- И что?
- Ничего. Сам спрашивал: что говорят? То и говорят.
- Боишься? Все боятся. Будто чумные, будто нет нас. - бормотал Афанасий, а когда поднял глаза, увидел перед собой Субботу.
Говорил Суббота.
- А правитель с Думой. Как скоморох на гуслях, что хочет то сыграет.
- Нам чего ждать?
- Врать нужды нет. По монастырям пойдете.
- А патриарх, царь?
- Если бы вы еще заедино держались. На своем стояли. А что теперь сделаешь, когда царица, почитай, на вас навет написала.
- Лжешь! Лжешь! Романовский прихвостень.
Суббота даже не улыбнулся, сказал спокойно.
- Еще раз такое скажешь, башку снесу, падаль.
А вот Афанасий рассмеялся
- А ты не боишься, что мы тебя с собой утянем, драгоценный друг?
- Так если так, тогда плаха. И вам и мне. Жизни точно не будет Ни такой ни этакой. Да и кто вам поверит. Даже я теперь не верю, что с вами когда-то дело имел, драгоценный друг.
ХХХ
Борис Годунов смотрел на Каракута с любопытством. Федор был бледен, но старался держаться прямо и смотреть смело.
- И как тебя теперь звать? - спросил правитель.
- Каракут.
- Каракут.
- Черный камень.
- Черный камень.
- Казаки покрестили. А мне все равно...Все лучше прежнего. Солнце не застит и дышать легко.
- Черный камень. Что же. Расскажи мне, черный камень, как ты жив остался? На Пеха не похоже. Он точно бьет, архангел Михаил.
- Не добил...Меня Суббота Зотов подобрал. Выходил.
- Зачем же?
-На случай....Не случился случай. Ты Бельского и Мстиславского одолел, вот я ему и без надобности оказался. Он меня в Крым запродал.
- Узнаю Субботу. Своего не упустит...
- Не упустит. Думал так и так подохну, все же незадарма старался. В Крыму на турецкую галеру каторгой называемую посадили.
- Меня небось поминал?
- Какое там. Тело чернеет, а душа светлеет. Позабыл я тебя совсем.
- Ой ли.
- Даже когда сахбан-надсмотрщик спину кошкой драл, а потом раны солью набивал. Что же. Выл я, скулил. От голоду беспамятел, но не в тебе видел причину своих бед.
-Тогда в чем же?
- Разве виноват ты в том, что царь Иван до жинок охоч был. А детишек, кои у него на стороне появлялись, как котят слепых топили. А меня мать уберегла...Спасла...Никто не знал, пока царь Иван не умер. А мать моя стала говорить, что есть другой Федор царевич, куда как для царской доли приспособленный. И если бы царь Иван знал...
- А он не знал.
- Куда ему до тебя. Он царь Всея Руси. Грехов своих пленник, а ты своих повелитель. Зачем тебе второй Федор да и Дмитрий незачем.
- Тебя послушать, так у меня дьявол на побегушках. Не я Дмитрия. Падучая его в могилу свела.
- Не ты. - согласился Каракут. - А все ж таки ты.
- Вот как. Что же. Тогда поведай как такое могло быть.
ХХХ
Борис Годунов смотрел как медленно и согнувшись шел по двору Каракут. Пех спросил.
- Отпустишь его, правитель?
- Он не страшен. Байстрюк царя Ивана Федор Кашинский вот тот страшен был. А казак Федор Каракут...А он знает, что ты там был?
- Жильцы...Пожалел.
- Не жалей больше...Тебя никто жалеть не будет.
Пех медленно склоняет голову перед правителем.
ХХХ
В Грановитой Палате зачитывал Василий Шуйский приговор великого посольства.
- По злому наущению Нагих и поддавшись искушению дьявольскому, Углич восстал на государя. Разбил его казну и людей служивых побил. За то достоин самого сурового наказания.
- Что предлагаешь, князь Василий? - спросил правитель.
- Не мне государю советовать. Пусть за меня дела его славных предков скажут. Когда новгородцы, договоры и клятвы нарушив, поднялись против законной власти, государь наш Иван 3 Великий всех новгородцев во внутренние области переселил, а на их место людей московских водворил. Тем самым навсегда даже мысль о былом новгородском своеволии изжив.
- Что Дума скажет? - спросил царь Федор
Зазвучали голоса.
- Правильно.
- Покарать.
- Перебрать угличских людишек.
Федор Никитияч решил подняться.
- Куда ты, Федор Никитич.
- Пусти, Суббота. Дозволь,государь?
- Говори, Федор Никитич.
- Что ж мы, лучшие люди, как овцы блеем единогласно. Другой голос тоже нужен.
Правитель понимающе усмехнулся.
- Слушаем другой голос.
- Наказать примерно нужно, но весь город мучить? Хорошего посадского мастерового из шапки не вытрясешь. Это еще поискать нужно.
- Прав, Федор Никитич. И я так мыслю. Наказывать так надо, чтобы прибыток были или в крайнем случае кой-кому наука. А головы бессмысленно рубить? Разве мы этого не видели? Не страдали? К чему привело? А здесь прибыток прямой. У нас Сибирь пуста земля. Жизнь там тяжела. И двумя калачами не заманишь. Так что так. Или людей спасать, или от Сибири отказаться. Тем более что и в за правду винные они перед государем.
Правитель сел, а царь Федор с надеждой посмотрел на патриарха.
- Что, владыко, скажешь? Рассуди справедливо. Сбрось груз с души.
Патриарх сбросил груз с души. Со своей.
- Здесь твое государь дело, а мы лишь слуги верные. Сполним, что приговоришь.
С надеждой посмотрел царь на правителя.
- Правитель?
Правитель поднялся.
- Твоего решения ждем, государь.
Государь поежился. Взгляд мотался из стороны в сторону. Все молчали. Суббота шепнул Федору.
- Учись, Федор Никитич. Вот игра так игра, не то что твоя зернь.
Наконец царь Федор тихо произнес.
- Быть посему. Как лучшие люди приговорили. Нагих, что против нас злоумышляли сослать, Углич мятежный город отправить на новые земли.
Произнеся это, он бессильно упал в свое золотое кресло.
ХХХ
Стрелецкий голова выполнял приговор Москвы. Обходил строй стрельцов среди которых и Торопка. Говорил уверенно.
- Скарба пусть сколь хотят берут. А дома разбирать не давать.
- Кому оставляем?
- Кому надо тому и оставляем.
Кто-то знающий крикнул.
- Из Торопца и Кашина народ пригонят.
- А если не пойдут? - спросил кто-то.
Голова не смутился.
- В кандалы и ошейники. Вон лежат..Но струмент катский беречь. Добро государево.
ХХХ
В гостевой келье патриаршего дворца Пех уговаривал царицу Марию.
- Правитель обещал.
- Но не сделал. А я сделала. Братьев предала. Ради тебя.
- И себя не забыла...
- Должна была?
- Нет.
- И что же взамен? Постриг.
- Не будет пострига.
- А что будет?
Пех обнял царицу.
- Поместье будет. Вечера будут. Дети будут. Все будет...А больше ничего не будет. Мало?
- Хватит...Тебя одного. А больше ничего не надо.
ХХХ
Перед колокольней в Угличе собрался народ. Стрелецкий голова руководил, кричал вверх людям на колокольне.
- Скидывай и все.
- А ты вешал? - зло спросил один из Колобовых.
- Колокол-то чем провинился.
- Не разговаривать. Виноват тем, что на бунт звал. За это к ссылке приговорен и языка иссечению. А много говорить будете и вам языки обрежем.
- Зарежешься резать.
А юноша Колобов отчаянно машет рукой.
- Э-э-эх. Так и так снимут. Погоди. - закричал он вверх. - Сейчас подсоблю.
На колокольне он привязал веревку и махнул мужикам внизу. Колокол начали снимать очень осторожно. Как свой, потому что свой. Колокол положили на бок. Голова отрезал язык и поднял вверх и показал торжественно. Обнес по кругу.
- Показал? - спросил юноша.
- Показал - ответил глупый голова.
- Дальше что делать будешь?
- Приказу дальше не было