Бен Бромли вышел из-за стола, чтобы пожать Кейт руку. Взгляд у него был острый, пронизывающий.

— Когда мне сказали, что здесь всем заправляет леди, я вдруг подумал, что никогда не видел детектива-женщину, так сказать, во плоти. Я в том смысле, что не по телеку.

— Будем надеяться, что я вас не разочарую, — сухо ответила Кэти.

— О нет. Я в этом просто уверен. Говорят, вы вызвали настоящий переполох в высшем эшелоне нашего руководства. О пациентах я уже не говорю. — Он ухмыльнулся, блеснув глазами.

— Это правда?

— Все, больше никаких досужих разговоров. Я дал себе слово необдуманных заявлений не делать. Проходите и садитесь. Думаю, как-нибудь разместимся. Хотя, как вы сами можете видеть, помещение несколько захламлено.

Комната была по размерам не больше кладовки, каковой, сказать по правде, в прежние времена и являлась. Кроме того, здесь на всех свободных поверхностях, включая сиденья стульев, лежали пачки компьютерных распечаток, каких-то брошюр и других бумаг.

— Вы ведь из Йоркшира, не так ли? — спросила Кэти.

— Из Ланкашира — из Бултона, — ответил он.

Она кивнула.

— Хотя мои детство и юность частично прошли в Шеффилде, я так и не научилась различать акцент.

— Я увидел свет в окошке несколько лет назад. Компания, на которую я работал предыдущие пятнадцать лет и которая занималась изготовлением оконных рам, двинулась наконец по пути, характерному для половины предприятий северной Англии — то есть по пути разорения. Точнее, она была задавлена южанами. На ее счета был наложен арест, а производство закрыто. Тогда я и подумал, что коли мы не в силах победить южан, то можем по крайней мере к ним присоединиться. Если разобраться, мне тогда дико повезло. Сэр Питер Мейплз, председатель конгломерата, который на нас наехал, завел себе хобби, — Бромли обвел глазами свою комнатушку — это местечко. Он-то и спас его от судьбы, худшей, чем ликвидация, и подыскивал подходящего бизнес-менеджера. Ну так вот: этот менеджер — я.

Разговаривая, он ухитрился освободить от бумаг два стула для Кэти и Гордона, после чего все они уселись.

— Надеюсь, от чашки кофе вы не откажетесь? — спросил Бромли.

Кэти заколебалась.

— Нет, нет! — Бромли помахал рукой. — Только не подумайте, что я собираюсь предложить вам ту невообразимую бурду без кофеина, которую здесь называют кофе. — Он полез в ящик стола и с победной улыбкой извлек оттуда жестянку с молотым кофе. — Вот, итальянский, просто сногсшибательный. Ну, что вы на это скажете?

— Признаться, — сказала с глубоким вздохом Кэти, — это наиболее вдохновляющие слова, которые мне за все это время довелось здесь услышать.

— Слушайте ее, люди, слушайте… — пробормотал себе под нос Бромли.

У Бена Бромли в углу под вешалкой стояли чайник, кофеварка и кружки. Пока он, присев ка корточки, занимался приготовлением кофе, Кэти продолжала говорить:

— Я и не догадывалась, что клиника принадлежит не доктору Бимиш-Невиллу. Предполагала, что…

— Она и принадлежала ему. Когда-то. Он купил это поместье в семидесятых. Глазное здание, знаете ли, малость развалилось, так что ему пришлось приложить немало усилий, чтобы довести его до нынешнего блестящего состояния. — Бромли не без изящества обвел рукой свой убогий, захламленный кабинет.

— Должно быть, у него были деньги…

Бромли поднял на нее глаза и подмигнул.

— Не у него, детка, у его жены. За каждым великим человеком обычно стоит богатая жена с толстой чековой книжкой.

— Кажется, я начинаю понимать… Потом, значит, чековая книжка резко похудела, не так ли?

— Наш великий доктор — человек, бесспорно, выдающийся. Он обучался акупунктуре на Тибете, или в Тимбукту, или еще где-то за морями, создал в своем воображении картину некоего холистического центра, но в этих четырех стенах проконтролировать утечку средств не сумел. И вот, — Бромли распрямился, поставил кофеварку на стол и стал ложечкой засыпать кофе в фильтр, — когда дела у него пошли наперекосяк, ему удалось заинтересовать нескольких влиятельных пациентов своей идеей создания благотворительного фонда, который бы способствовал снятию с клиники финансовых обязательств и позволил ей функционировать в качестве датируемой неприбыльной организации. Эти пациенты, в свою очередь, сумели заинтересовать сэра Питера, который и взял это дело в свои руки… Зачем я все это вам рассказываю? — Он насмешливо посмотрел на Кэти. — А почему бы и нет? У нас об этом знают все. Сомневаюсь, что это сильно вам поможет, учитывая то, зачем вы к нам приехали, но все же… Кстати, зачем вы к нам приехали? Я, конечно, наслышан о том, что произошло с нашим Адонисом — этим беднягой греком, но разве это причина, чтобы затевать уголовное расследование? Или за этим кроется что-то такое, о чем я еще не слышал?

— В случае внезапной смерти мы всегда проводим расследование. На всякий случай.

— Не будьте бякой, деточка! Я поставил вас в известность о положении вещей, сварил вам кофе — кстати, вам нравится мой кофе? — а вы решили играть со мной в молчанку, так, что ли? Наверняка у вас есть что мне рассказать. Пикантные факты имеются? В этом доме, где все живут слухами, даже один такой фактик дорогого стоит! Да я мог бы своими рассказами покорить сердца половины здешних женщин, если бы вы сообщили мне хоть что-нибудь пикантное. Шучу, конечно! Я женат и счастлив в семейной жизни, И вовсе не такой озабоченный, каким представляюсь. Я человек тихий. Здесь все тихие.

Бромли был розовощекий лысеющий мужчина сорока с небольшим лет, низенький и полный. Его короткий квадратный торс наводил на мысль о длинной веренице недоедавших и занимавшихся тяжелым физическим трудом предков, и более обильный рацион последних десятилетий никак его облика не облагородил. Предположение о том, что этот толстячок, сидя за своим конторским столом, мечтает в рабочее время о завоевании сердец местных красавиц, вызвало у Кэти улыбку.

— Ну, одну вещь я нам сказать все-таки могу, — сказала Кэти. — Кажется, никто здесь не имеет ни малейшего представления о том, что могло заставить его совершить самоубийство. Такое впечатление, что оно явилось для всех полной неожиданностью. В таких случаях мы всегда стремимся узнать о покойном побольше.

— Хотите выяснить всю его подноготную, не так ли?

Кэти одарила его настороженным взглядом. Он ответил ей широкой улыбкой самого невинного свойства.

— Почему Адонис? — спросила она.

— А как еще прикажете называть этого юного красавца грека? Полагаю, он и погиб, как Адонис, охотясь на кабанов. Здесь, уверяю вас, полно старых хряков, на которых можно поохотиться.

— Вы, значит, предполагаете, что мистер Петроу каким-то образом использовал в своих интересах определенные наклонности некоторых здешних пациентов?

— Боже сохрани! — Он в притворном отчаянии всплеснул руками. — Похоже, классические аналогии опять завели меня в болото. В любом случае область межличностных отношений в этом бизнесе не моя епархия. Я свожу баланс и занимаюсь финансовой отчетностью.

— Но вы, должна вам заметить, созерцаете окружающее весьма проницательным взглядом. Что, скажите, навело вас на мысль о гомосексуальности мистера Петроу?

— Неужели я так и сказал? Быть не может! Я никогда не был полностью уверен в том, что он гей. У меня просто сложилось такое впечатление, а впечатление, сами знаете, вещь обманчивая, зыбкая.

— Но что именно создало у вас подобное впечатление?

На этот раз Бромли высказался более туманно:

— О… ну, его внешность, манеры…

— А что вы можете сказать о его поведении, об отношении к пациентам?

Бромли опять лучезарно ей улыбнулся:

— Я, офицер, ничего конкретно не знаю.

— Расскажите в таком случае о своей финансовой отчетности. Как поживает баланс с тех пор, как этим местом завладел сэр Питер?

— Отлично поживает, могу вас уверить. Оказывается, многие люди хотят получить то, что предлагает наш добрый директор. У меня есть копия нашего последнего годового финансового отчета, так что можете на него взглянуть, если хотите.