- Так когда дополнительное занятие? - спустя полминуты тишины интересуется мисс Фрейзер.

- Давайте посмотрим...

Ещё некоторое время они теряют на то, чтобы отыскать действительно подходящее время для дополнительного занятия, и лишь когда мисс Фрейзер покидает его кабинет, ему в голову приходит простая мысль - а не сестра ли она Амелии? Пусть о другой дочери Джины Фрейзер никогда не упоминалось в СМИ, исключать эту догадку нельзя - они похожи, но из-за шрама нельзя сказать наверняка, и фамилия одинаковая, разве что в написании разнится. Уилл тянется к журналу как раз в тот момент, когда дверь кабинета тихо скрипит, впуская Амелию.

Девушка с удивлением оглядывается и кивает на коридор, после короткого приветствия:

- У меня бестактный вопрос, но что от вас понадобилось Лии?

Уилл пожимает плечами, не собираясь делать из этого великой тайны:

- Дополнительные занятия для поступления.

Он буквально чувствует, как та мгновенно напрягается, однако всё же не задаёт вопроса о том, куда собралась поступать Лия. В его голове внезапно мелькает обрывок воспоминания - вот ему четырнадцать, и он на пороге огромного особняка, он осматривает его всего несколько секунд, и в это время он видит как смотрящая не таясь девочка, кривится так, словно увидела дохлого жука на подмётке своей туфельки. Смотрит неприязненно, но не отводит взгляд. Он больше её не видел, приняв за дочь прислуги, но ведь это было как раз в доме Амелии, в тот самый день, когда он приехал увидеть ту, которой только что были заняты его мысли.

И всё же сёстры, понимает он.

Сёстры.

Амелия.

Всему своё время, своё место, своя цепь предвещающих событий. Амелия фаталистка, возможно ещё и потому, что чувство того, что всё идёт так и свернуть нельзя, преследует её с самого детства.

Перед глазами стоит полный самодовольства взгляд сестры, выходящей из кабинета литературы, и содрогается всем телом. Казалось, ей стоило бы давным-давно привыкнуть к тому, что Лия всегда себе на уме, что она довольна успешна в своих попытках разрушить всё, что имеет хоть какую-нибудь ценность. Особенно для сестры.

Но нет. К такому привыкнуть нельзя.

И всё же кое-что изменилось. Она ещё чувствует злость, вспыхнувшую в груди и оседающую на кончиках ресниц. Это неимоверное возмущение - да сколько же можно?! Разве она не настрадалась? Разве она не расплатилась сполна за свой проступок? Неужели из-за одной ошибки она позволит вечно казнить себя?!

Этот бунт в её груди отравляющий её своим тлением, вина залита злостью за сводную кузину, страдающую ни за что, позволяя этому пламени разрастаться. Амелия чувствует его внутри. Решительность и мужество - то, чего ей так долго не хватало. В конце концов, может быть её жених и не идеальный человек, может быть, даже не хороший, но она не позволит сестре разрушить его жизнь, как и не даст губить Габриэль. Бедняжке и так досталось, довольно! Это её можно мучить сколько угодно, но не прочих, не всех остальных! Ведь она так устала чувствовать себя заразой, человеком, от прикосновения к которому окружающие люди рискуют подхватить Лию как настоящий смертельный вирус...

Она могла сделать это в любой момент, в любой - но ему пришло время лишь сейчас. Её злость и раздражение наконец вызрели для решительных действий. Амелия смотрит на кончики горящих пальцев, и ей кажется, что призрачное, бунтарское пламя согревает их, как символ её протеста.

В учебных коридорах пусто и никто не отвлекает её от размышлений, что она может сделать, чтобы изменить ситуацию.

'Для начала, стоит помочь Габи', - решает Амелия, направляясь в жилое крыло, сосредоточенно составляя план действий.

'Договоримся с ней, пока Лия совсем не сломала её, а после можно будет подумать и о том, чем помочь Уиллу, если она и на него окажет своё воздействие. Да, Лия как гнойная опухоль, которая разрастается за счёт заражения близлежайших тканей. Её нужно срочно удалять, до того, как станет слишком поздно. Как для меня. Но другим ещё можно помочь. Они невиновны, а я буду всю жизнь расплачиваться за свои грехи', - тоскливо заключает Амелия, мирясь со своей судьбой, - 'ради них, возможно, стоит преодолеть свой страх и постараться. Хотя бы один раз'.

Дверь подаётся с трудом - с той стороны слишком тесно в комнатке, рассчитанной на пару человек. Там уже трое - по бокам, скрывая среднюю своими телами, сидят Габи и ещё одна девушка, невыразительная, незаметная, мимо такой Амелия прошла бы и даже не увидела. В третьей же она с трудом узнает Андрэа, свою соседку по комнате. Впрочем, о том, что это она Амелия догадывается исключительно по голосу, когда она проходит вперёд. Энди совершенно зарёвана, строгий пучок пепельно-русых волос, который всегда строго и аккуратно был собран ни на что не похож, глаза потемнели от "водостойкой" туши, свернувшейся комочками вокруг глаз, а нос покраснел и распух.

- Что случилось?!

От вопроса Андреа рыдает сильнее, её плечи содрогаются от каждого всхлипа и она жадно хватает воздух ртом в перерыве между рыданиями и утирает нос платком, определённо не в силах по-плебейски высморкаться при обилии едва знакомых людей вокруг.

- Мы нашли её такой в коридоре у туалетов, - беспомощно глядя отвечает Габи, и осторожно гладит Анрэа по плечу.

- Она не говорит, что произошло, - так же тихо добавляет невзрачная девица, посмотрев серо-зелёными глазами, такими же не запоминающимися, как и вся она. Догадка о том, что могло случиться, появляется мгновенно.

Амелия подходит к своей соседке осторожно, едва слышно, как к испуганному зверьку, и говорит мягко и ласково, словно с маленьким ребёнком:

- Энди, милая, это очень важно, - она не касается сокурсницы, понимая, что двух утешительниц вполне достаточно. - Те, кто тебя обидели это ведь ученицы, да?

Девушка даже перестаёт на секунды всхлипывать от вопроса, в ужасе глядя на Амелию, и ей этот взгляд говорит больше всех слов, что смогла бы выжать из себя Андреа в подобном состоянии. 'Конечно же, это ученицы, и у них есть на компромат на Андрэа, который является гарантом её молчания. Что бы с ней не делали, как бы над ней не издевались, она ничего не сможет сделать, чтобы спасти себя от них, возможно потому, что спасает кого-то ещё', - заключает Амелия, не в силах удержаться от постыдного облегчения, - 'не дело рук Лии. Какое счастье...'

Она кладёт руку близ своей подруги, но не касается, оставляет на расстоянии тепла и улыбается мягко, понимающе. Чуть кивает, и Андреа всхлипывает от облегчения и косится на приведших её сюда девушек.

- Спасибо, Габи и... - она замолкает и двоюродная сестра подсказывает ей:

- Кейт.

- И Кейт, - продолжает Амелия, - но дальше я справлюсь сама.

Девушки направляются к двери, и, замерев на миг в дверном проёме, Габи бросает на неё встревоженный взгляд. Амелия кивает головой слабо, в знак того, что она и впрямь сможет, и, как только дверь закрывается с тихим скрипом, подсаживается к Андреа, мягко приобнимает её и доверительно говорит:

- Дорогая, если нужно, ты можешь всё мне рассказать. Я сохраню твою тайну, ты знаешь. Баш на баш, да?

Через час, когда Амелия выходит из своей комнаты, Габи ещё стоит неподалёку от двери и ждёт. Не говоря ни единого слова, девушка ведёт всех в свои бывшие апартаменты - в этот час сестры там обычно не бывает, поскольку ей необходимо видеться со своим 'мозгоправом'.

- Как она? - спрашивает Габи встревожено за закрытой дверью.

- У неё была истерика, но я успокоила её и она спит, - задумчиво отвечает Амелия, присаживаясь на кровать сестры.

- Ты можешь сказать мне что произошло?

Амелия внимательно смотрит в доверчивые и наивные глаза сводной кузины и вздыхает.

- То же, что происходит каждый год с какой-нибудь девочкой в этой школе. Год выдался урожайный - в этом году даже с двумя.

- О чём ты? - Габи хмурится, смотрит непонимающе. - Что происходит?