— Ага, — сказал Петрухин, — видим…
— Вот так-то, — сказал Петр Николаевич строго и печально.
— М-да, — сказал Купцов.
Втроем они стояли и смотрели на осиротевший крюк. Из глубины квартиры доносились голоса художницы и криминалиста.
— В цивилизованных странах, господа, ТАКОЕ совершенно невозможно.
— В цивилизованных странах жуликов и брачных аферистов нет? — поинтересовался Петрухин.
— Э-э… — ответил эксперт скандинавский. — Кстати, кофе готов.
Партнеры и хозяин сидели в огромной кухне и пили кофе, когда вошел эксперт со своим саквояжем.
— Есть пальчики. Много, хорошие.
— Вы его найдете? — спросил Петр Николаевич.
— А он судимый? — спросил криминалист.
— Э-э… не хотите ли кофейку?
— С удовольствием. Но сначала хорошо бы ваши пальцы откатать, — сказал криминалист.
В кухню вошла хозяйка и остановилась у двери.
Зачем? — спросил Петр Николаевич.
— Чтобы знать наверняка, что те пальцы, которые я нашел, не принадлежат вам.
Петр Николаевич закивал, сказал: да, да, конечно, — и криминалист разложил на столе свою «лабораторию». Анна Николаевна смотрела на манипуляции криминалиста, закусив нижнюю губу. Выражение лица у нее стало совсем детским. По кухне плыл сизый сигаретный дым, недоверчиво смотрел на посторонних большой пепельный котище, жался к ноге хозяйки. Петр Николаевич театрально вытянул вперед руки и сказал:
— Вот, Нюша… вот до чего мы дожили.
Анна Николаевна повернулась и хотела выйти, но Купцов окликнул ее:
— Анна Николаевна! А вы списочек-то приготовили?
— Да, разумеется, — ответила она, достала из кармана джинсов многократно сложенный лист бумаги и подала Купцову.
Леонид развернул бумагу, положил на стол. Крупным, размашистым почерком на листочке было написано в столбик: «Петя. Маша. Варенька. Света. Антон». Имя «Варенька» было заключено в черную рамочку. Петрухин из-за плеча Купцова спросил:
— А почему Варенька в рамке?
— Варенька? Варенька умерла… погибла. — Давно?
— В январе… попала под машину. Петрухин и Купцов переглянулись.
— Сожалею, — сказал Купцов.
— Пьяная она была в хлам, Варька-то, — сказал Петр Николаевич.
— Не надо так, Петя… не надо.
— Ну вот и все, — сказал криминалист, — можно мыть руки.
***
— Давайте поглядим, кто есть кто в вашем списке, — сказал Петрухин. — Петя — это, видимо, Петр Николаевич?
— Это я, — сказал Петр Николаевич.
— Ну вы-то, надо полагать, никому ничего…
— Ни сном ни духом, — заверил Петр Николаич. — Нем как рыба.
После ухода криминалиста он предложил сыщикам виски, а когда они отказались, выпил сам. Захорошел, заговорил.
— Петра Николаича мы в расчет не берем… Далее — Маша. Кто у нас Маша?
— Маша, — сказала Анна Николаевна, — моя подружка. Еще с детского сада… Она очень хороший человек.
— Потаскуха она, — сказал Петр Николаевич.
— Петя! Ну зачем ты так?
— Потаскуха, потаскуха… что же я, не знаю?
— Петр Николаич! — сказал Петрухин. — Давайте обсуждение личных достоинств Маши перенесем на другое время. Нам сейчас нужно знать только одно: не могла ли утечка произойти через Машу?
— Утечка? — спросила Анна Николаевна. — Я не понимаю, о чем вы…
— Я все объясню вам потом… Связь с Машей у вас есть? — спросил Купцов.
— Конечно. Я могу ей позвонить.
— Позвоним, но позже… Поехали дальше по списку — Света. Кто такая Света?
— Светланка? О, Светланка совершенно замечательный человек. Она работала у меня в студии. А сейчас ушла в декрет. У нее мальчик скоро будет. Гришенька.
— Это хорошо. С ней вы тоже можете связаться?
— С ней свяжись! — сказал Петр Николаевич. — С ней свяжись — не только без сабли останешься, но и крюк из стены вырвут.
Петр Николаевич произнес этот пассаж и выпил виски. Подцепил вилкой маслинку. Быстро-быстро зажевал.
— Петя, — сказала ему сестра. — Брось ты с утра-то пить.
— Я на Родине, Нюша… какой же русский человек, вернувшись на Родину, не выпьет по русской традиции бутылочку «Джонни Уокера»? — резонно возразил сестре Петр Николаевич.
— Поехали дальше, — сказал Купцов. — Следующее имя в списке — Антон. Кто это?
Скандинавский эксперт захохотал и, взяв бутылку за горлышко, вышел из кухни. Партнеры проводили его равнодушным взглядом. Анна Николаевна извиняющимся голосом сказала:
— Вы не подумайте… Вообще-то он хороший. Просто эта история с саблей так на него подействовала. Он очень переживает.
— Все-то у вас хорошие, — сказал Купцов. — Все замечательные, славные, умные… У меня складывается впечатление, что наступил золотой век, а я этого не заметил.
— А вы распахните глаза, Леонид Николаевич. Вы распахните глаза и присмотритесь к миру и к человеку, — ответила Анна Николаевна. — Вы много увидите волшебного.
Купцов и Петрухин дружно улыбнулись. Купцов сказал:
— Видите ли, в чем дело, драгоценная Анна Николаевна… Ваш призыв распахнуть глаза пошире и присмотреться к миру и человеку несколько неактуален… Мы с Дмитрием Борисычем только тем и занимаемся, что присматриваемся к миру и к человеку.
— И мы скорбим, — добавил Петрухин, улыбаясь. — Давайте все-таки вернемся к нашим скорбным делам… Антон? Кто такой господин Антон?
Анна Николаевна помолчала несколько секунд, потом сказала:
— Антон Старостин — мой бывший муж… Мы разошлись восемь лет назад.
— Вы поддерживаете отношения?
— Нет… Какие, к черту, отношения? — пожала она плечами.
— Простите. Но откуда же он знает о ваших нынешних делах, если вы разошлись восемь лет назад? — спросил Купцов.
Анна Николаевна, играя кулончиком на тонкой золотой цепочке, ответила:
— Мы не поддерживаем никаких отношений, но недавно… месяц тому назад… мы встречались.
— Зачем?
— Ни зачем… случайно встретились на улице. Ну и… в общем, мы поговорили. Недолго. Минут десять-пятнадцать.
— Расскажите об этой встрече подробней.
— Подробней? — переспросила она. — Подробней… ну, что же. Это было…
***
…Это было около месяца тому назад. Более точно не скажу, не помню. Я шла по Гороховой к себе в студию. Солнце вбивало длинные горячие гвозди в людей, в дома, в город… Я почувствовала вдруг чей-то взгляд. И повернула голову, и увидела Антона. Он был точно такой же, как восемь лет назад… Весь в ореоле своей «гениальности». Когда мы познакомились, я была студенткой. Совсем еще глупенькой девчоночкой. Тогда я на эту его «гениальность» клюнула… Ой, да я тогда совсем голову потеряла. А ведь говорили мне: «Что ты делаешь, Нюшка? Что ты делаешь? Он же подонок…» Но я так не думала, я смотрела на него, раскрыв рот, и душа моя улетала куда-то далеко-далеко.
Но это было давно. Очень давно, так давно, что трудно вообразить… В общем, я почувствовала взгляд, обернулась и увидела своего бывшего муженька. И сердце мое не забилось.
— О, — сказал гений, — привет, подружка Нюшка.
— Здравствуй, Антон.
Мы обменялись фразами… дежурными фразами… и замолчали. Я пытаюсь понять, что же я чувствую, глядя на своего муженька. И поняла, что не чувствую ничего… А когда-то я любила его. Любила, любила. Взахлеб, до потери памяти.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он.
И я объяснила, что я здесь работаю. Студия у меня здесь. Вон — видишь окна… на втором этаже?… Там у меня дизайн-студия. А что, Антоша, делаешь здесь ты? И он сразу начал врать про то, что идет сейчас из издательства, где, возможно, напечатают его книгу… в общем, я отлично видела, что он лжет. Я кивала головой и слушала больше из вежливости… Он предложил зайти в кафешку и попить кофейку. Я почему-то — сама уж не знаю, почему — согласилась. Мы зашли в кафе как раз под моей студией. Там вполне демократичное заведение с разумными ценами. Там было прохладно, полутемно и малолюдно.
Мой бывший муженек принес два кофе и, конечно же, пятьдесят граммов коньяку… Он алкоголик, он давно уже без этого не живет. Он хлопнул коньяку и начал врать про трудную свою жизнь. Я слушала. Я кивала и слушала… Он говорил то же самое, что и десять лет назад. Даже теми же словами. Он говорил, я кивала, и постепенно у меня возникло ощущение, что не было этих десяти лет… И что снова у меня впереди бескрайнее море лжи, унижения и мерзости. Господи, как стало мне страшно и противно.
