Третий день
Никита не сразу решился открыть глаза. Кто знает, куда его занесло в этот раз, в каком он оказался времени и в какой компании. Он готов был смириться с тем, что чудной старик опять хозяйничает на его кухне или обедает в его гостиной – за две прошедшие ночи Дед стал ему почти родным. Но что делать с вооруженными мужиками в подвале?
Никита прислушался, потянул носом воздух и осторожно начал осматривать комнату из-под полуприкрытых век. Бледно-розовые цветы на пододеяльнике, деревянное изножье большой кровати – пока никакой опасности. Дальше – мраморный каминный портал, два окна до пола справа, за ними – синее небо без единого облачка. И, кажется, никаких посторонних звуков в доме.
– Полная ахинея, – облегченно буркнул он. – Приснится же…
Тревожный шлейф от ночных приключений не рассеивался, это раздражало.
Хмурый, он побрел в ванную.
Ни душ, ни бритье не вернули его к жизни. В голове крутились ночные образы: Юлий Цезарь, Вогезы, Крикс, Матуген…
Никита позавтракал безо всякого настроения, постоял на балконе с чашкой чая в руках и, наконец, признался себе, что не успокоится, пока не осмотрит подвал. Он и сам не знал, чего ему хотелось больше: то ли найти какое-то подтверждение своим видениям, то ли убедиться, что все это плод возбужденного воображения.
С трудом сдерживая нетерпение, он спустился по лестнице до подвальных антресолей. Здесь стояли они с Дедом, наблюдая за римлянами. Сейчас следов ночных приключений не было и в помине. Вместо занавесей из телячьих шкур стояла высокая, застекленная в верхней части перегородка с металлической дверью. Сквозь стекла виднелась обсаженная кустами дорожка, огибавшая верхнюю кромку холма.
Никита сошел вниз. На грубом деревянном полу остались следы больших ящиков или какого-то оборудования. В той части подвала, где ночью располагалась солдатская кухня, выстроились пустые современные стеллажи. Он сделал несколько шагов к стене и дотронулся до каменной поверхности – она выглядела иначе, чем во сне, но в одном месте была неровная, глубокая выбоина, которая вполне могла сойти за след от вбитого когда-то толстого железного крюка. «Неужели этим камням две тысячи лет?» – подумал Никита. Подобные цифры плохо укладывались в голове. Две тысячи лет в учебнике истории – это одно, а в собственном доме, вот здесь, под рукой – совсем другое. При продаже ему говорили, что подвал гораздо древнее самого дома, но две тысячи лет – нет…
Ключ от подвальной двери торчал в замке. Таким же легкомыслием могли показаться и стекла в половину стены, выходящей на безлюдную тропинку – тихая провинция, все на доверии.
Никита отпер дверь и вышел на улицу. Сияло солнце, щебетали птицы. Свежий ветерок быстро выдул остатки ночи из его взъерошенной головы, и он, наконец, повеселел.
– Бонжур, месье! – раздалось откуда-то сверху.
Никита задрал голову: на балконе соседнего дома приветливо улыбалась пожилая соседка, которая вместе с мужем повстречалась ему сразу после приезда.
– Бонжур, мадам! Рад видеть вас этим прекрасным утром! Разрешите представиться. Меня зовут Никита Шереметев. Я ваш новый сосед.
Он решил, что к пожилой женщине надо подойти именно так, с особыми церемониями. Кажется, она осталась довольна.
– Очень приятно, месье! Добро пожаловать в Лантерн. Я – мадам Куртепляк.
Никита сдержал смех – при всем уважении к мадам, ее фамилия звучала ужасно забавно. Что-то похожее встречалось в школьные годы в детской французской книжке, но, поскольку рассказы были юмористические, тогда Никита был уверен, что такой фамилии в реальности не существует.
Мадам Куртепляк спешила удовлетворить любопытство:
– Откуда вы, месье? Собираетесь ли вы остаться здесь насовсем?
– Я из России, жить здесь постоянно не собираюсь. Но буду регулярно приезжать с семьей.
Никита поспешил обозначить собственный семейный статус, так как мадам насторожилась, услышав, что новый сосед – русский.
«Не волнуйтесь, я смирный», – подумал Никита, а вслух, повинуясь внезапному импульсу, спросил:
– Вы хорошо знали предыдущих хозяев этого дома? Тех, кто жил здесь до меня.
– Здесь жил пожилой мужчина, англичанин, в основном один. Иногда к нему приезжали две молодые женщины, наверное, дочери, но в последние годы и они перестали появляться. Мы здоровались, но почти не разговаривали: он очень плохо говорил по-французски, а мы с мужем совершенно не владеем английским.
– Понимаю… Мерси, мадам!
В голове Никиты судорожно метались обрывки сна – грустные рассказы Деда, его фотографии.
– А что стало с вашим соседом, мадам? Где он сейчас?
Мадам Куртепляк, судя по ее мимике, была удивлена расспросами.
– Не знаю. Мы не раз видели скорую помощь около его дома. Видимо, он болел. Но мы не слышали о том, что он умер… Вряд ли… Наверное, уехал куда-то. Может быть, вернулся в Англию. Разве не у него вы купили дом?
– Дом продавала женщина… – начал было Никита.
И тут в его голове с треском состыковались обрывки воспоминаний. Он как будто на время оглох – одна из двух женщин с фотографии на буфете у Деда была очень похожа на даму, которая продавала Никите дом, только значительно моложе. Вот почему во сне она показалась ему знакомой!
Никита все еще стоял, запрокинув голову, и по инерции улыбался мадам Куртепляк, но уже с минуту молчал, пытаясь хоть как-то упорядочить скачущие мысли. Англичанин… Пожилой и одинокий… Две дочери… Фотографии на буфете…
Положение спас месье Куртепляк, который вышел проверить, по какой причине его жена застряла на балконе.
Никите пришлось взять себя в руки. Он представился месье Куртепляку и сразу очень вежливо попрощался.
– Представь, мой дорогой, молодой человек – русский! При этом хорошо говорит по-французски и вообще он очень милый. Только немного странный. И у него такая смешная фамилия! Ее невозможно ни выговорить, ни запомнить, – сказала мужу мадам Куртепляк, когда они вернулись в дом. – Ты принял лекарство, мой дорогой? Надо идти на прогулку, пока не жарко.
Никита сидел на полу в гостиной, прислонившись к прохладной стене. Он был в смятении. Требовалось срочно услышать голос Ольги, только она могла восстановить его душевное равновесие.
– Что случилось? – сонным утренним голосом спросила жена. – Надеюсь, у тебя есть уважительная причина, чтобы будить меня в такую рань.
– Я тебя люблю, – искренне ответил Никита. – Причина достаточно уважительная?
В Москве было не так уж рано, однако Ольга всегда была засоней. Кроме того, сейчас, при взрослом сыне и отсутствующем муже, она могла позволить себе длинное утро в постели. Спросонья жена не сразу вспомнила о ссоре с Никитой, поэтому отреагировала мирно:
– Да-а… И все-таки, почему ты звонишь утром? Случилось что-то?
Родной голос вернул Никиту к реальности. На второй план отошли сновидения, семейные проблемы мифического старика и римские легионеры. Гораздо важнее были отношения с женой и вновь открывшиеся обстоятельства в жизни сына.
Никита на ходу перестроился и с теми же искренними интонациями в голосе соврал:
– Я всю ночь думал над нашим вчерашним разговором, Олюш. Про Алекса. Надо как-то выходить из этой ситуации. Сама-то что думаешь?
Не так уж сильно в тот момент Никиту интересовало мнение жены. Просто хотелось, чтобы она продолжала говорить, отвлекла и успокоила его.
Не тут-то было.
– Я хочу, чтобы ребенок был счастлив. Если для этого ему надо поступить в академию и стать креативным дизайнером, я буду ему помогать. Буду делать все, что смогу. Вот что я думаю.
В голосе Ольги, как накануне, зазвучали отчаянные нотки. Она определенно намеревалась стоять до конца.
«Да что ж такое?!! – изумился Никита. – Кто подменил мне жену? Где моя Оля?»
Колоссальным усилием он подавил вспышку злости и коротко ответил:
– Я понял.
Спорить было бессмысленно. Ситуация с Алексом неприятно напоминала его собственную. После того, как Никита поставил крест на инженерной и научной карьере, в его отношениях с отцом появилась трещина. Рекламный бизнес тот считал делом несерьезным и выбор сына не принял. До вчерашнего дня Никита не предполагал, что с ним и Алексом может случиться нечто подобное. Теперь наличие проблемы приходилось признать, с ней надо было разобраться. Но не сейчас, позже. Потом.