспомнил, что должен наступить день. Из этого следовало многое - день становился понедельником. Начать следовало с того, чтобы снова стать невидимкой. Простофиля-ректор так отвык от этого, что сегодня привычная маска почти не получилась. Он вспомнил, что надо побриться, сделал это. Потом увидел, что на нем до сих висит не поддающееся определению длинное нечто с рукавами и решил, что для понедельника оно никак не подходит. С осторожностью (ритм сердца восстановился, но сделался каким-то хрупким, а воздух ощущался слишком сухим и пустым, зимним, ненасыщающим), он добрался до "гробницы" и нашел официальное одеяние. В кабинете увидел, что оно уже не такое черное, как надо бы, а, скорее, буровато-темно-серое. Но заводить новое ради одного дня было бы слишком поздно, да и где его взять до рассвета?
Почти засветло крепко хлопнули входною дверью. Пламя дрогнуло, и Бенедикт загасил его, ненужное. Крепкие, увесистые шаги - и рядом шаги неровные; казалось, что первый человек регулярно подталкивает другого в спину. Бенедикт обернулся в предвкушении к своей двери - ему показалось, что наконец поймали виновника. Подошли еще двое-трое, два мужских голоса подали короткие реплики, третий ответил, и тот, кто громко топал, подошел и стукнул в дверь. Бенедикт вскрикнул: "Входите!" и переместился в резное кресло у освещенного окном торца. Пока дверь открывалась, он заметил, что обут по-прежнему в шлепанцы и толстые носки - и поспешно спрятал ноги под стол.
В едва приоткрытую дверь втолкнули старшего повара. Он так и стоял, растрепанный, дергал усишками, пока еще четверо не обошли его. Самый толстый толкнул повара на место по правую руку от ректора, сам же сел слева. Остальные подхватили стулья и наскоро уселись. Все они были медиками. Тот, кто втолкнул повара - сам декан. Он человек полнеющий, с сырым шумным дыханием, вульгарно рыжеватый. Подобно Нерону, он волосат, но заросли на руках изничтожает беспощадно, чтобы не пугать больных - ведь его пациенты приносят хороший доход, они богаты и привередливы. Тот, кто уселся сразу после декана - Тео.
Тео, доктор Крестоносец, спокоен, его не клонит в сон. Это значит, что пока ничего важного с Игнатием не произошло.
Остальные, два доктора медицины помоложе, устроились слева - глава лазарета и его заместитель.
В лексиконе Людвига Коля родилось еще одно удобное выражение - "думать хором". Он считал, например, что университетский священник думает хором даже наедине с собою; значит, выражение это появилось на свет в первый раз куда раньше, чем его обнародовал Льюис Кэрролл. Так вот, именно сейчас сановные врачи решили, что уже пора. Тогда декан подал знак, начальник лазарета толкнул локтем повара, и тот встал, озираясь. Бенедикту казалось, что дух Людвига овладел им. Он видел сейчас, как разворачивается действо человеческой машины, и сам из озорства решил ее хода никак не поддерживать. Да и не смог бы, если честно - так ему было худо. Но тогда Простофиля Бенедикт публично отказывался дальше играть роль невидимки.
Начальник лазарета тем временем произнес негромко:
- У меня три студента. Все они блюют с субботы, а со вчерашнего вечера дрищут с музыкой чуть ли не болотной водой.
Он назвал имена - три имени, студенты хорошие и с разных факультетов. Тео покопался в бороде (она нас глазах превратилась в клочья) и серьезно ответил:
- Млатоглав сейчас умирает от кровавого поноса. А что, если и у нас так? Что тогда?
Бенедикт видел, как они подумали хором не "Пусть это будет что-то другое!", а "Он прямо назвал его Млатоглавом!". Декан раскраснелся то ли от удовольствия, то ли по причине серьезного гнева. Но греческому выходцу официально и молча разрешали исполнять партии Ужасного Дитяти.
Декан воздел толстый палец и ткнул не в воздух, а прямо в брюхо старшего повара:
- Это все твоя капуста! Ее есть было невозможно.
На левой скуле несчастного красовалось большое ярко-розовое пятно и царапина, а на среднем пальце декана - перстень с крупным камнем. Если совещание не затянется, то к концу его лицо несчастного кухаря будет отмечено большим отечным синяком. Он в недоумении глядел на врачей, но не на ректора. По его убеждению, все прекрасно знали, что повара крадут еду; но сейчас некая важная особа, не повар, решила украсть вместо продуктов деньги...
Кухаришка начал слезные оправдания. Он купил бочку квашеной капусты с хорошей скидкой, все с нею было в порядке. Сказал, у кого и когда именно купил. А больше ему ничего не известно, это не он ее тушил. И он снял пробу перед тушением. Да, он снял! А тушили все, как обычно - кто свободен, тот ее и перемешивал.
Декан повелел ему заткнуться и в дальнейшем забыть о выгодных скидках - иначе ему придется забыть и о такой хорошей сытной должности.
Бенедикт что-то вспомнил и сказал возражение для Тео - этого не ожидал никто:
- Эти трое - самые бедные. Все знают, что они делают письменные работы за деньги. Только они и могли съесть на ужин такую мерзость.
Врачи опять подумали хором, что ректор - уже не жилец. Он сидел, неподвижно сползая со спинки кресла, свинцовый, синюшный, с непокрытой седой головой. Хорошо бы, если б не выжил и Млатоглав. О том, что никто из них ректором не станет, им даже и думать так не пришлось. Было принято радостное решение - виновата капуста, раз ее не ел даже неприхотливый Бенедикт! Повару приказали избавиться от остатков, возместить убыток из своего кармана и обеспечить щадящее питание трем пострадавшим - тоже не за счет университета.
А Тео чесал и чесал бороду, она торчала клочками сразу во все стороны. Не исключено, что именно Тео придумал пожертвовать Бенедиктом, Людвигом, Вегенером. Если это будет не опасно - то и Месснером, кого в свое время спас Бенедикт и за которого до сих пор отвечал. Тео носил бороду, но брил усы; Бенедикт знал сейчас, почему это: борода позволяет приобрести авторитет и мягкий мудрый облик, а усы впитывали бы запах трупов на вскрытиях, и тогда под носом постоянно воняло бы. Волосы впитывают трупную вонь надолго. Вот поэтому Теодор Крестоносец брил усы и сохранял бороду. Бенедикт теперь понял - это враг, терпеть которого следовало только ради Игнатия. На самом деле он давно знал Тео и отвечал за него как за чужестранного гостя. Бенедикт надеялся, что Тео, чужак, предаст при необходимости всех, кого угодно, но только не студентов, которых считал своими - например, не пугливого Амадея и умудренного Альбрехта.
Бенедикт знал без слов: пока еще жив Млатоглав - лекари, самые уязвимые в университете, живут в неощущаемом, привычном ужасе: им приходит на ум зараза, исходящая от инквизитора, но об этом смеет говорить открыто только чужак Тео. И черт знает что может выдумать лихорадящая голова Млатоглава! Но медики не начнут действовать сами, пока их не тронут. Еще Бенедикт знал: сначала Млатоглаву будет выдан именно он - врачи знают и так, что остается ректору немного, их совесть из-за этого притихнет, а Игнатий тем временем умрет. Но из-за общих книг потянется цепь к проницательному Людвигу, а от него - к Вегенеру. Пьяница Герхардт Вегенер сейчас признается во всем и еще добавит многое от себя, если пообещать, что от него отстанут бесы. Их троих посчитают еретикам и педерастами, это позволит сразу отграничить зону распространения заразы, потому что остальные, чистые, спрячутся в позорной тени. Но может пострадать и молодой Антон Месснер - как ученик Людвига и как хозяин очень странного кота. Пока никто Месснера не знает - это значит, что обвинят его в колдовстве и что зараза поползет дальше, в город, тогда сети Млатоглава поймают очень, очень многих не самых плохих студентов и незнакомых горожан! Тут Бенедикт приостановил сокрушительную мысль. Поскольку с поваром все было решено, и все заметили, что ректор сидит с непокрытою, как на похоронах, головой (шлепанцы заметили только декан и Тео), Простофиля Бенедикт, Куча Грошей, с незаметным брезгливым презрением закончил совещание и разослал маститых врачей по делам. Но уж пусть сперва Млатоглав соизволит слезть с горшка - возможно ли это, врачам виднее!
