'Ты больше не обижаешься на меня?'

'Нет.'

Несмелая улыбка на пухлых губах кажется ей сейчас выдумкой собственного воображения, словно её и не существовало никогда.

Вдвоём они стараются отыскать каждую, но бусин меньше на полу не становится. Из дверного проёма раздаётся недовольное:

- Велели бы лучше уборщице здесь пропылесосить, а не маялись этими глупостями. Всё равно их выкидывать.

Амелия быстро разворачивается и видит прислонившуюся к дверному косяку Лию, как всегда равнодушную к происходящему.

- Это не твоё дело, - грубо отзывается она, и сестра уходит, безучастно пожав плечами.

- Прости меня ещё раз, - говорит виновато Габи. - Мне очень, очень жаль.

Молча они продолжают собирать остатки бус, сосредотачиваясь на этом. Когда каждая из бусин оказывается в ладони, Амелия бережно ссыпает их в бумажный кулёк и убирает в шкаф.

- Это ничего, - говорит она с тихим вздохом, - рано или поздно это бы всё равно произошло.

- Можно узнать, почему для тебя тот человек был так важен? - тихо спрашивает Габи, проследив глазами последний путь бусин, и глядя на самую крупную, напоминающую кошачий глаз в руках Амелии.

- Дело не в том, почему он был важен. Просто... это невосполнимо. - камень приятно катается в пальцах, как и сотни раз до этого, но, в конечном счёте, и он отправляется в кулёк. - Всё и вправду в порядке. Думаю, я сумею их починить, и они прослужат куда дольше.

- Почему? - осторожно интересуется Габи. - Почему невосполнимо?

- Он умер, - отзывается Амелия растерянно и улыбается снова, понимающе.

Это, совсем не успокаивает Габи, и с этих пор она сидит на самом краешке кресла, и Амелия буквально чувствует её нервозность до тех самых пор, пока Габи не уходит к себе. Не проходит и четверти часа, как дверь в её комнату снова приоткрывается без тени скрипа,

- Умер, значит? - Лия хмыкает снова, беззвучно появляясь в дверном проёме, и прикрывает за собой дверь. - А ты большой мастак в выдумках, да, сестрица? Умеешь сказать так, чтобы отбить желание к дальнейшим расспросам.

Злой взгляд на усмехающуюся сестру не действует никак - её глаза остаются холодными и безучастными.

- А ты в подслушивании, - парирует Амелия и требует,не сводя колючего взгляда с Лии, - убирайся.

Подчиниться не задавая вопросов второй раз за день не в духе сестры, но она непредсказуема, и сегодня, кажется, для разнообразия, Лия подчиняется, только останавливается в дверях и бросает иронично:

- Лучше бы тогда сказала, что сама его убила, это было бы и трагичнее. И правдивее.

Дверь захлопывается, оставляя Амелию наедине с собой.

Тревога не отпускает и спустя несколько часов, когда Амелия сидит в библиотеке вместе с кузиной. последний разговор с сестрой оставляет неприятное послевкусие, заставляющее напрячься сильнее, в ожидании следующего подвоха. Одни и и те же вопросы крутятся в голове словно плохая, заезженная пластинка. Почему Лия позволила ей стать уязвимой? Кто из них поплатится за то, что они сдружились?

Что она сделает теперь?

Читать невозможно, и Амелия ловит себя на том, что смотрит в одну страницу уже несколько минут, не в силах понять ни единой строчки. Взгляд соскальзывает с листа, выпадая из реальности, и в мессиве букв Амелия видит лишь сестру, безошибочно попавшую столовым ножом между её расставленных пальцев, когда она завела речь о том, как подружилась с милой девочкой. Этот взгляд - такой же как сегодня, и дрожь ужаса сотрясает тело, словно не прошло больше года с того момента.

Ей давно следовало привыкнуть к выходкам сестры, но она не может, ведь Лия каждый раз открывает ей новые стороны собственного безумия. Наверное, не будь Амелия виновата в этом надломе сестры, за эти годы она смогла бы противостоять ей, справится.

Мысли прерываются неожиданным заявлением Габриэль:

- Знаешь, я думаю, я хочу доверить тебе одну тайну. - её голос звучит тихо, но очень чётко.

Амелия молчит, прикрыв книгу. Стоит ли предостеречь кузину от откровений? Прервать, и заставить обдумать подоное решение ещё раз? Или же дать высказаться, чтобы упорядочить мысль в своей голове? Молчание всегда расценивают как согласие, и Габи продолжает уверенней.

- Я думаю, что я влюбилась.

Удержать сочувствие нельзя - первая любовь процесс всегда болезненный, даже если у тебя нет сестры-психопатки, которая поизмывается над твоей несчастной любовью, и разрушит любую, даже самую призрачную надежду на счастье, повергая тебя в пучины депрессии. Влюбиться в свои шестнадцать должно быть логичнее, чем в двенадцать, но Габриэль едва ли от этого легче.

- Я не уверена в этом, потому что не могу себе представить на что должно быть похоже то самое чувство, которое приходит ниоткуда и оставляет тебя ошеломлённым, корящим как от удара молнии и, вместе с тем, разрушаемым... Со мной такое впервые, - голос кузины срывается, и она замолкает.

В комнате слышно тиканье часов в тишине высшей пробы. Амелия ожидает всхлипа, прикрыв глаза. но не слышит его, наоборот, дыхание сводной кузины выравнивается, и она берёт себя в руки, продолжая:

- Да, так и есть. Может быть, я влюблена. Может быть, я схожу с ума от этого. - её голос крепнет, становится увереннее. - И есть вероятность, что я никогда не забуду это чувство. И чуть большая что не почувствую ничего сильнее, чем это тепло в груди при мыслях о нём. Я не знаю. Я знаю другое - не хочу думать обо всех этих "может быть", "возможно" и "есть вероятность". Я хочу быть рядом - на расстоянии взгляда. Вздоха. Тепла. Везде, где только смогу, потому что... - голос снова срывается и Габи хватает воздух, словно после долгих рыданий, замолкает, переводя дыхание, но договаривает, - потому что я совершенно уверена в том, что это нечто большее. Желание видеть его счастливым, и не имеет значения с кем и когда. Так что да, может быть я и впрямь глупо влюбилась в него. Может так оно и есть, но мои чувства к нему не становятся меньше или менее искренней.

Лживые уверения в том, что всё будет хорошо застревают в глотке, и вместо них, всё что может сказать Амелия, это:

- Тебе будет больно. Ты будешь страдать, и это кончится отвратительно.

'Не важно, какому дурачку ты решила вручить своё сердце и как он добр к тебе - пока есть Лия, ты будешь страдать. А уж стоит ей об этом узнать...', - в голове мгновенно проявляются старые воспоминания о собственном унижении, ничуть не потускневшие за эти годы.

- Я знаю, - просто отвечает Габи, пожимая плечами и улыбаясь беззащитно.

- Не дай сестре узнать об этом, - с трудом выдавливает из себя Амелия, стряхивая болезненные воспоминания.

Пока есть Лия, все они будут страдать. Лия, которую она создала сама. Лия, которую она сама разрушила.

Чувство вины душит, вгрызается привычно острыми зубами в её плоть и душу. Воспоминания становятся мучительными, особенно в свете того, что у неё не нашлось лжи, чтобы утешить свою единственную подругу.

- Я знаю, что могу доверить тебе это, - мягко замечает Габи, - и ты поймёшь правильно.

Слова пузырятся и янтарём застывают в глотке, запирая дыхание вязкостью многолетней смолы.

Перед глазами Амелии археологи откапывают слипшиеся слова, рассматривают их под лупой, и с гордостью и, одновременно печалью ставят их на полочку тех, которые Амелия не сказала.

Самые важные слова в её жизни.

'Всё будет хорошо.'

'Я уже прошла через это.'

'Тебе не нужно знать почему ты в опасности.'

Габи садится напротив и смотрит на Амелию с необыкновенной для неё решимостью.

- Расскажи мне, что произошло.

Габриэль.

Ожидание - не добродетель, Габи знает точно. Можно и не смотреть на то, как кузина, чьего рассказа она ждала так долго, пытается переступить через то, что мешает ей открыть рот, и сказать, наконец, правду. Страх, гордость, стыд? Или иная сила связывает ей челюсти вязкой ложью?

- Это не имеет значения, - Амелия опускает глаза на миг, а в следующий смотрит с вызовом.