- Все? - обмелевшее лицо Грачика было тихим. Каракут склонился над ним. Копье воткнули в живот глубоко, безнадежно.

Каракут сказал.

- Все, братка. Все.

Грачик вздохнул с болью.

- Только это....Не зарывайте. Здесь бросьте. Чтоб солнышко видеть.

- Каракут! Каракут!

Рыбка звал на помощь. Каракут подхватил Грачика под колени и плечи. Он положил его рядом с железными коваными сундуками. На мягкую новорожденную степную траву. Прямо под наливающиеся силой округлые утренние лучи. Но последнее что увидели стекленеющие глаза Грачика, было разорванное в немом крике лицо убитого им человека....

- Как клещ, малахайка. - Рыбка пробил лоб ногайца острым наносником и теперь никак не мог отцепиться.

- Шлем сними. - посоветовал Каракут.

- Без дурных дорога слизка. - ворчал Рыбка. Он ворочался на убитом ногайце. Пытался одновременно снять шлем и вырвать наносник из черепа ногайца. Каракут обхватил Рыбку за шею, потащил назад. Рыбка ударил несколько раз Каракута по ноге.

- Придушишь. - сипел казак. Тогда Каракут уселся на землю и взялся за сияющий металлический шишак.

- Голову не оторви. - предупредил Рыбка.

- Ему то теперь чего?

- Да мою.

Когда через некоторое время со стороны переправы неспешно подъехал пожилой сотник со стрельцами., Каракут и Рыбка сидели рядом под телегой. Рыбка набивал табаком длинные пеньковые трубки, а Каракут осматривал кречета.

- Табачок? - пожилой сотник наклонился в седле.

- Долго ехали. - укорил стрельцов Рыбка.

- Зато вовремя. - усмехнулся сотник выжига.

Стрельцы рассыпались по степи. Обдирали мертвых ногайцев. Вели лошадей.

- Наших не трогайте. - Рыбка раскурил трубку и передал ее Каракуту.

- Наших не тронем. - ответил сотник. Стрельцы снимали сапоги и сабли с убитых казаков.

- В сундуках что? - спросил сотник.

- А ты глянь. - Каракут внимательно посмотрел на сотника.

- Лубянник! Глянь что у них там. - приказал сотник.

Здоровый стрелец, в два раза больше Рыбки, озаботился шлемом запорожца. Пыхтя пытался снять с наносника окровавленный кусок черепа.

- Оставь, говорю, Лубянник. - крикнул сотник. - Ты его разве что на хер оденешь. Лубянник бросил шлем.

- Дай место. - потребовал он у Каракута.

- Дорого встанет, стрелец.

- Чего с ним? Приколоть? - спросил Лубянник у сотника.

- Приколоть? Утро ведь....Чего уж....А приколи за Ради Христа.. - размыслил сотник.

Рыбка вынул изо рта трубку. Улыбнулся сотнику.

- Ты как дожил до таких лет, а? Совсем государство людьми оскудело....Всякого жопохлопа в сотники ставят.

Сотник подбоченился в седле, но не разгневался. Сказал буднично, словно квасу попросил.

- Коли их, ребята.

- Стой! - Лубянник рассматривал печать, покрывающую замок казенного сундука. - Тут ездец, Степан Тимофеев.

Сотник слез с коня и долго внимательно рассматривал печати на сундуках и клетке с кречетом. Вздыхал, глядел, пробовал на вкус восковых всадников пронзающих копьями змеев. Их налепили в Казани на воеводском дворе. Московская смиряющая лапа.

- А может....- в конце концов выдал сотник. - Они сами. Хитрованы набили.

- А ты попробуй. Сломай печать царскую.

Каракут достал из за пазухи свиток.

- Грамоту знаешь?

- Что я мотало какое. - оскорбился сотник.

- Тогда сюда гляди. - Каракут показал на печать в конце списка. - Казанского воеводы печать.

- Лубянник. Чти. - распорядился сотник.

Здоровый стрелец удивительно бойко зачитал.

- От воеводы Трубецкого. Казна Сибирская....Федор Каракут, Иван Рыбка, Грачик Федор....Через Казань, Жигули, Ярославль, Углич...Всем людям служилым царства Московского.

Лубянник свернул грамоту и отдал ее Каракуту. Сотник вздохнул.

- Это...Вы не серчайте. Мы ж не знали что вы государевы.

-- А если бы не государевы были? - спросил Рыбка.

- А разве есть такие? - удивился деланно сотник. - Не знаю.

Всех.казаков кроме Грачика похоронили. Себе оставили один вагенбург и телегу покрепче. Все остальное отдали стрельцам. Возниц решили взять в стрелецком городке. Сотник теперь старался изо всех своих сил.

- У меня тут от Жигулей до Царицына всего до сотни людей. А из приказов шлют и шлют коты баюны. Пчел разводи. Остроги строй. Щук считай. Корабельный лес готовь... Слыхал казак корабельный лес. - сотник предлагал Каракуту полюбоваться безлесым степным пространством. - В острог приедем я тебе хорошего коня дам. Персияне оставили. Такой конь. Для Бовы королевича конь......

ХХХ

Ловили Андрюшку Молчанова Осип Волохов и Мишка Качалов. По среди ночи, по самой середке наисладчайших снов, сбежал поганый помяс. С тех пор и ловили. Если бы сразу нашли, забили бы кистенями. Не до смерти, конечно. Дьяк Битяговский он, если словом одним, змей змейский. Ослушаться нельзя. Чтобы было потом, чем слушать. Да и под утро с росой и рябиновым солнцем злость сама собой подостыла и теперь чего больше всего хотелось так это вернуться назад в теплую, как нахоженный чирик, Брусеную избу. Там парились в людской печи забеленные щи и фунтовые пироги из тяжелого теста с курятиной и желтой облитой яйцом коркой. Мишка Качалов как вспомнил, так ажник застонал от досады и бесповоротно решил, что эта его досада будет стоить помясу лишнюю дюжину затрещин. Собака подняла помяса на опушке Макаровского леса. Тот бежал через кусты в пропаленной ветхой шубе на голое тело. Он постоянно оглядывался. Тимоха собаку не спускал, держал у седла. Собака загрызет Молчанова. Битяговский загрызет Осипа. Не ласковый размен. Андрюха продрался сквозь кусты и тут же утонул в распаханом поле. Засосала его влажная глинистая почва. Молчанов попытался выдернуть ногу. Ему это удалось с превеликим трудом. Нога превратилась в огромный бесформенный кусок глины. Сил не было совсем, и Андрюха обреченно поставил ногу на место. Мишка и Тимоха за помясом не полезли. Сошли с коней. Орали с берега.

- Вылазь, Андрюх.

- Выходи, гузка немытая.

Помяс молчал. Щурил живые зеленые глазки и махал руками. Подгребал под себя томившееся на земле холодное солнце. Начали бросать аркан. Со злостью, а потом в перебивку с камнями. Пару раз попали. Не арканом. Андрюха в долгу не остался. Накрыл голову шубой, сел и превратился в огромный ком майской влажной юной земли.

- Еще и обтрюхался, гад. Что ты будешь делать! - зло сплюнул Осип Волохов. Посмотрел на Мишку.

- Лезть надо.

Мишка Качалов почесал бритый подъячий затылок.

- Надо.

- Так чего?

- Чего?

- Лезь.

- Сам лезь.

Осип тяжело вздохнул. Отыскал глазами камень

почище да побольше. Сел на него. Ударил каблуком сафьянового сапожка.

- Значит, местничать желаешь?

- Желаю.

- Так давай.

- Давай да.

Мишка Качалов, курносый с оспяными круглыми щеками, стоймя стоял. Не сомневался. Но и Волохов не на полбе с забалтыком возрос.

- Только без деда Федора Акундинова сына Телепня. Он на свадьбе государя нашего Ивана Васильевича с Марией Темрюковной царской утиркой ведал. Это боярская справа, а мы не воеводства делим, а кто помяса полезет из грязищи доставать.

- Лады. - быстро согласился Мишка. - Без дедушки. Без Федора Акундинова сына.

Волохов замешкался. Что-то быстро Мишка согласился. Задумал чего?. Или как обычно? Думает, что думает. Волохов выбрал второе.

- Ты чего не знаешь, что богоспасаемая матерь моя, боярыня почтенная Волохова Василиса мамка царевича Дмитрия. Сама царица Ирина ее поставила. Куда уж больше чин. Наш чин ничем не перебьешь. Не было в вашем семействе такого чина окромя дедушки-неждана. Выше третьего дьяка в Разрядном приказе не прыгали.

Качалов молчал. Хитро посмеивался.

- И что? - спросил Волохов. - Чем перебивать будешь? Какой теткой? Каким дядькой?

- Мне и моего чина достанет.

- Как так?

- А вот как....Я подъячий. Человек государев. Ты на дворе Нагих обретаешься, как и матерь твоя достопочтенная. Хотя у нас кормишься.