— Конечно, — моментально парировал Финн, — если ты сама не хотела мне об этом говорить. — Браун ничего не отвечает и возвращается к сценарию у себя в руках, начиная пролистывать его в поисках новой сцены для репетиции. — Не знаю, почему меня сейчас это так удивляет. Я давно уже должен был привыкнуть к твоему молчанию.

— Должен, — глухо отзывается девушка.

Она очень надеется, что он услышит в её голосе нежелание разговаривать с ним и всё-таки покинет зеркальную комнату, потому что она хочет наконец-то нормально позаниматься столько времени спустя. В одиночестве. Без его присутствия, которое может всё только разрушить.

Когда Милли думала о встрече с Финном, она надеялась, что это произойдёт при абсолютно других обстоятельствах. Она надеялась, что они встретятся на каком-нибудь великосветском мероприятии, когда она бы выглядела неотразимой и фантастической, а он был бы всё тем же неразборчивым музыкантом. Она бы похвасталась ему своей невероятной актёрской карьерой и в целом позиционировала бы себя как счастливую и успешную девушку (или уже женщину), которой было хорошо и без него. Она надеялась, что он увидит её такой и пожалеет о том, что бросил её когда-то.

А что в итоге? Она стоит перед ним, сломленная и больная. Несчастная. Он видит её страхи, боль и агонию, её тщетные попытки выбраться из всего этого кошмара. Это точно не то, на что она надеялась. Это было определённо весьма удручающее зрелище.

— Я не понимаю, как можно практиковаться в чём угодно вот под это. — Вулфард кивнул в сторону играющего проигрывателя. Милли фыркает, а он продолжает: — Серьёзно, это скучно. Это абсолютно неподходящая музыка.

— Ну да, это ведь не то, что ты слушаешь. — Она упорно, но бессмысленно снова и снова пролистывает сценарий в руках, пытаясь хоть чем-то себя занять.

— Я так и знал, что ты это скажешь. Ты ненавидишь мой психоделический рок, — Финн говорит это с надменной улыбкой.

О, девушка прекрасно знает, что именно она обозначает — насмешка.

— Я не ненавижу его, — отвечает она с лёгкой улыбкой. — Я люблю Jefferson Airplane. Голос солиста просто… — Милли замирает, как будто раздумывает над словом, постукивая сценарием по губам. — Завораживает. И тексты у них очень интересные.

Она видит, как удивлённо вытягивается лицо Вулфарда, — это абсолютно бесподобная реакция на её слова. Кажется, он действительно впечатлён её ответом. Браун, довольная произведённым эффектом, продолжает:

— О, ещё мне нравится Blue Cheer, ну, знаешь, те самые, которые экспериментировали со звучанием своих песен. Потом Steppenwolf и Hawkwind. А, ну и, конечно, Сид Барретт. Он красавчик.

— Звучит неплохо, — говорит Финн с широкой и радостной улыбкой. — Я, кстати, хотел бы быть его гитаристом.

— Я знаю. — Браун пожимает плечами; как будто он не твердил ей об этом раньше. — Cream тоже неплохие.

— О нет, они слишком коммерческие. — Показушно кривится парень.

— Конечно-конечно, — передразнивает его Милли. — Но я всё равно их люблю. Наряду с Iron Butterfly и их «In-A-Gadda-Da-Vida»

— Эта песня была очень популярна. А ещё…

— Она изначально должна была называться «In the Garden of Eden», но кое-кто был под наркотой, и они этого не сделали, я знаю.

Девушка сама гордилась своими знаниями, что уж говорить про Финна — тот, кажется, был восхищён.

— С чего вдруг такие познания в музыке? — спросил он, склонив голову набок.

Милли не отвечала. Это было слишком личное. То, о чём он никогда не должен узнать.

Не рассказывать же ей, что она буквально заставляла себя слушать эти песни несколько месяцев подряд, собирая о них информацию в Интернете. Она понимала, что чем поверхностнее будут у неё разговоры с Финном, тем хуже у них будут складываться отношения. А о чём он любит постоянно говорить, кроме как не о своей музыке? Вот она и пыталась любым образом наверстать упущенное, чтобы не быть такой невеждой в этой области.

— Милли? — вдруг расстроенно спрашивает парень. — Почему, чёрт возьми, ты не отвечаешь на мои вопросы?

Она снова не отвечает. Ведь теперь ей не требуется всегда отвечать ему, потому она больше не его девушка, и от этого она чувствует себя свободнее. Не нужно больше угождать ему, пытаться что-то выдавить из себя, когда у неё даже нет на это ответа.

По комнате разлилась знаменитая одноимённая с постановкой мелодия «Призрак оперы», когда Вулфард, тяжело выдохнув, посмотрел на неё и снова заговорил:

— Знаешь, у меня была мечта, что, когда мы встретимся вновь, я буду известным музыкантом. У меня бы уже было несколько популярных альбомов, я был бы богат и знаменит. Я надеялся, что при нашей встрече ты не будешь всё той же неуверенной в себе девушкой, которая всегда предпочитала прятаться от проблем. — Милли поверить не может в то, что он сейчас говорит. Она отрывается от сценария и пристально смотрит на него. — Технически, всё так и было, хотя слава была ещё не так велика. Тогда я думал, что встречусь с совершенно противоположной Миллстер. Мы бы увидели друг друга, и ты была бы неотразимой и фантастической. Я всегда думал, что тебе нужно стремиться к чему-то большому, хотя и не говорил тебе об этом. — Браун жадно рассматривала лицо Финна: его глаза, нос и губы. — Хотя это было очень больно, но я был рад, что с тобой всё в порядке, что ты двигаешься дальше. А потом случилось что-то, о чём я не знаю, и вот ты здесь. И это разрывает мне сердце. Как так получилось, что мы оба, пройдя абсолютно разные пути, в итоге очутились здесь вместе? — Он потерянно осматривал зеркальную комнату. — Ладно ещё я, от меня это было ожидаемо. Но ты? Это ведь сумасшествие.

— Что ты имеешь в виду? — едва слышно прошептала девушка.

— Ты та из нас двоих, кто была сильна духом, ты та, кто была рациональна и последовательна, ты та, у кого была железная воля и доброе сердце. Идеальная девушка. А я наоборот, — он горько усмехается и качает головой, — был слабым и непостоянным. Ходячая катастрофа. И это не укладывается в моей голове. Что же случилось с тобой, Миллстер?

Последний вопрос он произносит тёплым голосом с очень нежной улыбкой. Он звучит как само понимание, как участие и покой. Он звучит так, будто ему действительно есть до неё дело. И года два назад она бы обязательно ему всё рассказала, но та Милли, которую он знал, и та, которая стоит перед ним сейчас, — совершенно разные люди. Сейчас она окружена ледяной стеной, которая позволяет ей выжить.

Милли отвернулась и снова открыла сценарий на зелёной закладке.

— Это уже больше не твоё дело, — ответила она равнодушно.

Не прошло и пары секунд, как она услышала, что дверь в зеркальную комнату закрылась. Финна внутри не было.

Браун не хотела задумываться о том, что именно сейчас произошло, и уделять этому своё внимание. Но гнев захлёстывал её с головой — она чувствовала, как злость и обида стоят комом в горле. Какое он имеет право приходить к ней после всего, что он сделал, и требовать от неё ответов на свои вопросы?

Из сегодняшней встречи Милли сделала два неутешительных вывода.

Во-первых, она всё ещё ужасно злилась на него за его поступок.

А во-вторых, где-то в глубине души у неё всё ещё были чувства к нему. Но ей ни в коем случае нельзя было им поддаваться — слишком непозволительная роскошь, которая могла убить её.

========== Часть 6 ==========

Это было воскресенье, и в этот день всегда случается кое-что… Кое-что, что Милли ненавидит всем сердцем. Воскресенье — это день для посещений. И в том, что она его не любит, нет ничего удивительного — за те три недели, что она провела в этой клинике, никто к ней так и не приехал и не позвонил (она спрашивала), а ещё никто не берёт трубку, когда она звонит им сама. И каждый раз она задаётся закономерным вопросом — а есть ли у неё семья вообще? Потому что с таким отношением она кажется какой-то сюрреалистичной.