Всё это сообщается не во имя того, чтобы в очередной раз констатировать примитивное значение кадровой политики того времени, и не для того, чтобы показать близость времен, прошедших и нынешних, а исключительно ради того, чтобы понять, насколько дальнейшая, очень скорая судьба всей семьи Постышевых вошла в противоречие с согласованной системой государственной безопасности, и постараться найти хоть какое-то оправдание деятельности ее проверенных поборников. Например, таких, как полковник Полевой.

По большому счету, предстояло столкновение не чуждых друг другу систем, а внутренних, противоречащих на клеточном уровне, и в то же время единоутробных плодов. В таких случаях природа не находит иного выхода, как взаимное уничтожение, независимо от сил сторон. Организм, если не произвести вовремя ампутации или оперативного изъятия взбунтовавшейся ткани, непременно погибнет от острой формы сепсиса. То есть сгниет на корню. Любое промедление смерти подобно! Полевой, если и не мог обосновать это теоретически, то практическую сторону знал хорошо. Он был великолепным рубакой, блестящим «ампутантом», мясником высшего разряда. Терапию не признавал, как вреднейшее заблуждение интеллигентных теоретиков. Их бы самих, считал он, ампутировать вместе с отторгающейся тканью. Но к таким, как он, не всегда прислушивались, хотя их ценили и ценят до сих пор, как людей решительных, бескомпромиссных и результативных. Однако же иной раз наступает их время – время грубой полевой хирургии, когда не до сантиментов, не до микробиологических исследований, не до соплей. Вон терапию! Тут следует хорошенько рубануть или резануть! И желательно, больнее, чтобы убедиться, что больной не сдох на операционном столе под ножом иди ампутационной пилой. Потом, в палате, уж как получится. Но хирургическую статистику портить никому не позволено.

И все же болезнь заводится в теле незаметно для коновалов, они для этого недостаточно внимательны, не достаточно тонки, чтобы заметить такое. Клетка, чаще всего, уже изначально подпорчена, поражена внутренними, невидимыми глазу, изменениями. Чтобы понять это, нужно изучить весь ход ее развития, присмотреться к ее тайной, тихой жизни.

…Подошла первая зарубежная командировка на год: Вадима отправляли в Швецию. Именно этого языка он как раз и не знал, но с него взяли слово, что он устроится на какие-то очень скорые курсы и овладеет им в нужном объеме. За четыре месяца курсов (пять дней в неделю) молодая постышевская память поглотила такое количество шведских слов, что этого вполне хватало на прочтение шведских газет, на несложные интервью с использованием стандартной политической лексики и даже на развернутые отчеты об этом в Москву.

К изучению иностранных языков он был подготовлен всей своей предыдущей учебой – немецкий, английский и факультативно итальянский он постигал еще на факультете, и при этом весьма успешно, весьма продуктивно. Поэтому и здесь он не встретился со сложностями в одолении шведской грамматики, в постижении ее логики, а уделял большее внимание лексике языка, то есть своему словарному запасу.

Уехали втроем – с Людой и с сыном. Это были самые счастливые дни в их жизни, своего рода, апогей их брачного периода.

Пока жили в Стокгольме, Люда стала писать уже докторскую диссертацию, которая развивала мысль предыдущей ее научной работы о том, что «шведская модель» ни в коей мерей социалистической не является, а самая что ни на есть империалистическая, лживая и опасная, оппортунистичная выдумка. В первые же полгода Люда тоже довольно сносно освоилась с языком и теперь просиживала часами подряд в королевской библиотеке, в роскошном читальном зале и заказывала копии современных документов с искренностью говорящих о том, что не всё ладно в местном королевстве. Делалось это скандинавами не для того, чтобы причинить себе вред, а ради научной, теоретической истины, без которой они поему-то не мыслили практического успеха. Им и в голову не приходило, что их незасекреченная искренность (как, например, у соседей – в СССР) способна принести им вред. Они, по своей северной наивности, не видели в этом опасного для них же оружия пропаганды, чего не скажешь о молодой советской ученой из института, исследующего особенности мировой экономики и международных отношений. Люда мысленно потирала руки и хищно ухмылялась. Диссертация явно ладилась. Ведь вот как хорошо у них, у шведов, с практикой, но как плохо, как неосмотрительно плохо – с теорией! У нас не все в порядке с практикой, рассуждала в те годы Люда Постышева, зато теоретическая мысль ясно изложена в многотомниках вождей, в современных политических документах. Эта теоретическая мысль рождалась в свое время в головах некоторых наших вождей в том числе и на их национальных территориях. Что из того, что практика и теория разошлись в разные стороны по строгой разновекторной прямой! Научные докторские звания даются не за это.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.