«Омыл я тебя водою и смыл с тебя кровь твою и помазал тебя елеем.»

(Иез. 16:9)

Звонок в дверь прозвучал неуверенно.

Я отметил это и понял, что ощущение иррационально.

Как компьютерщик – человек привыкший к идеологии нулей и единиц при законе исключенного третьего – я это знал.

К тому в свои тридцать восемь лет я уже миновал пору вздохов под луной, но еще не приблизился к пресенильному сладкодушию.

Все сущности окружающего мира виделись мне такими, какими являлись.

Не мог быть неуверенным голос квартирного домофона, срабатывающего от дискретного нажатия кнопки.

Но тем не менее, сигнал звучал так, будто нажавший передал электронике свое внутреннее состояние.

Он пиликал тревожно, сомневался, не стоит ли убежать, пока дверь не открыли.

Отпускать кого бы то ни было я не собирался. Я специально остался дома в светлый субботний день и намеревался достичь своей цели.

Не выключая компьютер, но на всякий случай гибернировав его «горячей» клавишей, я поднялся с кресла и вышел в переднюю, где на опорной колонне висел внутренний блок.

Простой монохромный девайс был оригинального корейского производства и давал картинку более информативную, нежели цветная система видеонаблюдения у меня на работе.

Сигнал отзвучал, но дисплей не гас довольно долго; взглянув туда, я увидел молодую женщину.

Она казалась маленькой и невзрачной, глядела испуганно.

Я подумал, что произошла ошибка: явилась не назначенная гостья, а звонит случайно заблудившаяся.

Наш дом был малосемейным, на каждом этаже имелось по восемь квартир и при первоначальном поиске адреса сам черт мог сломать ногу.

Правое крыло площадки – открывавшееся за углом лифтовой коробки – имело глухую железную дверь, поставленную владельцем торцевой двухкомнатной квартиры. Я владел точно такой же, но в трех соседних однокомнатных жили многодетные съемщики, перекрытый вход лишил бы меня покоя.

Моя квартира первой бросалась в глаза при входе в отсек и даже приличные люди, ошибшись этажом, звонили прежде всего ко мне.

Хамить незнакомым я не любил.

Поэтому снял трубку и вопросительно кашлянул.

– Это я… – откликнулся дрожащий голос. – Эшли…

Сомнений не осталось, все-таки пришла та, кого я ожидал.

Такого несуразного вымышленного имени не могло оказаться у случайной посетительницы.

В том, что Эшли появилась сразу тут, не имелось странностей.

Из-за обилия гостей, которые круглыми сутками шли к азиатскому сброду, подъездный замок давно был сломан, сюда мог войти кто угодно в любой момент.

И в общем стоило радоваться, что она пришла, причем вовремя.

Вздохнув непонятно по какой причине, я шагнул к двери, не спеша отпер и открыл.

На площадке болезненно мерцала еле живая лампочка.

От нее было скорее сумрачно, нежели светло.

Я вворачивал сюда и «экономические» и светодиодные, но их воровали черномазые дети иммигрантов. В конце концов я купил самую слабую, желтую лампу накаливания.

Когда-то такие стояли в убогих холодильниках советского производства, сейчас на нее не позарился бы даже бомжеватый пенсионер, пьяница Алексей с первого этажа. А лично мне видимость в отсеке была не нужна, я проводил тут секунды, свою дверь отпирал ощупью.

Под дрожащим светом «холодильной» лампы гостья выглядела еще более смущенной, чем на корейском экране.

Увидев меня в дверном проеме, она странно – почти затравленно – оглянулась.

Но со всех сторон смотрели только равнодушные глазки, за которыми не ощущалось людей.

Ни говоря ни слова, женщина скользнула в квартиру, сама закрыла за собой дверь и даже попыталась ее запереть.

Этого, конечно, не вышло, поскольку замки были непростыми.

Они остались от прежнего хозяина квартиры, куда я переехал после развода с женой и раздела имущества – моей наследной четырехкомнатной «сталинки» в центре, на улице Ленина.

В лихие девяностые, когда строилась эта городская окраина, защита от воров стояла во главе угла. Давно настали другие времена, граждан грабили не бандиты, а государство, но сменить портал я так и не собрался.

Впрочем, старые замки до сих пор вселяли чувство уверенности.

– Дайте помогу, – сказал я, протиснулся мимо гостьи и замкнул все сам.

Сначала запер наружную дверь – стальную, затем внутреннюю, обитую кожзаменителем.

Теперь моя квартира была полностью изолирована от всего постороннего.

– Ну, здравствуйте, что ли? – я улыбнулся, повернувшись к женщине.

– Здравствуйте, – тихо ответила Эшли и протянула мне руку.

Ее ладонь ее оказалась холодной и напряженной.

– Мне разуваться? – спросила гостья, рассматривая стену, где не было ничего, кроме мелких узоров на английских обоях.

– Как хотите, – я пожал плечами. – Как вам будет удобнее.

Цель визита была ясна до предела.

О ней мы договорились несколько дней назад.

Ответив, я не скрываясь посмотрел на ноги сегодняшней визитерши.

Женщина с американским ником «Эшли» была одета, как грузинка.

За окнами бушевало жаркое лето, а она пришла во всем черном.

Простое платье было в меру коротким и красиво облегало ее тело.

Эластиковые колготки имели нулевую плотность в «денах» – если таковая существовала – поскольку плоть казалась неприкрытой, лишь тронутой черным.

Изящные туфли матовой кожи, очень качественной на вид, имели низенькие каблуки.

В красоте женских ног я разбирался и отметил, что у Эшли они красивые.

Тапочек: и с помпонами и без – у меня имелось достаточно, на все случаи жизни и на любой размер ноги. Но эта гостья лучше выглядела в туфлях; они добавляли последний штрих в ее образ.

Она вся была черной: от густых, чуть вьющихся волос до этих туфель – и любой иной цвет казался чужеродным.

– А я вам не испорчу пол? – спросила женщина, по-прежнему глядя в стену.

– Не испортите.

Я усмехнулся, удивленный заботой о моем жилище, столь нехарактерной для искательниц легких утех.

– Как видите, здесь кафель. На кухне тоже.

Мне хотелось добавить, что в гостиной, застланной дорогим березовым паркетом, нам делать нечего, а в ковролиновую спальню я пронесу ее на руках.

Я любил окружать женщин заботой, а эта маленькая Эшли просилась, чтобы ее лелеяли.

Но пояснять дальнейший ход событий я не стал.

Все-таки я не вызвал проститутку, а пригласил приличную искательницу приключений и стоило соблюдать минимум условностей.

– Тогда разуваться не буду, – сказала Эшли.

– Очень хорошо, – ответил я.

– Можно, я чуть-чуть причешусь? – попросила она, наконец взглянув на меня.

– Можно все, – ответил я. – Чувствуйте себя, как дома.

Кивнув, женщина расщелкнула маленькую черную сумочку и принялась рыться в содержимом.

Чтобы ее не смущать, я отступил в гостиную.

Но все-таки смотрел на нее, отвернувшуюся к зеркалу – довольно узкому, но пригодному для минимального приведения в порядок.

Эшлины икры радовали формой. Такие встречались у одной женщины из ста.

Ровные, они были наполненными, соответствовали и длине ног и толщине щиколоток.

Да и вообще, фигура женщины в таком ракурсе радовала соразмерностью частей: и шириной бедер и местоположением талии и формой неузких плеч.

Картинка в домофоне обманула: камера смотрела сверху и искажала обводы.

Женщина была совершенной и наверняка столь легкой, что соединиться с нею я мог на весу.

Возможно, с этого варианта стоило начать.

Но прежде следовало определить ее тип.

Ведь, несмотря на совершенства фигуры, Эшли казалась странноватой.

По части женщин я был знатоком, знал себе цену, и знал отношение к себе.

Мужчины и женщины существовали при разделении полов лишь для того, чтобы со всей глубиной наслаждаться друг другом.