И тогда я сказала ему все. Все, что о нем думаю. Я сказала то, что должна была сказать еще десять лет назад, но тогда не сказала. Потому что жалела… Зато теперь я сказала все! И то, что думаю о нем, и то, каким я вижу настоящего мужчину. Я ожидала бурной реакции — крика, ругани, даже пощечины. Он же совсем не переносит критики. Он самолюбив. Болезненно самолюбив, и даже при самом мягком укоре может взорваться… В общем, я ожидала истерики. Но он отреагировал на удивление спокойно. Он ухмыльнулся и сказал:

— Чего ты, Нюшка, растопырилась? Чем му-му сношать, дала бы в долг стольничек баксов. Разбогатею — отдам.

Я оторопела. Я ожидала чего угодно, только не этого.

— Что? — спросила я, а он не понял причины моего удивления и ответил:

— Шучу. Дай стольничек рублевый.

Я положила на столик сто рублей и сразу же ушла. Было очень противно… вот так я пообщалась со своим бывшим мужем.

— Понятно. А с ним, с Антоном, связь у вас есть?

— В принципе есть.

— Хорошо. Давайте прикинем, как нам встретиться с вашими подругами и бывшим мужем, — сказал Петрухин. — Причем начать я предлагаю именно с Антона.

Добраться до Антона Старостина удалось только в понедельник. На звонки бывший муж не отвечал, дверь не открывал, хотя — по некоторым признакам — был дома. Анна Николаевна сказала, что Антон, скорее всего, пьет. Потому и к двери не подходит.

Петрухин с Купцовым побеседовали с обеими женщинами, которых указала в своем списке художница. Убедились, что ни одна из них не могла быть невольной наводчицей. Оставался Антон, но в субботу и воскресенье он был недосягаем. В понедельник Петрухину позвонил эксперт-криминалист и сказал: «Вытянули пустышку. По региональной картотеке не проходит. Могу, конечно, проверить по центральной, но — сам понимаешь — потребуются время и деньги». Петрухин ответил, что, мол, ладно, пока не надо.

Купцов в сотый раз набрал номер Антона. После восьмого звонка «непризнанный гений» снял наконец трубку. Голос у него был, кажется, трезвый.

— Добрый день, — сказал Купцов. — Могу услышать Антона Евгеньевича?

— Слушаю, — ответил «гений».

— Здравствуйте, я следователь уголовного розыска майор Петров, — представился Купцов. — Есть пара вопросов к вам, Антон Евгеньевич.

— Вопросы? Ко мне? — удивился Антон. — А вы не ошиблись?

— Нет, не ошиблись… Да вы не волнуйтесь, Антон Евгеньевич. Чистая формальность.

— К-хе… формальность. Ну, спрашивайте.

— По телефону все-таки не стоит. Лучше бы встретиться.

— Встретиться? Я, право, не знаю… Свободного времени негусто.

— Много времени я у вас не отниму… Да и вообще — я примерно через час буду в ваших краях и мог бы к вам заскочить на минутку. Устроит?

«Гений» помялся немножко, потом сказал:

— Ну что с вами сделаешь? Приезжайте… Через час, значит?

— Через час, — ответил Купцов.

Через двадцать минут он уже звонил в дверь Антона. Он позвонил, сквозь тонкую, почти условную дверь «хрущевки» звонок был слышен хорошо. Спустя секунд десять, когда Леонид уже собирался повторить звонок, щелкнул замок и дверь распахнулась. В проеме появился непризнанный гений Антоша Старостин. Был он, как и «положено» гению, бородат и лохмат. А еще неряшлив, толст и в состоянии похмелья. Он стоял на пороге, смотрел на партнеров маленькими мутными глазками и почесывал в паху.

Если ты занимаешься своим ремеслом всерьез и достаточно долго, у тебя появляются особый нюх и возможность предвидеть развитие событий. Я не вкладываю в это никакой мистики. Это идет от опыта, от

знания людей… Хотя, если говорить по правде, некая мистика все-таки есть. Но это совершенно особый разговор.

Итак, с годами приходят опыт и умение врубиться в ситуацию, даже не зная всех нюансов. Когда мы ехали к непризнанному гению Антоше, я на девяносто девять процентов был уверен, что мы правы: именно этот паскудник, «гигант мысли», дал наводку на Анну. Возможно, он сделал это невольно… Возможно. Но нас более всего интересовало другое: кому? Кому он дал наводку?

Из коротенького эмоционального рассказа Анны у меня уже сложился определенный образ этого урода, и я нисколько не удивился бы, если бы узнал, что он дал наводку на бывшую жену сознательно. Про себя я уже решил, что церемониться с ним мы не будем.

…Он стоял в дверях своей квартиры, чесал яйца и выдыхал крутой перегар.

— Здравствуйте, Антон Евгеньевич, — сказал я. — Я вам звонил, договаривался о встрече. Моя фамилия Петров, я следователь и веду дело вашей бывшей жены.

— Дело? Дело моей бывшей жены? — спросил он.

По его реакции я сразу подумал, что сознательно он никого на Анну не наводил… Это было худо. Потому что, когда наводчик работает осознанно, он всегда знает своего подельника. А ежели он дал наводку невольно (например: случайному попутчику в поезде или собутыльнику в баре), то он может ничего и не знать.

— Может быть, мы войдем внутрь? — спросил я.

— Да, да, конечно. Только у меня не прибрано, знаете ли…

— Это не беда, — сказал я. И Димка подхватил:

— Это не важно. Нам лишь бы присесть где… А то, знаете ли, бегаешь целый день, язык высунув. А уж прибрано — не прибрано — дело десятое. Нам бы присесть. Мы же к вам по делу пришли, а не на смотрины.

А вот это Димка наврал, потому что «смотрины» нас тоже очень интересуют. Увидеть висящую на стене иранскую саблю восемнадцатого века мы, конечно, не рассчитывали. Не тот случай. Нас интересовало другое: а что непризнанный гений пьет? Чем закусывает? Ежели «благородный портвейн» из соседнего ларька — это одно. А ежели хорошую водку заводского происхождения, то совсем другое. В таком случае встает закономерный вопрос: случайно ли дал наводку на бывшую свою супружницу Антоша? Да и вообще — посмотреть на жилье человека всегда полезно. Иногда такие чудеса открываются — мама не горюй! У меня был случай еще в конце восьмидесятых. Прихожу к одному дядьке. Он свидетелем мог оказаться по совершенно пустяковому делу… Так вот, прихожу. Здрасьте. Я такой-то… А он: я всегда знал, что рано или поздно вы придете. И — рассказывает мне об убийстве, совершенном четыре года назад. Вот оно как бывает…

— Что ж, — говорит Антон, — проходите. Можно не разуваться.

Насчет того, что «можно не разуваться» он очень тонко заметил. Пол в его халупе не мыли лет, наверное, сто. В такой грязи, как говорила моя мама покойная, только что ужи не водятся.

Мы прошли в комнату. Здесь было так же грязно, убого, с претензией на «богемность». Но дорогой водкой определенно не пахло.

— Чем могу? — спросил хозяин, не предлагая сесть.

— Видите ли, в чем дело, Антон Евгеньевич… У вашей бывшей жены, Анны Николаевны, путем обмана похитили саблю…

— Саблю? — ахнул он. И что-то в глазах его изменилось. Что-то изменилось, и я понял: в цвет. Что-то он знает. Или догадывается.

— Саблю, — подтвердил я. — Вы знаете, о какой сабле речь?

— Разумеется… Она у них одна — сабля-то. Восемнадцатый век. Двести лет уже в семье… Ай-яй-яй… Украли, значит?

— Не совсем, Антон Евгеньевич, не совсем. Анна Николаевна сама отдала саблю мошеннику.

— Как это? — удивленно спросил он.

— Дело в том, что преступник сумел Анну Николаевну очаровать… я бы даже сказал: влюбить в себя… и под эту музычку завладел саблей.

Непризнанный «гений» Антоша захохотал… как-то он злорадно захохотал, подло, паскудно.

— С этой дуры станется, — сказал он, отсмеявшись. — Ассоль недое…ная. Все, понимаешь, прынца ждала… Вот и дождалась!

После этих его слов у меня почти не было уже никаких сомнений: Андрея навел «непризнанный гений». Настало время брать быка за рога. Я сказал Антону:

— Мы полагаем, Антон Евгеньевич, что появление мошенника в магазине вашей бывшей супруги не случайно. Кто-то его навел. Неосознанно, невольно, но все-таки навел… Претензий к нему, разумеется, нет. А вот помощь в установлении преступника он может оказать существенную.