– Воин! – кратко резюмировала его персону Дама, высказавшись наилучшим образом в подобной ситуации, самой красивой овацией для этого сильного человека.

– У меня длинный послужной список горячих дел в жарких событиях… – похвалился громила, перекидывая с руки на руку орущую девку, и деловито подтягивая ей зад широким кожаным ремнём, плотиной удерживающего поток крови с дыры в одной из круглых половин её формы тела.

– Воин-профессионал на стороне Свободного Люда – явление весьма неординарное, и посему – требующее какого-нибудь обоснования!… – весьма жестоко и неожиданно, но, вместе с тем, со значительным почтением в тоне выражения, призвала к исповеди громилу Велга.

– Да… Моё прошлое – редкость в кругу людей, ищущих свободу… но, чтобы сейчас не вдаваться в подробности воспоминаний, примите хотя-бы факт того, что я среди вас, и готов воевать самоотверженно, не щадя ни врагов, ни себя самого! – высокопарно оправдался громила, ничуть не изменившись в лице.

– Вы оперируете кодексом чести и достоинства славных людей, а не современных прогнивших ублюдков… Думаю, что это лучшее исходное качество свободолюбивого человека, и это качество реабилитирует любые ошибки! – обрадовалась достойному ответу Велга и, свободной от удержания автомата рукой, вцепилась в свободное от раненной девушки плечо громилы, одарив видную фигуру богатыря женской почестью.

Окружающие их хиппи и байкеры посмотрели на возвысившуюся над толпой троицу, олицетворяющую проявление власти женской красоты над мужской доблестью, как на мифологическое явление Сверхсущества.

Как по волшебству, нашлись вдруг многие, бросившиеся выполнять распоряжение Велги, и через несколько минут стихийный лагерь хулиганящих хиппи приобрёл вид собранной команды борцов за единое дело. Каждый из неформалов старался принять посильное участие в сражении с врагами, сообразно руководству Нагваля и её распоряжениям. Пара отчаянных рокеров в гоночных жилетах и, столь редких в быту у байкеров шлемах мотоциклистов, за считанные мгновения наладили грузовой “Hardlee Devillsoon” Ярилы для путешествия без возврата. Трое крепких джинсовых бородачей шумно подволокли из темноты громадный, заполненный до краёв бензином, хозяйственный бак.

Соорудив на осевшем от тяжести “Хардлее” подобие погребального монумента, неформалы запустили его катиться по плацу, к стоящим впереди, беззащитным пред таким чудом, государственным автомобилям.

Удаляясь медленным от тяжести ходом, и легонько раскачиваясь от колышущегося в громадном баке бензина, мотоцикл Ярилы, по общему мнению хиппующего люда, был схож, в сей миг, с легендарной погребальной ладьёй древних викингов, исчезающей в открытом море, ради должного погубить её навсегда пожара.

Раздавшийся, в момент осуществления замысла Нагваля, взрыв могуче потряс ночную Скву, расшевелив в спящих двориках единую волну, поднявшегося в небо, вороньего крика, волну, захватившую все звуки города, оживившую столицу паутиной автомобильных сирен.

– Этот момент меняет ход боя! – перекрикивая дикий шум катастрофы, поучительно обратилась к неформалам Велга, перстом своим указуя на бушующий в центре сквера огонь.

Макс посмотрел на часы. Ему, с момента прибытия на место побоища, стоящему на прежнем пятачке, в тени буйно разросшегося кустарника, было в диковинку участвовать в настоящих боевых действиях, и он успевал лишь хлопать ртом от той скорости, с которой происходили события. С того момента, когда Велга выхватила у кого-то автомат, с момента её пришествия в стан воюющих неформалов, прошло всего шесть минут. Но и это мгновение тишины для концентрации мысли длилось лишь миг. Тут, с внешней стороны сквера послышалось оживлённое волнение.

Взглянув на циферблат часов, Макс понял, что с мига внедрения активного боя Велгой, прошло шесть минут. Но задержать взгляд на минутной стрелке более шести секунд он не сумел, вздрогнув от нового шума.

Внезапно, чёрные кусты одичавшего в городской среде малинника, укрывавшие Макса столь бережно в своей тени от площадных огней, осветились резким и направленным белым светом, светом, ослепившим всех вокруг, и посеявшим неимоверную панику. Со стороны плаца, ломая заросли кустарника, на войско неформалов надвигался автомобиль.

Не успевая в своей реакции за мобилизованными байкерами, разбежавшимися тут же, кто куда, прочь от света, Max встретил тот автомобиль, застигнутым врасплох, и оторопело замер на месте, до самого момента остановки, надвигающегося из темноты, полосатого радиатора с треугольником в круге.

– Придурок! Отошёл бы в сторону, хоть на метр! Я же тебя, с разгону, чуть не задавил! – заорал кто-то, знакомым Максу, прокуренным мужским голосом, из остановившегося авто.

– А сам, тоже – идиот! Без предупреждения, сзади впёр! – бросилась навстречу водителю, ослеплённая тем же светом фар Дама в Розовых Очках.

– Я сюрприз хотел преподнести! – торжественным, утробным голосом повинился водитель, продолжая ослеплять малинник галогеновыми фарами.

– Загаси свет-то, благодетель! – возмутилась в ответ Дама, но, по снисходительному тону её, было слышно, что она сердится не всерьёз, а будто отчитывает шаловливого ребенка.

Вот, свет фар, наконец-то померк, и Макс смог увидеть, что прижавшаяся к его животу решётка радиатора принадлежит тому самому, угнанному им вместе с Велгой несколько часов назад, посольскому “Mersedance-Dance”. На месте водителя осанисто восседал оборванец Дон Джон, на месте пассажира, в героической позе, повис на стоящем вверх прикладом автомате Шапошникова, коротышка Эрудит Че.

– Он меня отговорить пытался от этой затеи, но я настоял на своём! – гордо тыча пальцем в Эрудита и, ещё более гордо – себе в грудь, заявил, оторвавшийся от рулевого колеса шнифтовой.

– Да, затея твоя, Джонни – сумасшедшая, но, как и все прочие, вытворяемые тобой глупости – жизненная! Я даже не знаю – ругать тебя или хвалить… С Эрудитом нашим, у меня разговор отдельный будет, насчёт того, как он нам с Максом путешествие в Огайо чуть не сорвал, разоравшись о том, что Джин – это питон… А ты, как вижу, решил отметиться героизмом, на общем фоне боевых действий… – уже с легкой весёлостью в голосе, заговорила с оборванцем-триумфатором Велга.

Горе подобный воин Ярила, выступавший минутой прежде в роли символа мужества, в свете фар и шума, наделанного шнифтовым, отступил со своей ролью на задний план, затенённый самовластным триумфом сумасбродного оборванца.

– Кстати, Джонни, мы же могли тебя и застрелить, когда ты с этими фарами на нас с тылу двинул! – заигрывающим тоном общей любимицы, защебетала в ухо шнифтовому Велга, отцепившись от минувшего героя, пожертвовавшего свой мотоцикл, и начав липнуть к новому, спасшему её автомобиль.

– Я чудом сдержался, чтоб на крючок не нажать! – обиженно пробурчал себе в бороду Ярила, досадливо поглаживая мощный пулемёт, уже успевший оказаться в его ладонях, вместо, пулей раненой в ягодицу, крашеной девки-металлистки, уже отданной им на попечение рокеров, заявивших, будто у них есть лекарство-панацея, действующее эффективно, лишь при приятии через иглу в вену и кровь.

– Да, это было очень глупо! Нужно было, всего лишь, вырубить фары, и мы бы видели, кто к нам едет! – уловив недовольство богатыря, невинно отругала шнифтового Дама, но тут же потребовала, чтобы тот рассказал всем, как спас “Mersedance-Dance” от огня, вспыхнувшего в стоявших близ него, чиновничьих автомобилях, при взрыве “Хардли” Ярилы.

Такая просьба весьма обрадовала шнифтового, поскольку дала возможность ещё больше закрепить успех в привлечении всеобщего внимания не только к своим поступкам, но и к красивому, полному вольных приукрашиваний и откровенных небылиц рассказу-комментарию о случившемся.

Будучи уверенным в том, что за огнём пожарища разглядеть происходящее с “Mersedance Dance” неформалы никак не могли, Дон Джон выдумал целую историю о героической битве с жандармами, из которой, по его словам, он, де чудом спасся, погубивши многих неприятелей в отчаянной, неравной схватке.