Так закончилась осень, миновали зима и большая часть весны. Деревья отпустили на волю нежные светлые листья. Как-то раз в зверинце получилось затишье. Выбирали Короля и Королеву Мая, поэтому служители оправились в город и свалили работу на новенького. А звери тоже решили не терять времени: кто воспитывал детенышей, кто ухаживал за будущей супругой. Мартышки поняли, что Антон здесь один, обрадовались и тут закидали его дерьмом. Мартышки из следующих клеткок повторяли то же самое за соседками, Антон уворачивался, и милая дорожка превратилась почти что в сток для навоза. Антон покряхтел и отправился за ведрами и лопатой. Для этого надо было идти далеко, за большие деревья - князю не нравилось, если кто-то из его гостей видел хоть какую-то работу, он хотел создать иллюзию земного Рая, где люди и звери обитают в мире и счастии.

У сетчатого домика для крыланов рос высокий клен. Звери были умные, ориентировались хорошо - честно сказать, они разжирели и обленились, далеко улетать не хотели. День был ясным, небо не испорчено ни единым клочком облаков, и летучих созданий выпустили погулять еще с утра. Антон увидел, что они не висят, как обычно, на нижних ветвях. Нет, им как-то удалось встать на слабые задние лапы и сойтись в кружок. Сначала Антон подумал, что они тоже пляшут у Майского Дерева, но, подошедши поближе, понял, что они секретничают. Юноша остановился за кустами и прислушался. Помилуй Боже, эти существа говорили по-немецки, хотя и со странной невнятностью! Они еще и жестикулировали, вполне по-человечески, разве что перепонки между пальцами мешали.. Антон подобрался поближе и понял, что звери горячо спорят.

- Наши катышки, - втолковывал тот, кто поменьше, - Такого же размера, как и те конфекты. Можно незаметно подменить, так?

Катышки - это зимний корм, приготовленный из меда, обрезков сухих фруктов и ореховой крошки.

Самый большой, вожак, отвечал на это:

- Мысль хорошая.

- А как быть с пастилой?

- На складе у управляющего есть целый рулон, но нам его не унести. Яблочная. И сидр.

- Его высосем через соломинки!

- Но как незаметно попасть в лавку, а?!

- Разум даровал нам Король. Придумаем.

И заметив Антона, вожак поманил его, махнув крылом:

- Эй, парень! Раз уж ты тут, скажи - сколько весят и как продаются конфекты?

Антон попятился; вожак смотрел на это с крайним неодобрением:

- Да я не знаю. Думаешь, у мня хватает богатства жрать конфекты?

- Да ну тебя! - отмахнулся крылом вожак, а все остальные загалдели наперебой. Дело было в том, что гостьи князя (а он женщин любил) попросту закармливали зверей, и особенно милейших крыланов. Перепадали им и дорогие лакомства - сначала дамы побаивались, а потом начинали восхищаться и льстить зверям прямо-таки наперебой. А теперь они решили добывать их сами, и регулярно. Кто-то предложил зарабатывать честно: показывать представление о людях (естественно, немое), но вожак решил, что это будет слишком опасно: как бы не попасть и на костер за такое.

Антон ушел как можно более незаметно. День был все так же ясен, но взметнулся сильный ветер. Что-то в мире изменилось. Понимать по-немецки эти баловни могли, наверное, уже давно. Но разум? но речь? Такое не развивается постепенно, а может быть только даровано в один момент, как Адаму, самим Господом. Но Его ли они имели в виду, упомянув Короля? Вероятнее всего, нет - иначе бы вознесли в полете благодарственные молитвы, а не обсуждали бы грабеж да лакомства, стоя на земле. Кто же такой Король? День стал дурным, все переменилось слишком быстро. Если бы ветки начало трепать против ветра, Антон бы не удивился, нет. Может быть, на мгновение так оно и было. Не удивился бы. Но его оцепенелый страх показался бы на поверхности привычного рассудка. Миру оставили прежний вид, но во что он превратится, если эти животные умно заговорили без божественного вмешательства? Кто решился творить свое в мире Божием?

Антон вернулся с лопатой к мартышкиным клеткам. Если разум будет дарован этим завидущим озорникам, что же они учудят? Мартышки визжали и стрекотали по-своему, действовали по-прежнему, искали друг у друга в шерсти, ссорились или спаривались. Ни у кого другого разума тоже не было.

С той поры тревога поселилась в теле Антона, особенно в ногах. Звери это чуяли - кто нервничал, кто норовил напугать. Особенно любил пугать большой олень, которому было позволено пастись на свободе. А крыланы молчали при нем, но смотрели так досадливо, так неприязненно, что он начал бояться мести. Поэтому парень взял у княжеского управляющего расчет и ушел, куда глаза глядят.

***

- Антон, что это за Король?

- Погодите, господин ректор. О нем речь еще впереди. Если это, конечно, был тот самый Король...

Убравшись подобру-поздорову из княжеского зверинца, Антон все лето проплутал, разыскивая хоть какой-то след истории с Крысоловом. Старый Эомер, зачем ты открыл мне проход сюда? Получалось, что нигде, кроме Гаммельна, эта тварь не побывала - а если и побывала, то жители держали рот на замке, дабы не осрамить себя перед чужаком. Дети в городках и деревнях были совершенно обыкновенными, всех возрастов сразу, и везде их было много. Так Антон выбрался на север, к морю, в местности влажные и холодные. Когда покончили с урожаем, ему пришлось думать о первой его самостоятельной зимовке в пути. Другие странствующие студенты и подмастерья оседали в цехах и университетах, но Антону там места не было. Что бы он ни делал, все натыкался на какую-то невидимую стену, и никто не желал приютить его - видно, расспросы о Крысолове сделали свое дело. А университетов побаивался он сам, хотя у него были деньги.

Выбора у парня все равно не было, и осенью он прибился к бродячей труппе "Укротители мышей".

- Это странно, - сказал он Бенедикту, - Но я не запомнил ни их имен, ни прозвищ. Как во сне.

"Не исключено, что все это и было сном - да еще и не твоим, мальчик мой", - вскользь подумал Бенедикт и встряхнул головою, как в дремоте.

Труппа "Укротителей" была чистой воды шутовской. Актеры на самом деле показывали целое стадо мышей, ведущих себя по-людски. Их представления были понятны даже самому тупому ребенку и не вызывали гнева ни у кого, а такого и представить себе нельзя. Эти ребята были (до поры до времени) везучими, деньги зарабатывали постоянно и взяли Антона на подмогу. За мышами присматривать и собирать то, что дадут, в шляпу.

Старшим был могучий молодой мужчина в кожаной куртке с костяными пуговицами. На грудь ее он приладил небольшое круглое зеркальце.

- Не знаю, может быть, это был сам Ойленшпигель - но его имя там звучало иначе.

В белобрысых кудрях этого детины всегда застревали соломинки и перья - да и сам он по утрам нарочно набивал ими свои космы. Неуклюжий и храбрый до наглости, он потешал зрителей грубыми шуточками, всегда под рев публики. Бывало, он спасал представление - это если мыши были слишком сыты, капризничали или уставали.

Второй - гибкий негр с чисто выбритой головою. Он ублажал публику совершенно невозможными акробатическими трюками.

Третий - очень низкорослый, но не карлик и не лилипут. Он пародировал и негра, и настоящих карликов. Он умел чревовещать и разговаривал за мышей - но так, чтобы зрители понимали: сами мыши не разговаривают.

Четвертой была девушка с русой косичкой. Ей полагалось играть на флейте или на скрипучей виоле. Иногда эту виолу специально расстраивали. У нее получалось смешно, а мыши против такой музыки не возражали.

Последний - очень красивый юноша, темнокудрый и с карими глазами. Вероятно, он или его предки были крещеными евреями. Он пел высоким тенором под флейту, но виолы избегал.

С мышами работали все понемногу. Даже Антон - он казался смешным из-за рыжих кудрей. Еще был кот.