Ректор Бенедикт, не давая себе в том отчета, мог делаться невидимкой не только после наступления сумерек. Способность эту он знал за собою давно, он и днем выглядел серовато, пыльновато; его, бывало, не находили посетители - а он, оказывается, мог просто сидеть в углу собственного кабинета за книгою. И вот сейчас его коллеги думали, наверное: если погас в окне мутный скачущий ореол маленькой свечи, то, значит, предводитель отложил свои записи и лег. А запоздавшие студенты точно знали: вот сначала он сидел, перебирал денежные, учебные и иные долги, а потом улегся мечтать и строить козни против очередного хорошенького мальчика или мальчиков. Бенедикт, хоть и прозвали его Простофилей, отлично знал, что именно о нем могут думать - всегда или одно, или другое.