- Послушай, доченька, - уговаривала её Ида, - твой Игорь настоящий друг. Он совершил мужественный поступок. Будучи полицаем, хотя и не по своей воле, он пытался спасти вашу семью от гибели.

Циля, закрыв руками лицо, плакала.

- Если ты сдашь Игоря, то этим ничего не изменишь. Погибнете все, - твёрдо сказала Дора. - Но, если ты будешь настаивать на том, что ты случайно попала в открытую квартиру. Допустим, был дождь, и ты с ребёнком случайно оказалась рядом с этой квартирой. Дверь была открыта и ты зашла туда, чтобы спрятаться от дождя, переодеть ребёнка, в конце концов. Ответить за это придётся, но зато Игорь будет жив и кто знает, скольких людей он сможет ещё спасти.

На всех последующих допросах Циля только это и утверждала. Что с ней случилось дальше, выдала она Игоря или мужественно погибла, уже никто не знает.

Будем верить в то, что добро порождает добро.

Глава 14

Володя ходил в Полицейскую управу каждый день, хлопотал об освобождении женщин, пытался передать хоть какие-то продукты. Продукты принимали, но свидания не разрешали по той причине что они якобы, находятся под следствием. Володя возмущался, что это за следствие? Какое преступление могли совершить несчастные женщины, одна из которых уже в пожилом возрасте?

В какой-то момент ему даже показалось, что полицаи сочувствуют ему. В ответах дежурного Полицейской управы и по его глазам, которые он отводил в сторону, чувствовалась неискренность, недосказанность. Видно, не мог он говорить всё, как есть. Такое подозрительное поведение дежурного ещё больше настораживало Володю.

Через неделю он встретил своего старого знакомого и поделился с ним своим горем. Тот обещал помочь. На следующий же день он подсказал Володе, чтобы тот связался со следователем Иванченко. Он, якобы, был членом Организации Украинских Националистов, сочувствовал евреям и вообще старался как-то помочь людям. В тот же день Володя попытался использовать эту возможность. Всё-таки муж - украинец, а немцы вначале поддерживали украинское национальное движение.

Утром он пришёл в управу и попытался попасть к этому следователю, но оказалось, что его уже нет: - по доносу предателя его деятельность раскрыли. Ночью он был арестован. Дела всех подследственных и арестованных, которые он вёл, также забрали. А арестованных перевели в гестапо - тайную политическую полицию. Теперь ими будут заниматься гестаповцы. По городу ходили слухи, что из гестапо живыми не возвращаются. Оттуда выходят только предатели, повязанные кровью. Слабенькая искра надежды на освобождение женщин, хотя бы по причине тяжелой болезни мужа-украинца начинала угасать.

* * *

Спустя неделю в камеру вошёл в сопровождении переводчика офицер гестапо. Всем было объявлено, что их переводят в другое место. Куда, он не сказал. От двери камеры до выхода их уже ожидали выстроившиеся в две шеренги вдоль стен охранники с собаками. Испуганных женщин и детей гнали по узкому проходу между ними и загружали в крытые грузовики. Натасканные на заключённых собаки рвались из поводов, нагоняя ужас на несчастных людей. Многим достались укусы разъяренных животных.

Поездка в крытом грузовике, забитом полностью женщинами и детьми, продолжалась недолго. По её длительности Дора поняла, что их привезли в дом, о котором уже давно ходила среди людей дурная слава.

Этот дом ранее принадлежал Управлению Народного Комиссариата Внутренних Дел, НКВД. Когда-то, начиная с тридцатых годов, под руководством вождей Ленина-Ульянова и Сталина-Джугашвили которые отдавали приказы своим верным псам Дзержинскому, Урицкому, Мехлису Ягоде, Ежову, а те уже рассылали свои кровавые директивы по республиканским НКВД об арестах и расстрелах своих же граждан. В результате проводимых репрессивных мер погибло столько людей, что даже на сегодняшний день цифра колеблется между несколькими миллионами человек. Точной цифры так никто и не знает. Теперь в этом здании с успехом хозяйничало гестапо.

Здание находилось на улице Короленко 33, совсем рядышком с домом, где раньше жыли Дорочка с Володей. Надо было только пройти по улице Ирининской и спуститься вниз по лестнице. Но близок локоток.

Сыто урча мощным мотором, машина остановилась перед воротами. По какому-то сигналу ворота распахнулись. Как только машина проехала через них, внешние ворота закрылись и сразу же открылись внутренние створки. Во внутреннем, тесном дворике всех вытолкали из кузова и погнали через живой коридор, стоящих вдоль стен гестаповцев с собаками. Опять повторилась анкетная проверка, обыск. Через некоторое время Дору вызвали для уточнения, как ей сказали, анкетных данных. Конвоир завёл её в кабинет. Возле окна стоял молодой, стройный мужчина в форме офицера гестапо. Свет из окна падал на него, и Дора успела рассмотреть его красивое холёное лицо, на котором была гримаса равнодушия и презрения. К её удивлению, он обратился к ней на сносном русском языке. Видно, прошёл хорошую подготовку для работы с будущими русскими арестованными, а может быть когда-то учился в Москве:

- Надеюсь, вам понятно, что вы арестованы и находитесь в следственном изоляторе гестапо? - спросил он Дору, не представившись, и даже не предложив ей сесть.

От постоянного недоедания, нервного напряжения и усталости у женщины всё плыло перед глазами. Она прилагала максимум усилий, чтобы удержаться на ногах.

- То, что вы нас тут удерживаете - это произвол. Я не понимаю, за что нас с мамой арестовали. Нам никто не предъявлял никакого обвинения.

- Ах, вы только подумайте, - насмешливо сказал он. - Сколько вы заплатили следователю Иванченко за обещание освободить вас?

Дора была удивлена его вопросом, но виду не подала. "Это он, наверное, интересуется тем следователем из полиции ОУН-овцем, о котором ей рассказывали в камере. Значит, его раскрыли, и поэтому нас всех перевели из полиции в гестапо", - подумала она.

- Я не знаю никакого Иванченка. Меня и мою маму на допрос ни разу не вызывали. За всё время нас даже из камеры не выводили, - еле выдавила она.

- Ну, это мы ещё всё выясним, - угрожающее произнёс он. - Думаю, что для вас будет лучше, если вы сами сознаетесь.

- Выясняйте. Мы с мамой ни в чём не виноваты. Всё-таки, объясните мне, за что нас арестовали?

- Ах, не понимаешь? Когда был развешан приказ о явке всех евреев на сборный пункт? А сегодня какое число? Это вам не Советы. У нас приказы принято выполнять.

Что-то написав в протоколе её допроса, даже не дав ей прочитать его и рассписаться, он вызвал конвоира и сквозь зубы сказал ему:

- Увести, - и добавил, - к остальным.

Последние два слова прозвучали зловеще, как приговор. Дора стояла, низко опустив голову. Она поняла, что возражать и требовать чего-либо было бесполезно.

Глава 15

Какое бы не было время, мирное или военное, а человеку небходимо работать. Жизнь есть жизнь. В конце-концов, надо кормить и одевать и себя и семью. Ещё до начала войны Володя работал в фотоателье артели инвалидов художником-ретушёром. В числе многих приказов, изданных оккупационной властью был приказ о возобновлении работы предприятий города. Володя вернулся назад в фотоателье и продолжил свою работу. Всё-таки она давала ему возможность хотя бы как-то сводить концы с концами. Дети растут, обносились. Нужна тёплая одежонка и обувь на зиму. Запасы продуктов, которые ещё остались с довоенного времени, опустошились. Необходимо было в изоляторе поддерживать едой жену и тёщу, снабжать передачами. О себе, о своём туберкулёзе он уже и не думал. Питался как попало. О калорийности еды и говорить нечего. Было не до лечения. Детей бы накормить. Семёнчику необходимо молоко. Старшим мясо. Растут. На базаре цены заоблачные. Всё более-менее ценное, что было в доме до войны, уже продано или выменяно на продукты. А жить как-то надо. Спасала работа. Его профессия, фотограф, позволяла хоть немного залатывать финансовые дыры. Но за это приходилось очень много работать, а здоровье ослаблевало. Да и моральная подавленность не способствовала оздоровлению.