Новый год мы встречаем с подругой, сначала на Пушкинской площади в 10 вечера, по нашему родному челябинскому времени, вокруг еще старый год и люди куда-то буднично торопятся, а у нас уже праздник. Я разбиваю губу пробкой от шампанского. Дина внезапно рассталась с мужем, с которым прожила 12 лет, ушла в чем была, мы пытались попасть в квартиру но он поменял замок, доехали куда успели чтобы символически открыт шампанское, звоним родным и друзьям в Челябинск – «с Новым годом!».

Она совсем потеряна, нам обеим все равно куда идти, может быть, к моей подруге Алене в Марьино, и ее новой любви Славе, из Магадана, инструктор по фитнесу, молчаливый и сильный, он умеет обращаться с такими норовистыми женщинами, как темпераментная блондинка Алена. Украинский богатый стол, ее мама и дочь, все трое как сестры. Друг Славы, из Молдавии, затевает разговор какая плохая Москва и какая хорошая Молдавия, и мы ругаемся – зачем же ты тогда приехал сюда? Где люди злые, воздух грязный, работы нормальной нет и т-т-т-т-т… Что за люди.

Под утро едем домой. Снова шампанское. Грустная Дина, скорее даже обесточенная, ей вырезали что-то нужное для жизни. Но твердая. Да. Ей так тяжело. Но иначе – еще тяжелее, как же быть? Терпеть. Ждать. Пережить это, все что свалилось и копить силы.Вечером идем на каток на Каретной. Под новый год случилась оттепель, но 1 января подмерзло, не все к этому готовы, поэтому на маленьком катке в центры Москвы людей еще мало, музыка, сумерки, празднично, тихо и свежо.

У меня много планов на эти каникулы, хочу поделать все что люблю, но давно не делала. Зимние каникулы – особенное время, для себя. В программе – живопись, музыка, спорт и прогулки, медицинское обследование, новогоднее гадание на Таро, общение с подругами и что-нибудь еще. Одних книг целая полка.

Курсы интуитивной живописи, идем с Ирой, она не хотела но не отказалась, потому что хотела увидеть меня. С ней так всегда. Она хочет меня увидеть, а я ее куда-то тащу. А я когда-то любила рисовать и теперь хочу вернуть это.

Много людей, много пожилых, сидим тесно, у всех маленькое рабочее место.

Ира уходит в перерыв, ей тягостно, я почти не замечаю этого. Рисовать интуитивно – значит, не думать как ты это делаешь, ловить и выражать что-то, как было в детстве, я вспоминаю эту радость, слушаю что говорят но в основном себя, и стараюсь успеть кисточкой за своим ощущением. И вот получается набережная с мостом и фонарями, окружающие узнают Париж – может быть, но я думала про Питер. Набережная остается со мной. Там же горы, деревья, цветы… День пролетел, выхожу оглушенная в сумерки Москвы, старый город, тишина, подтаявший снег. В новый год особенное ощущение пустоты вокруг и ожидания.

На следующий день – концерт пианиста Андрея Белостоцкого. Купила билет перед новым годом, искала именно Белостоцкого, три года назад в эту же пору я случайно была на концерте и хотелось повторить, очень необычное впечатление было тогда: захватывающе, сильно, даже агрессивно. Он был черный, напористый, немного высокомерный и неожиданно сексуальный для пианиста. Играл так, что к середине концерта я перестала воспринимать это как музыку, потеряла ощущение реальности и потом не могла даже понять, понравилось мне или нет. Я почти забыла о нем, и вот вспомнилось.

После вчерашнего рисования сегодня я не думаю ни о чем.

Еду на концерт в театр Фоменко. Темная набережная, вечер, пустынно и серебристо, все незнакомо, засмотревшись, перестаю понимать где я, забавно вдруг потеряться в центре Москвы. Издалека вижу огни, театр, припаркованные тесно машины, выходят празднично одетые люди, и вокруг все еще новый год.

Вхожу в фойе, у входа буфет, второй звонок, но мне нужен бокал вина, вокруг листовки с анонсами концертов, буфет уже опустел, и видно какой он новый так же как все здание. Пора, вот зал, у меня место в пятом ряду, это близко.

Театральный свет только в центре сцены, где ожидает рояль и куда выходит из кулис человек, одетый буднично, похожий на рабочего сцены.

– Господа, сегодня у нас большой праздник! на нашей сцене будет выступать уникальный пианист, один из лучших пианистов в мире и наш большой друг. Я прошу всех вас отключить свои мобильные телефоны. Проверьте, пожалуйста, получилось ли у вас отключить. Если кто-то не знает, как отключить свой телефон, поднимите пожалуйста руку, и к вам подойдут люди, которые помогут вам это сделать.

Веселое движение по залу, потом все затихает и ждет. Темный зал, светлый круг на сцене. И вот он выходит. Стремительно. Овации. Я вижу только образ – темный костюм, волосы с небольшой проседью, светлое лицо, сосредоточенность и праздничность. Он слегка кивает, застенчиво, и быстро садится за рояль, тут же берется за клавиши. Поток звука, волна, волны, светлого и радостного, и полного. Шопен. Я замираю на вдохе, музыка вторглась и унесла океанской волной, что это? Без предупреждения меня забрали в другой мир, где другой воздух и свет… я не знала что можно оказаться там внутри музыки. Без остановки, захватывающее, все дальше, звук играет и переливается плотным потоком.

Ты выглядишь совсем другим, чем я помню, нежным, сильным, полным света. Нет мачо, есть актер, играющий музыку.

Клавиши под твоими пальцами откликаются так, что хочется оказаться под этими пальцами и так же звучать. Звук ощущается физически, заполняет зал как море, играет, переливается радостью, накатывает волнами, подступает к горлу, обнаруживая внутри неизвестное пространство. Что это? Классическая музыка – и так физически ощутима внутри, где оказалось столько забытого, запрятанного и что мгновенно откликнулось, расправилось и наполнилось. Это жило всегда, было скрыто за стеной, которая отступила. Как ты делаешь это? Просто, как дышишь и чувствуешь. Вы с роялем рассказываете волшебную историю. Я чувствую как замер зал, оцепенел. Ты владеешь всем этим пространством и этими людьми и разворачиваешь их души, и они отдались тебе сразу. И я.

После каждого этюда хлопают, не выдержав, не зная, что не положено. Ты застенчиво слегка оборачиваешься, киваешь и благодаришь, голос тихий и такой глубокий, зал прислушивается, покоряется, ждем…

Еще. Следующее. Сильнее. Созвучие с залом, взаимная благодарность. Общая нежность, чувственная игра и новое движение внутри. Я уже не пытаюсь успеть понять, я в этом новом мире моря и солнца, потока чувств, которые льются прямо в грудь так, что больно.

Перерыв. Не отпускает, волны внутри не затихают. Еще бокал вина. Дальше.

Ты объявляешь программу второго отделения

– Здесь написано все очень здорово, все правильно, но играть я буду по-другому. Глуховатый негромкий и звучный голос, такие интонации… Теперь я влюбляюсь в твой голос. Хочется прикоснуться.

Что случилось с тобой за 3 года? Как будто что-то случилось совсем недавно глубокое переживание, любовь или печать– сильное и светлое, что льется через тебя. Это не может быть просто музыка, так много тебя, тепла, желания и щедрости к нам. Я едва узнаю тебя. И звук совсем другой, нежный, чувственный и мощный, такой богатый оттенками, каждое прикосновение вызывает отклик и добавляет, усиливает, затягивает. В полумраке сцены почти отчетливые картинки – летняя веранда, солнечные прозрачные занавески, светлый рояль, сосредоточенная фигура над клавишами и бесконечная музыка, как страстное переживание когда чувствуешь каждое прикосновение и взрываешься на него, когда каждое движение отзывается волнами внутри.

Теперь ты играешь Мефисто вальс – все знают эту вещь, а я еще нет, она закручивает в водоворот, поднимает и выплескивает, она похожа на мое бешенное напряжение и мятеж . После – опустошение и тишина. Все. Закончилось.

И ты играешь нежные и тихие вещи – Отражения Равеля, Сен-Санса Лебедя – так по-другому так не торжественно а нежно как касание губами, что на глазах слезы.

Ты играешь весь концерт закрыв глаза, сам наслаждаясь музыкой и игрой, переживая все, а руки живут отдельно и делают свое дело. Это тоже завораживает. Я смотрю на тебя не отрываясь, как откровенно ты живешь прямо здесь, отдаешься через музыку. Ты был с нами так откровенно. Я видела, как могла бы стоять у рояля перед тобой пока ты играешь, бесконечно.