День не задался, но деваться было некуда. Я смыла мылом косметику, просушила полотенцем волосы, надела фисташковую желябу с шароварами и пошла на обед. Мой светлый образ дополняли ссадины, замазанные под цвет желябы зеленкой, привезенной из России на всякий случай для дезинфекции.

Мои сидели за столом, во главе месье Хамди – отец моей подруги – и месье Ферид. Мама Зейнеб посадила меня на свободный стул рядом с Феридом. Меня ждало еще одно адское испытание: светская болтовня на французском, который я понимала очень плохо, ибо в универе мы учили только турецкий, английский и немного арабский. Я сидела тихо и не шуршала, думая, что просижу весь званый ужин не замеченной и поем свою порцию кускуса с овощами и мясом. Не тут-то было. Неугомонный Ферид, который болтал без умолку, повернулся ко мне и стал меня донимать расспросами. Зейнеб старалась мне переводить с французского на русский, но все равно не успевала. Ферид решил пошутить и выдал фразу:

– Ну что же Вы, мадемауазель Мари, совсем не знаете французского! Как же Вы плохо учились в школе.

Я прекрасно поняла, к чему он клонит. В этой стране все восхищались всем французским: языком, культурой, духами. Причём делали это совершенно без понимания, хватая по верхам. Грамотный французский язык был языком общения культурной и деловой элиты, а ошибки и неграмотная речь были показателем нищебродского происхождения. Федуа победно улыбалась, чем подлила еще масла в огонь в котел моего терпения. Выслушивать насмешки от постороннего мужика, будь он хоть сам король Марокко, я в жизни бы не стала, не в моем это характере. Придумывать ему особый ответ у меня не было времени, так что я ему сказала в лицо то, что думаю.

– Да, Вы отлично говорите на языке Ваших колонизаторов, при этом совершенно не знаете своего родного. Я-то, по крайней мере, могу хорошо читать, писать и говорить на моем родном – на русском языке, а также на турецком и английском.

За столом повисла пауза… Месье Хамди подавился. Мои слова попали не в бровь, а в глаз, ибо он совершенно не знал своего родного арабского, на котором не мог читать и писать, а только говорить. Дома и на работе отец Зейнеб, будучи крупным госчиновником, общался только на французском. Месье Ферид внимательно посмотрел мне в глаза и разразился громким смехом… Неожиданно для себя я услышала его звонкий и молодой голос. Его смех был подобен мелким золотым песчинкам, которыми играет ветер в пустыне. Все засмеялись, напряжение ушло.

– А Вы молодец, Мари, умеете за себя постоять, – перешел на английский Ферид и тепло улыбнулся.

Весь вечер он говорил на французском и тут же переводил сказанное на английский для меня. Они болтали с месье Хамди и мадам Фатмой, вспоминали свои молодые годы и забавные случаи из жизни. Его голос очаровывал, у него было прекрасное чувство юмора и такта… Этот человек сиял, как ограненный бриллиант, и я купалась в его сиянии, мне было радостно и комфортно. Он рассказывал о художественном искусстве, Франции и о Марокко, поднимая различные темы. Ферид был умен и обаятелен. Я никогда не встречала такого мужчину. Мне казалось, что я знаю его давно, и я даже перестала замечать, что он намного меня старше. Далеко за полночь он стал прощаться. Мы вышли в сад. Мое сердце сжалось: сейчас он выйдет из сада, и я больше никогда его не увижу. Никогда. Я загадала себе: если он обернется, когда будет выходить за дверь сада, то я его еще раз увижу. Если нет, то нет… Кадер, судьба… Ферид прошел через сад до двери, я стояла возле плетеного дивана. Он обернулся и послал воздушный поцелуй. Я спряталась за спинку дивана в надежде, что он не увидит моего смущения. Он все заметил, улыбнулся и ушел.

Мое сердце билось так, словно я час бегала вдоль берега. Ночью я не могла уснуть. Мне хотелось его снова увидеть, но кто я такая для него? Никто. Не модель и не богатая красотка. Иностранная девчонка, свалившаяся с дерева. Он позвонил на следующий день и через день после того. Потом пригласил поехать с ним на выставку. Он околдовывал мое сердце все больше и больше, я тонула в его улыбке и низком, вибрирующем голосе. Я готова была с ним пойти куда угодно и когда угодно, забыв про осторожность. Мое доверие к нему было безгранично, как и моя любовь. Спустя два месяца мы поженились.

Была ли я счастлива? Думаю, что да, хоть и недолго. Знала ли я человека, который стал моим мужем? Совсем нет. Его истинное лицо открылось после нашей свадьбы, и это совсем другая история. Но тогда мне казалось, что я в Райском саду, завороженная мужчиной, пришедшим из моей мечты…

Я шла по дроге к дворцу Бужлуд, кутаясь в шерстяной палантин. Был уже поздний вечер, но улицы жили, дышали, пели и танцевали, переливаясь радугой человеческого веселья. В Фесе никто не спал, потому что уже несколько дней здесь проходил фестиваль сакральной музыки. Исполнители со всех концов мира: Африки, Ближнего Востока, Индии и Европы – выступали весенними вечерами в марокканском Фесе.

Я почти подошла ко дворцу, когда услышала этот странный звук. Высокий и мелодичный, словно голос юной девушки. Этот голос звал, обволакивая странным восточным колдовством; он рассказывал какую-то историю, и мне так захотелось ее услышать. Вы знаете, ощущение, когда после долгой прогулки хочется пить, и вот в твоих руках долгожданная, прохладная влага, которая растекается по губам, принося облегчение и сладость?

Так и этот звук незнакомого инструмента, который я приняла за флейту. Каждый шаг приближал меня к источнику этой песни, которая плескалась внутри старинного здания дворца. Я зашла вовнутрь. В одном из небольших залов с высокими потолками на полу и скамьях сидели люди: арабы, европейцы, – а на импровизированной сцене – музыканты, среди которых мужчина с длинной тростниковой флейтой, которая была значительно длиннее виденных мною ранее. Я осторожно приблизилась. У меня не было билета на концерт, но, казалось, никто меня и не замечает, все были зачарованы этой волшебной мелодией.

Я тихо забилась в угол, сев на розовую с золотой вышивкой подушку, которую мне аккуратно подала арабская пожилая дама с насурьмленными черными глазами, спрятанными за элегантной золотой оправой очков. А Нея пела, смеялась и плакала – мелодия кружилась в танце, словно стройная и изящная восточная танцовщица. Я уже не видела зала и людей, мне казалось, что моя душа сама танцует под куполом зала вместе с Неей. Очнулась я, когда кончился концерт, глубоко за полночь. Я вышла из зала, понимая, что мой мир уже не будет прежним, я ощутила дыхание Неи, ее колдовства.

Мой мир изменился буквально за несколько мгновений, и причиной тому была ОНА – Нея. Так началось мое знакомство с суфийской музыкой и этим прекрасным инструментом.

Нея – длинная выдувная флейта – инструмент, занимающий особое место в музыкальной культуре Ближнего Востока, Северной Африки, Ирана и Турции. В некоторых музыкальных традициях этих стран Нея была единственным духовым инструментом. Это очень древний инструмент. Изображения музыкантов с Неей можно увидеть на настенных росписях в храмах Древнего Египта. Люди на Востоке слушали Нею на протяжении почти 4500–5000 лет, что делает её одним из самых старых музыкальных инструментов в мире. Нея – предтеча современной флейты

Нея состоит из куска полого тростника с пятью или шестью отверстиями для пальцев и отверстием для большого пальца. Современные Неи могут быть изготовлены из металла или пластиковой трубки. Нея немного различается в зависимости от региона и расположения пальцев. Высококвалифицированный исполнитель на Нее может достигать диапазона более трех октав. Типичная персидская Нея имеет шесть отверстий, одно из которых сзади. Арабская и турецкая Неи обычно имеют семь отверстий: шесть спереди и одно для большого пальца в задней части инструмента.

Нея – один из самых известных инструментов, используемых в суфийской музыке. Когда мне грустно, и я хочу поговорить со своей душой, я слушаю Нею. Суфии верят, что мелодия Неи указывает нам путь к богу, частица которого есть во всем, что нас окружает: в солнце, траве, земле, горах, птицах, животных, людях и в нашем сердце. Нея умеет говорить на языке Любви, чистой и нежной, словно горный родник. Нея поет на языке Души Мира. Послушайте Нею. Может, и вы найдете ответы на вопросы, которые так долго искали.