— Ай-яй-яй-яй-яй-яй-яй…

— Харитоныч! — радостно воскликнул Петруша. — Как я рад тебя видеть! А мне сказали, что тебя менты забрали!

Мужчина, напоминавший Харитоныча, испуганно пискнул, еще раз присел, после чего сорвал со стенда фотографию какого-то преступника, натянул на голову красную футболку так, что не было видно лица, и бросился наутек.

— Харитоныч, стой! — закричал Петруша. — Ты должен сказать, что мне делать! Я замучился тут торчать!

Он заторопился за неизвестным, а тот припустил что есть мочи через дорогу во дворы, прикрываясь футболкой с логотипом. Онемевшие от многочасового стояния ноги плохо слушались Петрушу, он проиграл старт, да и вообще бегать не умел. На его счастье незнакомец, который ничего не видел из-под майки, на полном ходу врезался головой в фонарный столб и упал, со стоном схватившись за голову. Но вместо того чтобы спокойно ждать заслуженной помощи, он, обдирая коленки, поспешно пополз из светлого круга в темноту. Петр подковылял к нему:

— Харитоныч, это ты? Где Дианка? Я ее тут ищу, ищу… Все ноги стоптал! Ты куда? Да что с тобой?!

Он ухватил незнакомца за ноги, втащил его рывком в пятно света под фонарем, перевернул и высвободил из-под «мойдодырки».

— Слава богу, это ты! А я уже сомневаться начал. Думал, зря бегать пришлось. Ты чего молчишь? Голова болит?

Несчастный эксперт только мычал, выпучив глаза. Рот его был забит скомканной бумагой, которую он тщетно пытался разжевать и проглотить. Увидав добродушное лицо Петра, Харитоныч перевел дух, языком вытолкнул изо рта плотный комок и жалобно простонал:

— Петруша… Это не я… Бес попутал…

— Да что случилось? Ты от кого прячешься?

— От милиции… — едва не плача, сказал Харитоныч, усаживаясь прямо на тротуаре. — Вот, смотри…

Он дрожащими пальцами распрямил и разгладил влажный лист.

— Ну и мурло! — покачал головой Петр. — Псих какой-то… Ограбил сберкассу? Сегодня? А ты тут при чем? Ты его где-то видел?

Харитоныч тяжело вздохнул:

— Так это же… Это же я…

— Да вижу. Я тебя сразу узнал, хоть ты и прятался. Я глазастый!

— Нет… На бумаге…

— Да хватит тебе! Нашел маленького — шутки шутить. Мне некогда. Я Дианку ищу.

Петр еще раз недоверчиво вгляделся в измятый фоторобот, потом в жалкое лицо Харитоныча, потом снова в фоторобот-и улыбка сошла с его пухлых губ. Он схватил старика за горло:

— Ты ограбил нашу сберкассу? Ах ты, гад! У меня там деньги лежали! Последние!

— Да не грабил я, — просипел Харитоныч. — Убери руки, задушишь! Я свои взять хотел, понимаешь? Мне должны были перевести пятьдесят тысяч! А этот дурак… Ошибся-а-а… — И Харитоныч, не сдержавшись, зарыдал.

— Интересно… — протянул Петр, на всякий случай отстраняясь. — Кто это тебе такие переводы шлет?

— Да они и тебе могут прислать… И любому…

— И мне? Интересно!.. Слушай, чего мы тут на земле, как бомжи, расселись? Пошли к тебе, все расскажешь спокойно. Заодно и поужинаем… Да? А то после таких бегов очень есть хочется…

— Петрушенька, я бы с радостью… Но боюсь, — прошептал Харитоныч. — А вдруг все уже знают? Про меня уже, наверное, и по телевизору передавали…

— Не видел… Да ты не бойся! Тебя так разрисовали, что куда там… Вон чудище какое! — Петруша ткнул пальцем в портрет, смутно белевший на асфальте. — У тебя жена-то дома? Есть чего покушать?

— На дачу собиралась… — ответил Харитоныч и поспешно изорвал свой портрет в мелкие клочки. — Это не я, Петруша, бес попутал…

— Зачем бумагу порвал? Оставил бы на память…

— Скажешь тоже — такую дрянь домой нести, — ответил Харитоныч и вдруг втянул голову в плечи. — А вдруг там засада?

— Ерунда! — бодро засмеялся Петруша, которому желание поужинать с каждой минутой прибавляло храбрости. — Давай я пойду вперед и позвоню, а ты в подъезде подождешь.

— А что скажешь, если товарищи откроют? — спросил Харитоныч. — Тут надо все предусмотреть до мелочей.

— Скажу, что долг пришел получить.

— Какой долг? — опешил Харитоныч, у которого даже слезы вмиг просохли.

— Ну… Как бы твоя жена мне должна.

— И много? — поинтересовался эксперт.

— Ну… Десять тысяч.

— Многовато будет. Давай — сто рублей.

— Стану я из-за стольника на ночь глядя к тебе переться! Надо же, чтоб на правду похоже было.

— А то, что моя жена тебе должна десять тысяч, по-твоему, похоже на правду? Да я ее за такие долги!.. — Харитоныч не нашел нужных слов и лишь бессильно потряс в воздухе скрюченными пальцами. — Ух-х!.. Только пять.

— Хорошо. Пусть будет пять. С тобой о деньгах вообще нельзя разговаривать. Ты сразу на свой портрет становишься похожим.

— Боже мой! Что же делать? — в панике схватился за небритые впалые щеки Харитоныч. — А давай, лучше ты мне будешь должен! Будто ты мне принес десять тысяч отдать. Мне кажется, это как-то более… Правдоподобно.

— Да? — скривился Петр. — А мне так не кажется. И к тому же у меня нет таких денег.

— А сколько есть?

— Сейчас сосчитаю… Тридцать пять рублей, двадцать одна копейка. Двадцать две копейки.

— Не годится… Что же делать? Ладно. Вот тебе… Одна, две… Три тысячи. Скажешь, что проценты с долга принес. Мол, счетчик тикает.

Ударив наконец по рукам, обрадованные клинёры встали с асфальта, цепляясь друг за друга, и заторопились к дому Харитоныча.

Как мила показалась эксперту его старенькая малогабаритная квартирка! Он с наслаждением целовал занавески, мебель, коврик и миску Памелы, и даже гневную записку жены, в которой его называли блудливым козлищем и обещали по возвращении с дачи немедленно подать на развод, а также напоминали, что кефир в холодильнике и что надо поливать цветы.

— Никогда! — твердил Харитоныч, приплясывая в фартуке у плиты. — Никогда больше! Ни за какие… Нет, только за очень большие деньги я решусь на такие выкобеньки!

Петруша тоже был наверху блаженства, потому что наворачивал яичницу из пяти яиц с черным хлебом, с помидорами и салом. На радостях приятели даже раскупорили бутылочку водки, припасенную Харитонычем на черный день и скрываемую от супруги в сливном бачке унитаза, где продукт заодно и охлаждался.

— Тебе побольше, мне поменьше… — потчевал гостя Харитоныч. — А то я стар стал, с одной рюмки пьянею… Только вот никак не могу запомнить, с какой — с тринадцатой или с четырнадцатой…

— А я тебе… Даже завидую… — говорил с набитым ртом Петр. — Мне вот как раз такого… Эдакого и не хватает. Динка говорит, мне не хватает харизмы. Это что-то вроде нахальства. Простоват я для нее. Я даже разговаривать с ней боюсь. Вот с тобой — запросто. А ей даже в любви признаться не могу. Харитоныч, эй! Как лучше сказать Дине, что я ее люблю?

— Так вы же полгода уже живете! — выпучил глаза Харитоныч. — И ты ни разу не говорил ей, что любишь?

— Не говорил, — помотал большой головой Пет руша. — Как-то все некогда было.

— Эх вы, молодежь!.. — скривился Харитоныч.

— А чего — молодежь? Живем вместе — это одно. А люблю — это совсем другое… Это значит, мне без нее плохо.

— Ну вот так и скажи.

— А если смеяться станет? Или «неотложку» вызовет?

— Не станет она смеяться. Она понятливая.

— Интересно, где она сейчас?.. Представляешь, все обшарил! Ну просто все углы облазил! Ноги горят, чугунные прямо. Нигде нет.

— А дома-то был? Может, она домой вернулась?

— А ведь точно! Харитоныч, ты голова! Она ведь не знает, что я ее бросить собирался. Вот если бы знала… Если бы ей какой-нибудь дурак донес… Тогда туши свечи.

— Пойду еще яичницу поджарю… — втянув голову в плечи и пряча глаза, сказал Геннадий Харитонович. — А то ты все сожрал, мне даже на закусь не осталось…

— Посиди еще. Ты рассказал, как тебя бандиты втащили в машину. А как ты выбрался?

— Да очень просто… — смущаясь больше прежнего, ответил Харитоныч. — Вылез потихоньку, да и пошел себе к дому. Завязал я с бандитизмом. Не по мне это.