- Так давай сюда.

- Чего это?

- Того это. Мы его назад привесим.

- Его еще кнутом бить велено.

- Сами и побьем. По-свойски.

ХХХ

Пех въехал на двор. Бросил поводья ближнему холопу. Взбежал по узкой крытой лестнице и без предупреждения открыл дверь.

- Ты? - Шуйский был озадачен.

- Что же ты? Сам вызвал и удивляешься? Я за своим пришел.

Василий выложил на стол несколько мешочков набитых монетами.

- Пусть и не до конца исполнил, но как сговаривались.

Пех сгреб мешочки.

- Что правитель? Ничего не подозревает?

- Нет...Даже правителю сложно поверить, что ты с убийцей своего брата спелся.

- Жить ведь как-то надо.

- Тут мы друг друга совсем понимаем, князь...Одно в тумане.

- Что же?

- Тебе то зачем мертвый царевич?

- Не так, Пех. Это раньше он мертвый был, теперь живее всех живых.

- Как это?

- Теперь ему только дай в возраст войти. Заматереть. Вот тогда он мне во всем поможет, а я ему.

Пех сказал.

- Пойду я, князь. Ты не забывай, если что...

- Пех.

- Пех обернулся.

- А ты думаешь, я забыл?

Пех среагировал мгновенно. Бросил кошели с золотом, схватился за саблю. Но слишком много темных фигур ворвалось в комнату и у каждой в руках маленький самострел. Пех упал на пол, во многих местах пробитый острыми болтами. Шуйский подошел и плюнул теперь не страшному Пеху в лицо.

ХХХ

Царицу Мария. Из кельи патриаршего дворца ее выпустили всего один раз. Проводить братьев и их семьи, не надеясь больше встретиться. Знала, что их отсылают в глухие дальние монастыри, но для себя ожидала другой участи. Она верила Пеху. Он сделает все возможное. Вместо пострига и тесной холодной кельи уютное потерявшееся в просторах поместье где-нибудь пусть и под Ярославлем. А главное жизнь, жизнь, а не смерть. В разных одеждах, но смерть. С сыном. Без сына...Царица подошла к окну. Во двор въезжали царские приставы в черных одеждах. "Решится! Сейчас все решится!" Царица взглянула в зеркало. Несколько раз сменила позу, но когда дверь открылась, радости на ее лице не было.

- Правитель. Князь Василий!

ХХХ

Вдоль Волги тянулись повозки. Шли мужики, бегали ребятишки. По бокам редкая цепь провожатых стрельцов. Каракут и Рыбка ехали вдоль повозок. Их сопровождал Торопка.

- Неужто всех подняли? - спросил Рыбка.

- Всех.- ответил Торопка. - Гляди, даже колокол.

Мимо проехал колокол укрытый рогожей вместе с попом Огурцом.

Здрав будь, батюшка Огурец. Не страшно?

- Чего же. Я за Камнем не раз бывал. За людей вот...

- Ничего...-улыбнулся Рыбка. - Зато Сибирь вам спасибо скажет. На вольную жизнь идете.

- Разве можно подневольно на волю тянуть? - спросил поп Огурец.

- А по другому и не будет никогда. - уверенно ответил Рыбка. - Людская скотинка тяжела на подъём.

Каракут поравнялся с телегами Колобовых.

- Вот казак.

- Кажись хворый? - спросил дед

- А мы твоего совета послушались.

- Какого совета? - спросил Каракут.

- Тимох? - довольно воскликнул дед.

Тимоха спрыгнул с телеги, откинул рогожу. Каракут увидел целую кучу здорово сделанных трещоток с серебряными лодочками.

- А? - довольно сказал юноша. - Как.

Мужик сразу за главное ухватился.

- Мы через Нижний пойдем. Ты нам сейчас казак скажи, какой купец там трещотками торгует?

- Я сам у вас куплю.

Мужики заулыбались. Таких не проведешь.

- Вот лиса.

- Сам выгоду ищет.

- Скока дашь?

- Дам. Хорошо дам.

Рыбка подъехал к Даше. Она сидела рядом с Макеевной.

- А Устинья где?

-От, черкас. Как глаз распалился. И не думай святую нашу лапать.

Даша открыла короб. В темноте увидел Рыбка глазаУстиньи

- Совсем ты сдал, Каракут. - сказал Торопка. Он видел покрытые красными пятнами руки Федора.

- Лихоманка у меня. Это пройдет. Ты то как?

- Я то. Сам себя охраняю.

- И не жалко дом покидать?

- Да рази ж я его покинул? Вот он мой дом. - Торопка показал на Дашу и благословленную матушку. - А тебе не жалко?

- Чего?

- Не знаю. Чего-нибудь?

- Нет Торопка. Нечего мне жалеть.

ХХХ

Ночью подошли к волжской переправе. Встали, разложили костры и подковой выстроили повозки. Бесконечная степь дышала опасностью. Как ни крепился Каракут, а последние версты пришлось ему ехать в скрипучем и каменном возке. Совсем ему стало плохо. Плохо слушались руки и ноги, а пульсирующий жар сменился лихорадочным мелким как осенняя водная рябь ознобом. Федора положили рядом с пылающим костром. Его развел Рыбка. Каракута укрыли овчинным тулупом, и Устинья поила его горячим питьем. Но лучше не становилось. Каракут смотрел в черное стеклянное небо с рассыпанными по круглой поверхности звездными пузырьками. И думал, и ждал.

- Бисова страхолюдина. - услышал Каракут. Рядом разлегся Рыбка. Покусывал свою курносую люльку, пускал в неизвестность облака пахучего дыма.

- Всегда за спиной и дышит, как падлюка, дышит.

- Ты про небо?

- Небо?! Говорю же, бисова страхолюдина.

- Когда переправа?

- Утром.

- Сотник тот самый?

- Жила.

- Совсем я плох, Рыбка.

- Плохо про себя думаешь. Другим голову набивай.

- Не могу.

- Не хочешь. С царевичем разобрался?

- Запутался больше.

- Есть виноватый?

- Есть. И нету.

- А так бывает?

-Чего не бывает...Лекарь Эстерхази снадобьем опаивал, тело больное ослаблял. Андрюха Молчанов, чем его царевич обидел, не знаю, трещотку соорудил и Тимохе Колобову отдал. Знал помяс чем падучую вызвать. Не тогда так после. Ходила за царевичем смерть. Было бы после, если бы не Пех.

- Пех.

- Он. Сам ли или по чьему наущению. На двор прибежал и добил. Нож потравил и к ране приложил.

- Откуда про нож знаешь?

Каракут попытался улыбнуться Рыбке. Получилось с трудом, но, прах его побери, получилось!

- На меня посмотри. Чего здесь еще знать.

Каракут достал нож с треугольным светлым клинком.

- Одного не пойму. - сказал Каракут. - Почему мать матерью быть отказалась?

ХХХ

В Грановитой палате двое. Правитель и князь Шуйский сидели рядом перед пустым Золотым троном. Усталые. Поработали тяжело и, право, заслужили отдых.

- В Москве кричат, что Годунов Дмитрия убил. Посады жгут. Романовские люди...

- Пускай. Я им прощаю.

- Прощаешь!

- Будет тебе, князь Василий...Простил же я тебе Пеха.

Правитель взял с золоченого блюда засахаренную грушу и угостил князя Василия.

- Пускай. - добавил правитель. - Народу нужна потеха и пусть горят посады, а не Кремль. К тому же на романовской земле.

- Суббота! - восхитился Шуйский. - Никогда своего не упустит.

- Не упустит. - согласился Годунов. - И новые дома продаст втридорога.

- Он бы о государе так пёкся как о своем.

- Не дай Бог. - правитель устало поднялся, а вслед за ним быстро встал Шуйский.

- Это наша забота, князь Василий. Твоя и моя.

- Правитель.

- Ну, ну...- Годунов не позволил Шуйскому согнуться в глубоком поклоне. Обнял крепко-крепко, а князь Шуйский не успел избавиться от надкусанной груши.

- Все легче, когда одной веревочкой связаны. - сказал правитель, когда наконец разомкнул объятия.

- Истинно так. Истинно так.

Избавившись от груши, Шуйский достал из широкого рукава склянку. Ту самую, которую ему отдал Пёх. Правитель взял склянку и посмотрел на свет. Не произнеся ни слова, правитель спрятал склянку в своих одеждах. Повернулся к трону.