Старик вздохнул.
– Непростой вопрос. Взять этих солдат. Они защищают то, что считают собственностью Римской республики, и без колебания убьют любого, кто посягнет на нее. В конкретном случае на своем месте каждый из них прав. Но ведь Республика отобрала эти земли у местных племен. И те, кто выступает против римлян, тоже воюют за принадлежащее им по праву. На чьей ты стороне, зависит, в первую очередь, от твоего гражданства и личных интересов, а уж потом – от чувства справедливости. Время от времени я выполнял военные заказы, потому что в бизнесе нет места сантиментам, но полностью отделаться от чувства вины не смог.
Никита слушал Деда с сочувствием. Его бизнес тоже иногда имел побочные эффекты. В работе над рекламным проектом открывались реальные свойства продукта, который агентству предстояло продвигать. Подписав контракт, Никита начинал патриотично пользоваться продукцией клиента и увлеченно рассказывал о ней направо и налево. Потом, углубляясь в детали, он либо укреплялся в новой привязанности, либо заносил продукт, а то и целую категорию в черный список.
Впрочем, в отличие от Деда, моральная сторона бизнеса Никиту не слишком трогала. Если другие люди верили рекламе, которую размещало его агентство, это была их проблема. Сам он жил здесь и сейчас и глобальными вопросами социальной ответственности себя не обременял. Он не бросал мусор на улице и в подъезде, пропускал вперед стариков и женщин с маленькими детьми и время от времени делал пожертвования через один детский благотворительный фонд, всегда адресно, на лечение конкретного ребенка. Этого хватало для душевного комфорта. В данном случае его тронула не гражданская позиция Деда, а новое свидетельство противоречивости стариковой натуры. Размышления об этичности не мешали тому делать состояние на сомнительных проектах.
В пещеру вернулся Крикс. Широким шагом пройдя в дальний угол пещеры, служивший солдатам кухней, он развернулся и встал лицом ко входу, расставив ноги и скрестив руки на могучей груди. Лицо римлянина было мрачным.
– На кого это наш парень рассердился? – заинтересовался Никита. – Смотри, Дед, у него спина напряглась и кулаки сжаты.
– Молодой его все-таки достал, – философски отозвался старик. – Настырный юноша.
Подтверждая его предположение, появился Матуген.
– Послушай, Крикс, я не хотел сказать ничего плохого! Не злись! – виновато произнес он. – Я просто хотел узнать, приходилось ли тебе сражаться с Верцингеторигом и что ты о нем думаешь. Многие здесь, в Галлии считают его героем!
В 52 году до нашей эры в Галлии, захваченной Юлием Цезарем, вспыхнуло восстание. Его возглавил Верцингеториг, молодой вождь могущественного племени арвернов. Собрав сторонников, провозгласивших его царем, Верцингеториг через короткое время объединил под своим командованием большую часть галльских племен.
Центром галльского сопротивления стала крепость Алезия, находившаяся на вершине высокого холма недалеко от места, где сейчас расположен город Дижон. Цезарь не стал штурмовать хорошо укрепленную крепость и приказал возвести вокруг нее осадную стену, длина которой была, согласно разным источникам, от пятнадцати до двадцати километров. После безуспешных попыток прорвать блокаду изнутри, силами осажденных, и снаружи, с помощью многочисленного галльского ополчения, Верцингеториг сдал Алезию, добровольно выехав навстречу Цезарю верхом на богато украшенном коне, облаченный в самые лучшие доспехи.
Верцингеторига доставили в Рим. Там он провел шесть лет в тюрьме в ожидании возвращения Цезаря. После участия в триумфальной церемонии в качестве одного из военных трофеев, галльский вождь был убит.
– Заткнись, новобранец! – прорычал Крикс. – Не усугубляй свое положение!
Четверо других солдат с интересом наблюдали за развитием конфликта. Никто из них не пытался вмешаться, за исключением Эйсона, который теперь привязывал к поясу ножны с коротким мечом.
– Лучше бы тебе помолчать, Матуген, – посоветовал Эйсон. – При осаде Алезии Крикс получил тяжелые раны. Лекари в военном госпитале выходили его, но после этого Крикса из действующей армии перевели в наш гарнизон. Поэтому не называй Верцингеторига героем. Если тебе, конечно, дорога жизнь, новобранец.
Эйсон дружеским подзатыльником взъерошил кудри оторопевшего Матугена и вышел наружу.
– Прости меня, Крикс! – простодушно сказал молодой солдат. – Я не знал, что Верцингеториг сделал тебя инвалидом!
– Кого?!! Меня?!! – взревел ветеран. – Сейчас ты узнаешь, что значит стать инвалидом, безмозглый болтун!
Схватившись крепкой рукой за железный крюк, на котором висели пучки сушеной зелени, Крикс со страшным ревом вырвал его из стены, оставив внушительного размера дыру и осыпав все вокруг осколками камня. Размахнувшись, он швырнул тяжелую железяку в сторону обидчика, но она пролетела мимо, не задев Матугена.
– Отличный бросок! – одобрил Дед. – Готов поспорить, он не пытался попасть в этого олуха. Только хотел доказать свою силу и припугнуть. В противном случае такой опытный солдат не промахнулся бы.
Никита мысленно согласился со стариком.
Пока потрясенный новобранец приходил в себя, Крикс принял прежнюю позу со скрещенными на груди руками.
– Когда Веркассивелаун, двоюродный брат Верцингеторига, пришел ему на помощь и атаковал осадные укрепления, которые мы защищали, я действительно получил множество ран и больше не мог сражаться, – сказал он. – Мне повезло. Санитар вовремя оказал мне первую помощь, а носильщики вынесли меня с поля боя. Так я оказался в госпитале.
Не отводя глаз от Крикса, новобранец осторожно присел на деревянный чурбак у погасшего очага. Храня благоразумное молчание, он весь превратился в слух – ветеран давно не имел такого благодарного слушателя, как молодой Матуген.
– В армии великого Цезаря, слава ему, очень умелые врачи. Они умеют успокаивать боль с помощью дурманящих отваров, могут остановить кровь, вытащить из тела стрелу и зашить рану, нанесенную мечом. Когда я лежал в госпитале, принесли одного легионера, который получил очень сильный удар по голове. Врачи вставили ему металлическую пластину в череп, и он, представь себе, после этого выжил.
Крикс окончательно расслабил мускулы и, сделав несколько шагов, сел на свободный тюфяк. Молодой Матуген ловил каждое его слово.
– Мои раны затянулись, но маленький обломок от зазубренного наконечника стрелы остался в плече, хирурги не смогли его достать. Они сказали, что я больше не гожусь для боевых действий, но могу служить в тихом гарнизоне, охраняя торговые пути. Теперь ты знаешь, как я оказался здесь. Мои старые раны иногда дают о себе знать, но я не стал инвалидом, новобранец. Если ты все еще сомневаешься, попробуй победить меня в кулачном бою. Увидишь, на что способен ветеран армии великого Цезаря! А теперь найди тот железный крюк и вбей его на прежнее место. А еще убери с пола все эти камни – в жилище римских солдат должен быть порядок и чистота. Так велят наши правила.
Готовый услужить старшему товарищу, молодой Матуген помчался искать крюк, улетевший в заросли кустарника, а Крикс растянулся на тюфяке и, глядя на каменные своды пещеры, углубился в воспоминания.
В казарме воцарилась тишина. Пространство под лестничной площадкой, на которой стояли Никита с Дедом, стало на глазах заполняться туманом.
– Ну что, будем и дальше смотреть это кино или пойдем наверх? – спросил Никита. – У тебя там ростбиф в духовке, забыл? Затопим камин, посидим за бутылкой вина… Ах да… У тебя же дрова закончились! Может, ждешь, когда эти люди уберутся отсюда, чтобы спуститься в свой подвал за своими дровами?
Идея была абсурдная.
Впрочем, ему в голову тут же пришла еще более странная мысль:
– Может, лучше пойдем спать, Дед?
И вдруг все закончилось. Будто кто-то без предупреждения выключил свет.