Броньке жутко нравилась городская жизнь. Он с упоением читал Светлова, Рождественского, Евтушенко, бренчал на гитаре, представляя, как приедет домой… «Нет, Гальку вспоминать не хочется… Среди фабричных девушек ничего хорошего, в основном двадцатилетние старухи или ещё более древние с романтичным блеском в глазах. Дуры! Друзей в общежитии и на заводе пока не обрёл, к дяде Мише заходить не хочется, уж больно его Клара гордая и фанаберистая. Разговаривает как с дебилом, да всё с подковыком… Анька, их дочка, вроде, хорошая девчонка, на скрипке играет, разговаривает красиво, но соплюха ещё… прыщавая. Несколько раз просила встретить её в субботу возле школы и проводить домой. Понятно, перед подружками выпендриться, что и у неё есть мальчик. Не жалко пусть выхваляется, только, кажется, она что-то себе придумала? Вообще-то, городские девчонки ранние и красивые, не то, что наши сельские, одна другой «краше» … Целомудренных из себя корчат. Одесские все симпатичные… правда, только когда принарядятся, «зашпаклюются». Местечковые краситься ни-ни, а этим хоть бы хны. Выйдут из школы, зайдут за угол, и ну стрелки подводить. Конечно, их дома за это не сильно ругают. Не то, что местечковые матери, те сразу за подол и давай им дочерям по рожам драить да с руганью, чтоб, не дай бог, отец помаду или румяна не заметил. Правильно Адам про крипаков говорил… Мама раз в неделю по вечерам на вахту звонит. Скучают, обещала на то лето приехать, Ивану море показать. А что его показывать, в нём купаться надо. Я домой не вернусь ни за какие коврижки, останусь жить в Одессе, поступлю в техникум. Меня комсорг Сашка Пушкарь, который возле окна спит, обещал в комсомол принять. Говорят комсомольцам и спортсменам легче по конкурсу пройти. Пойду, запишусь на баскетбол, прыгать в высоту что-то не тянет. Так, чуть не забыл, надо решить примеры по тригонометрии».
Поздней осенью, после ноябрьских праздников на вахту заступил Григорий Иванович Цыбулько, подпольная кличка – Котовский. От него попахивало винным свежачком, хамсой и благодушием. Заведующая общагой добрейшая Вера Сергеевна, погрозив работнику турникета пухлым пальчиком, покинула, вверенное ей в подчинение, здание. На столе вахтёра мгновенно нарисовалась: фугаска красного креплёного, хлеб, ветчинно-рубленная колбаса, завершали натюрморт два гранённых стакана, позаимствованных из автомата газированной воды, что установлен на улице Белинского угол Отрадной. Змеи-искусители в лице жильцов подведомственного механическому заводу общежития, весело набулькали по полной и чокнулись с дядей Гришей, принципиально употреблявшего только из своего «бокала» – эмалированной кружки с голубым цветочком. Счастье разлилось по щекам «Котовского» и отрикошетило в сердца проходивших мимо вахты фабричных девчат. Вахтёр лихо подкрутил рыжеватые от табака усы, заговорщицки подмигнул сотрапезникам, взял в руку полную кружку… а в это время на столе возникла следующая фугасочка! … «Ямщик, не гони лошадей…» -, чувственно промурлыкал дядя Гриша и осушил «бокал».
Ближе к полуночи Броник аккуратно сложил учебники, расстелил постель и приготовился отойти ко сну. «Куб суммы двух чисел равен кубу первго… Утром надо ещё раз проштудировать Устав комсомола…» В коридорах угадывалось волнительное брожение, из красного уголка долетали звуки музыки, то вероятно завершался тематический вечер по произведениям одесских композиторов. Довольно поздно… «А почему бы и нет, завтра выходной…»
Бронислав сладко зевнул. «Я живу в замечательной стране! Где, в какой стране мира уголовников берут на поруки, предоставляют место в общежитии, еженедельно меняют постельное бельё, разрешают готовить на общественной кухне? Какие капиталисты устраивают в красных уголках, тематические вечера? Меня, малолетнего преступника, бесплатно обучают токарному делу, даже платят стипендию! Я учусь в вечерней школе, играю в баскетбол в спортивном зале завода, иногда даже на стадионе «Черноморец». Могут ли о таком мечтать всякие негры из какой-то Алабамы? Жаль, что нас разъединяют океаны, иначе бы все американские негры перебежали бы в Советский Союз. Больше я ни за какие блага не украду у родного государства. Поступлю в комсомол, потом в техникум, в институт… Странно, почему рабочие Финляндии массами не пересекают границу в районе Выборга? Капиталисты не пускают, кто на них будет работать? Жалко бедных рабочих всего мира эксплуатируемых капиталом. Пора спать…»
Ему приснилась речка детства, но впадавшая в море. По морю, под красными флагами плывут пароходы, над ними летят самолёты. В одном из них лётчик Бронислав… Нет, он не лётчик, он сам по себе летит и смотрит на прекрасную жизнь, на девушек в белых блузках и бордовых, расклешённых юбках, танцующих чарльстон. Точёные ножки в туфлях на высоких каблуках, обтянуты прозрачными чулками. Чулки сияют капроновым блеском и струятся стрелками от туфлей вверх под интригующие взор подолы. Девушки сплошь красавицы, модно подстрижены, губки накрашены, брови подведены. Они танцуют и поют в унисон:
Девки суки, девки ****и
Отцепили член у дяди.
Дядя в ужасе рыдает
Член по воздуху летает.
А над морем кружат белые чайки и голуби мира и выше всех его «сталистый» … с банкой мёда, повешенной на член хромого Ясинского. Девушки с хохотом отцепили гениталии, они полетели с голубями мира под самые тучи. Хромой горько заплакал и, схватив мешок с часами, побежал прочь. Бронислав, увидев милиционера, работавшего молотобойцем в МТС, испугался, рванул за хромым. Они неслись по улице Свердлова, бывшей Канатной, тяжело дыша, теряя по дороге часы. Часы не жалко, главное убежать, но тут пьяный мент схватил Бронислава за плечо и, натужно хрипя, стал щекотать кошачьим хвостом в ухе! Бронька, яростно увёртываясь, проснулся…
Сверху, елозя языком в его ушной раковине, наклонилась фабричная краля из тех, что следили за ним воспалённым взглядом. «Что ей надо? … Кажется, её звать Люся?» Рядом на койках храпели товарищи по комнате. Люська, выдыхая винные пары, целовала и гладила, гладила и целовала, потом сползла ниже, схватила Бронькин член зубами!.. Он с ужасом подумал, что откусит, но ничего подобного не случилось. От облегчения Бронька поплыл… Разохотившись, намотчица так наматывала, что неопытному придумать сложно… Завершив цикл, Люсьен наливала им по стакану портвейна, и они пили, потом… «целовались» затем снова пили, пока не уснули… Как любил повторять Сашка Пушкарь «Целовалась бы исчо, но болит влагалисчо». «Грубиян» подумал уставший Бронислав, засыпая под мирное сопение Люсьен.
Ранним утром, проснувшись от странных звуков, Бронислав увидел, как его краля галопирует у окна верхом на Сашке. «Значит, она меня не любит, а ещё комсомолка», – огорчённо констатировал молодой рабочий и отвернулся к стене. «Первый раз случился вовсе не так, как я себе это представлял… но тоже хорошо, даже саднит… А я не промах, не хуже хромого, могу, сколько надо, хоть сейчас, только, после Сашки противно».
Двадцать четвёртого января, комсомольцы токарного цеха единогласно приняли в свои ряды, ряды передовой советской молодёжи ученика токаря – Бронислава Божемского. Сбылось.
Глава 6
ЛИГО
Да здравствует передовой советский народ, впервые в Мире запустивший человека в космос!
Учиться, работать и жить по-ленински, по-коммунистически!
Позор американской военщине и их приспешникам!
В ночь на Ивана Купала Брониславе Казимировне не спалось. С четырёх до семи утра моросил мелкий дождь, после дождя за рекой, в поросшем орехами овраге, печально куковала кукушка. «Совсем как дома в Вильно, теперь Вильнюс столица Литовской ССР. Может съездить? … Теперь не сороковые… те времена прошли, сейчас людей за родственников не сажают… больше за воровство. Кто знает? Грабовского упекли в психиатрическую больницу почти ни за что. Хороший человек, да здравого рассудка мало, наивный. Искал правду и справедливость в газете «Правда Подолии», послал им снимки изобличающие секретаря райкома. Из газеты фотографии прислали в райком и предложили разобраться. Разобрались, теперь «Баба Вася» бесплатно лечится, а первый секретарь райкома стал вторым, но в обкоме… Опять кукует, проклятая, душу разбередила! Нечего мне делать в Вильно, и писать не стану. Вот бы найти то золото, ведь было же оно… Ох, не к добру такие мысли, и что это я? … Ну да, праздник Лиго. Схожу-ка я в лес на вторую поляну, там родник… Хорошее место – священное, не зря посредине вековой дуб стоит. В нём наверняка Носолум водится. Местные люди ничего не знают о «Том», обитающем в ветвях священного дуба. Дубы уважают, но им не поклоняются, а если поклоняются, то не Носолуму, а просто могучему дубу, возле которого их предки гулевали. Тоже хорошо вспомнить своих… Ануси нет, Бася погибла, Вася больной и дуре достался, совсем с ума сошла, молодая, а заговаривается. Приберусь в доме и пойду, может Носолум подскажет, жива ли Ануся».
