Как только Иоанна, Андрей, князь Тарентский, герцог Дураццо, графы дʼАртуа и королева Санча заняли свои места у постели умирающего, разместившись полукругом в порядке, который мы только что описали, королевский вице-канцлер пробрался через ряды баронов, столпившихся, как того и требовал церемониал, позади особ королевской крови, поклонился королю, развернул пергамент, скрепленный королевской печатью, и торжественным голосом, в полнейшей тишине, начал читать:
«Роберт, Божьей милостью король Иерусалима и Сицилии, граф прованса, Форкалькье и Пьемонта, викарий святой Римской церкви, нарекает и объявляет своей полноправной наследницей в королевстве Сицилия, до маяка и за маяком[3], и в графствах Прованс, Форкалькье и Пьемонт, а также во всех прочих своих землях Иоанну, герцогиню Калабрийскую, старшую дочь приснопамятного сеньора Карла, герцога Калабрийского, да покоится он с миром!
Помимо этого, он нарекает и объявляет ее высочество принцессу Марию, младшую дочь покойного герцога Калабрийского Карла, своей наследницей в графстве Альба и наших владениях в долине Грати и в Джордано, со всеми замками и прилегающими к ним угодьями, и повелевает, чтобы вышеупомянутая девица получила их в полноправное ленное владение от вышеупомянутой герцогини и ее наследников с одним-единственным условием: если сеньора герцогиня назначит и выплатит своей высокородной сестре или ее правопреемникам десять тысяч унций золота отступных, вышеупомянутые графство и владения останутся собственностью герцогини и ее наследников.
Также он желает и приказывает, имея на то свои тайные причины, чтобы вышеозначенная девица Мария связала себя брачными узами с высокочтимым принцем Людовиком, нынешним королем Венгрии. Если же свадьба эта не состоится по причине существования брачного договора, якобы заключенного и подписанного между венгерским королем и дочерью короля Богемии, его величество король повелевает, чтобы высокородная девица Мария вступила в брак со старшим сыном[4] высокочтимого сеньора Иоанна, герцога Нормандского, старшего сына нынешнего короля Франции».
В этом месте Карл, герцог Дураццо, бросил многозначительный взгляд на Марию, однако никто из собравшихся этого не заметил – с таким вниманием все внимали вице-канцлеру. Что же касается юной принцессы, едва услышав свое имя, она смутилась, зарделась и больше не смела поднять глаза. Вице-канцлер стал читать дальше:
«Также он желает и приказывает, чтобы отныне и навечно графства Форкалькье и Прованс оставались частью его королевства, составляя единое неделимое владение с другими его землями, под единым названием, сколько бы ни было сыновей или дочерей и какие бы причины ни вынуждали к разделу, поскольку это объединение продиктовано высшими интересами безопасности и процветания как королевства в целом, так и вышеозначенных графств.
Также он постановляет и приказывает, чтобы в случае, если герцогиня Иоанна – не приведи Господи! – скоропостижно скончается, не оставив законных наследников, плоть от плоти своей, сиятельный сеньор Андрей, герцог Калабрийский, ее супруг, получил в свое владение княжество Салерно вместе с титулом, всеми доходами, рентами и всеми правами, и помимо этого – ренту в две тысячи унций золотом на свое содержание.
Помимо этого, согласно его королевской воле, преподобному отцу дону Филиппо ди Кабассоле, епископу Кавайонскому, вице-канцлеру королевства Сицилия, и владетельным сеньорам Филиппу де Сангинетто, сенешалю Прованса, Годфруа де Марсану, графу Сквилачче, адмиралу королевства, и Карлу дʼАртуа, графу Эрскому, а более всех прочих – королеве надлежит стать наставниками, регентами и управителями при вышеозначенном сеньоре Андрее и вышеозначенных дамах Иоанне и Марии до достижения сеньором герцогом, сеньорой герцогиней и высокородной девицей Марией двадцатипятилетия, и проч., и проч…»
Когда завещание было прочитано полностью, король привстал на ложе и обвел взглядом свое красивое и многочисленное семейство:
– Дети мои, – сказал он, – вы услышали мою последнюю волю. Я призвал вас всех к своему смертному одру с тем, чтобы вы увидели своими глазами: мирская слава и почести преходящи. Те, кого народ именует сильными мира сего, при жизни влачат тяжкое бремя обязательств, а после смерти держат за свои деяния ответ – вот и все их величие. Я правил тридцать три года, и только Всевышнему, перед кем я вот-вот предстану и кто часто внимал моим вздохам за многие лета этого долгого и утомительного правления, только ему известны помыслы, кои сейчас, перед смертью, надрывают мне душу. Скоро я упокоюсь в могиле и останусь жить только в памяти тех, кто будет за меня молиться. Но прежде, чем расстаться с вами навсегда, вы, внучки мои, которые мне как дочери, ибо я любил вас и за отца, и за деда, и вы, мои племянники, о ком я заботился по мере сил и к кому питал отеческую нежность, – обещайте мне всегда быть едины душою и намерениями, каковыми я вижу вас в своем сердце! Я пережил ваших отцов – я, самый старый из всех! – и Господь, без сомнения, распорядился так, дабы вы привыкли жить единой семьей и покоряться одному владыке. Всех вас я любил одинаково, как и подобает отцу, никого не обижал и не превозносил над другими. Своей короной я распорядился, как того требуют законы кровного родства и согласно велениям моей совести. Трон Неаполя принадлежит вам, Иоанна, и вам, Андрей! Всегда помните, что долг супругов – уважать и любить друг друга, и вы поклялись в этом перед алтарем. А вы, мои племянники, и вы, мои бароны и сановники, дайте клятву верности вашим законным государям. Андрей Венгерский, Людовик Тарентский и Карл Дураццо – помните, что вы братья, и горе тому, кто в гнусности своей уподобится Каину! Да падет кровь на голову его и да будет он проклят небом, как я его сейчас проклинаю, и да пребудет благословение Отца, и Сына, и Святого Духа на всех людях доброй воли, когда милостивый Господь призовет к себе мою душу!
Король замер, воздев руки и обратив очи к небу, и щеки его пылали. Принцы крови, бароны и сановники королевства поспешили поклясться Иоанне и ее супругу в преданности и верности. Когда же настал черед Карла, герцога Дураццо, он с презрительным видом прошел мимо Андрея, чтобы преклонить колено перед принцессой.
– Вам, моя королева, я клянусь служить верой и правдой! – проговорил он звучным голосом, целуя Иоанне руку.
Все в испуге посмотрели на умирающего. Но добрый король уже ничего не слышал. Видя, что он упал на подушки и остался недвижим, донна Санча залилась слезами и скорбно воскликнула:
– Король умер! Помолимся за душу его.
Однако уже в следующее мгновение племянники и приближенные покойного бросились вон из опочивальни, и все душевные порывы, доселе сдерживаемые присутствием короля, вырвались наружу, словно снесший плотину речной поток.
– Да здравствует Иоанна! – первыми закричали Роберт Кабанский, Людовик Тарентский и Бертран дʼАртуа, в то время как разъяренный наставник принца Андрея пробирался через толпу, взывая к членам регентского совета и повторяя на все лады:
– Господа, вы забываете последнюю волю короля! Нужно кричать не только «Да здравствует Иоанна!», но и «Да здравствует Андрей!».
И, подкрепляя увещевания практикой, он в одиночку поднял столько шума, сколько все бароны вместе взятые, громогласным голосом провозглашая:
– Да здравствует неаполитанский король!
Однако славословие это так никем и не было подхвачено. Карл Дураццо, смерив доминиканца уничижительным взглядом, приблизился к королеве, взял ее за руку и тотчас же отдернул занавесь на балконе, с которого открывался вид на площадь и на весь город. В свете факелов всюду, куда ни глянь, толпились люди. Тысячи глаз были обращены к балкону Кастель-Нуово. Толпа застыла в ожидании новостей. И тогда Карл, почтительно отступив в сторону, указал на свою прелестную кузину:
