– А где жил твой народ?

Старик впервые глянул на Бориса, но лицо его по-прежнему не выражало никаких эмоций.

– Там, где живет теперь твой друг. Там жил мой народ.

Глядя мимо Бориса, не меняя позы, старик стал удаляться. Каким образом – непонятно, но он тем не менее удалялся. Раздался сильный, неприятный звук, вроде того, что иногда можно услышать в столярной мастерской, и загадочный старец вдруг исчез.

– Куда ты? – прошептал Борис. Неприятный звук все усиливался. Он загромождал собой все пространство, и ни уйти, ни скрыться от него было невозможно. Борису стало плохо. Звук нарастал. Он обрушивался девятым валом на барабанные перепонки, грозя разнести их в пух и прах.

Борис испугался. Он видел наперед, что будет дальше. Барабанные перепонки падут первыми. Дьявольская вибрация заполнит голову и превратит его мозги в гусиный паштет. Затем настанет черед черепной коробки, которая расползется по швам составляющих ее костей. Дальше…

Что будет дальше, Борис досмотреть не успел. Звук остался, но страх пропал, как разом ушли и кошмары. Борис проснулся.

Жужжала ручная дрель. Следом немыслимо завыла циркулярная пила, на которой двое пожилых мужчин в запорошенных опилками спецовках кроили листы фанеры. По-видимому, они тут что-то чинили. Все помещение было залито ярким солнечным светом.

Борис посмотрел на часы. Часы стояли. Заволновавшись, он вскочил на ноги, проборматывая себе под нос:

– Боже мой, сколько ж я спал? Не дай бог опоздать на вертолет.

– Чего это вы вскочили, словно ошпаренный? – это подала голос молодая миловидная буфетчица, скучавшая за своим прилавком. Отвлекшись от установленного на подоконнике маленького переносного телевизора, она с кокетливой усмешкой смотрела на Бориса.

Борис обернулся и с улыбкой ответил:

– А вам то что?

– Да я за вами уж с полчаса наблюдаю. Все думаю, откуда это к нам кавалер такой залетел. Учитель, что ль, новый? Или к геологам?

– Вы очень любопытны. Лучше скажите-ка, который сейчас час.

Улыбка сползла с лица буфетчицы. Ее эротические флюиды натолкнулись на холод и равнодушие (так, во всяком случае, ей показалось). Она надула губки и, не глядя на Бориса, ткнула пальцем в направлении входных дверей:

– Перед глазами.

Над дверями располагались настенные часы. Часы показывали ровно восемь, и у Бориса отлегло от сердца. В его распоряжении было еще два часа.

– Послушайте, – он опять обратился к обидчивой буфетчице, – где тут у вас аэродром?

– А вам-то что? – Девица воспроизвела не только фразу, но попыталась сымитировать и голос Бориса. Она была весьма довольна своей находчивостью.

В другой ситуации такой ответ вызвал бы у Бориса приступ гомерического хохота, не иначе. Но в тот момент он немного нервничал и к шуткам был совершенно не расположен, поэтому реакция его оказалась довольно резкой.

– У меня абсолютно нет времени флиртовать с вами. До десяти я, кровь из носу, должен отыскать аэродром.

– Ну до десяти-то вы успеете, – мстительная женщина явно насмехалась над Борисом.

Борис потерял терпение.

– Короче, вы поможете мне? Или я найду кого-нибудь другого, кто объяснит мне дорогу.

– Да бог с вами, все как есть вам объясню, и не надо вам, молодой человек, так сильно волноваться. Это здесь недалеко. Выйдете на эту вот улицу, пройдете вниз и свернете налево в первый переулок, и по переулку до конца. А там сами увидите.

Поблагодарив ловко переплавившую обиду в насмешливость продавщицу, Борис подхватил сумку и устремился к выходу, однако уже в дверях был остановлен все тем же подтрунивающим голосом, звучавшим, правда, теперь уже скорее озадаченно.

– Эй, молодой человек, то ли мне кажется, то ли я где вас уже видела?

Злорадная улыбка мелькнула на лице Бориса. Он обернулся, указал на переносной телевизор и, стараясь в точности соответствовать характерному выговору буфетчицы, ехидно произнес:

– Перед глазами.

Путь до аэродрома не составил собой ничего примечательного. В том смысле, что ничего примечательного на пути к аэродрому не произошло. Покинув здание вокзала, Борис пересек привокзальную площадь, миновал продуктовый магазин, двухэтажный жилой бревенчатый дом и, как научила его буфетчица, свернул в первый переулок налево. За поворотом асфальта уже не было. Борис ступил на деревянный тротуар и пошел вдоль переулка, имевшего заметный уклон вниз. Селение располагалось на возвышенном месте, и Борису открылся красивый вид на расстилавшееся впереди море тайги. Вдали, на фоне голубого неба, зеленели темной хвоей два холма. Рядом с холмами блестела узкая лента реки. Над рекой различалась ажурная конструкция железнодорожного моста. Борис пошарил глазами в надежде разглядеть еще и аэродром, но ближнюю перспективу закрывали дома.

Минут через пятнадцать переулок кончился. Борис очутился в низине, откуда линия горизонта, скрытая верхушками деревьев, уже не просматривалась. Оставив за спиной последнюю избу, Борис вышел к ручью, через который был переброшен бревенчатый мост. Перед мостом он остановился и стал осматриваться. Откуда-то сбоку послышались чьи-то голоса. Борис обернулся. Стайка белобрысых мальчишек с серьезными физиономиями спешила по тропинке вдоль ручья. Мальчишки о чем-то отчаянно спорили. Борис перевел взгляд за ручей. Метрах в пятидесяти после моста проселок раздваивался. Чуть дальше, за деревьями, Борис уловил солнечный блик. Блик виднелся на довольно большой высоте и явно не мог быть отражением от поверхности воды. Это открытие направило Бориса в нужном направлении, и он двинулся той из дорог, что вела к источнику отраженного света.

Не прошло, вероятно, и десяти минут, как Борис оказался у края обширной поляны, окруженной со всех сторон лесом. Аэродром, а это был именно он, выглядел довольно бледно. Несколько крылатых пенсионеров, судя по их внешнему виду, помнивших еще челюскинскую эпопею, стояли рядком возле обтрепанного эллинга с заплатами из сверкавших на солнце кусков новенькой жести, образуя едва ли не весь летный парк приписанного к аэродрому авиаотряда. Рядом с избой, где, очевидно, помещался командно-диспетчерский пункт, возвышался длинный шест с допотопной «колбасой» на конце, указывавшей направление ветра. Взлетное поле не было забетонировано и представляло собой поросшую травой лужайку. Нигде вообще не было даже следов ни асфальта, ни бетона – только грунт и трава. Ветхость и запустение царили вокруг, и лишь красавец-вертолет, располагавшийся чуть в стороне и горделиво сиявший на солнце серебристыми лопастями, несколько скрашивал собою общую невзрачность пейзажа.

Узрев этого вертокрылого красавца, Борис сразу сообразил, что перед ним тот самый вертолет, о котором говорил Губбель. Не теряя времени даром, он направился прямиком к машине, по ходу высматривая, куда подевались пилоты. Тех почему-то нигде не было видно.

Борис вплотную приблизился к вертолету, обошел его вокруг раз, потом другой, заглянул в кабину – все безрезультатно. Пилоты как сквозь землю провалились. Борис начал беспокоиться: уж не ошибся ли он в своих предположениях? Может быть, это не тот вертолет? Он опять окинул взором летное поле, но, не приметив ничего нового, решил пока не предпринимать никаких действий, а просто присесть на траву и спокойно подождать хозяев.

Однако, этим благим намерениям не суждено было сбыться, ибо одна странная деталь возбудила вдруг у Бориса большое любопытство. Он заметил, что наружная дверца, ведущая в грузовой отсек вертолета, слегка приоткрыта. Бориса удивило, почему он не замечал этого раньше. Подойдя вплотную к борту, он открыл дверцу настежь и осторожно, даже несколько опасливо, заглянул внутрь. Ничего подозрительного внутри не оказалось. Какие-то тюки, мешки, ящики, короче, всякая обычная поклажа – и ничего более. На этом бы Борису и успокоиться. Но не тут то было – он был слишком любопытен, чтобы такой поверхностный осмотр мог его удовлетворить. Он ухватился за поручень и рывком забросил свое тело в салон вертолета, сделав, правда, это не совсем удачно. Зацепившись за какой-то неприятный выступ, Борис потерял равновесие и с размаху плюхнулся на пол.