Дорога шла через речку мимо каменных карьеров, где все, кому не лень, добывали песчаник. Ленивых в местечке много, каменные дома не строят, предпочитают саманные, но фундаменты каменные. Бронислава с узелочком в руке осторожно пошла через «кладку» – цепочку валунов на широком и мелком перекате. Однако сегодня вода поднялась выше обычного и грозно бурлила между камнями, видимо где-то дожди прошли. На правом берегу цыганка Сонька со своим выводком ждали пока пройдёт Бронислава, кладка освободится, и они пойдут на базар. Приветливо поздоровались. Цыганята, шмыгая носами, устремились на камни. Сонька не спешила, успеется. С утра пораньше народ ходит между рядами, ищет товар получше, подешевле, только когда устанет, можно заниматься гаданием.
– Шо, тётя Броня, от Ани ничего не слышно?
– Откуда, Соня? – «Бродяжье племя, нутром чуют людские мысли».
– Может вам кто погадает? В Сороках есть одна…
– Грех это, Соня, Бог запрещает.
– А вы в церкви не говорите.
– Бог накажет.
– Может и не накажет, вы ж не на себя гадать станете. На себя может быть и грех, а спросить за дочку не грешно.
– Ну, так ты погадай.
– Соседям нельзя гадать, только чужим.
– Да? … А как её найти, твою гадалку?
– На цыганской горе, туда с Бужеровки автобус ходит. Как только заберётесь, будет магазин скобяные товары, от магазина по этой же стороне улицы, через три хаты, дом с террасой, покрашенной голубой краской. Там она и живёт.
– Как её звать?
– По-вашему Света. Только, вы много денег с собой не берите. Возьмите сколько не жалко, мелкими, и тогда уж все отдайте. Не жалейте.
– Как же я назад поеду?
– Купите заранее обратный билет.
– А без этих цыганских хитростей не обойтись?
– Я, тётя Броня, говорю вам по-хорошему, по-соседски, а вы поступайте, как хотите.
– Ладно, Соня, не обижайся. Спасибо на добром слове. Вот тебе три рубля…
– Вы шо, тётя Броня! …
– Бери, возьмёшь детям гостинцев.
– Нехай сами заработают, лучше Анатольке вина куплю.
– Как знаешь, бывай здорова. – Бронислава продолжила свой путь.
– Тётя Броня, сегодня большой праздник – Ивана Купала, солнцеворот, попросите у бога поворота судьбы.
– Иди уж, Сонька, другим советуй.
Бронислава, раздосадованная встречей, вышла на брусчатку, проложенную в тридцать третьем году, заключенные мостили. Она помнила те времена. Голодовка косила людей семьями, в основном единоличников. Многим тогда не верилось, что хлеб может просто лежать на столе, и никто не захочет его тотчас съесть. Колхозникам тоже было голодно, но не до смерти. Потом с продовольствием наладили, единоличники исчезли, и жить стало легче. За голодными заботами люди мало обращали внимание, на возню военных. Про тайное строительство намекали, шептались, но говорить открыто боялись. Отрывки брусчатки существовали повсеместно, порой в самых глухих местах, в то же время улицы местечка даже не равнялись и не засыпались щебёнкой. Позже говорили, что всё это безобразие произошло по злому умыслу врагов народа, затесавшихся в руководство страны. Возможно, но скорее всего обрывки дорог служили прикрытием при строительстве Укрепрайона. Тёмное это дело, сами строили, сами же и взорвали».
Брониславе не хотелось встречаться больше ни с кем, и, сойдя с брусчатки, она пошла по крутой глинистой тропинке через кусты, мимо кривобокой, покрытой жухлой соломой хаты. В убогом жилище с незапамятных времён ютилась семья Онысько, в людской молве – Турчики. Со времён Речи Посполитой ходила легенда о происхождении несчастного семейства, но насколько она правдива, определить невозможно. Ей ещё покойный Стасик рассказывал…
«Давным-давно, когда Бессарабия была под турками, а на нашем, на левом берегу русскими людьми управляли ляхи, то часто случались турецкие набеги. Нападали на христианские земли и крымские татары, и турки-янычары – искусные и отчаянные воины. Янычары эти, существа сплошь дивные, совершенно разные по виду не то, что славяне, мадьяры, или даже татары. У иных башка бритая, рожа круглая, другие собакоголовые, иной мурин чёрен телом на башке две рожи чёрная вперёд смотрит, белая – назад, случался янычар жёлтый бывал и с хвостом, и с козлиными копытами. Разные они были, но все турки-янычары. Что это за твари христианам понять трудно, да и незачем, ибо и без попа ясно – иноверцы все, бесовское отродье… В те памятные времена, на месте нынешнего сельпо, там, где при строительстве дома культуры прораб ПМК Витька Коваль откопал глубокие сводчатые погреба, стоял замок-фортеция родовитого шляхтича Януша Замойского – грозное укрепление с мощными стенами и боевыми башнями. Старые люди сказывали, что строили фортецию пленные казаки, а руководил строительством немец Геденрейх, сам в белом парике синем жупане с золотыми галунами и в белых панталонах. Выстроили, значит, замок, ксензы его освятили, православный люд втихомолку хозяина проклятьями осыпают и незаметно плюют. Плюют в ту сторону, где над главной брамой, красуется выложенный мозаикой портрет-парсуна владельца-основателя. Хорош лях, истинный сармат – носатый, усатый, краснощёкий с пронзительным взглядом умных серых глаз. По червлёному жупану два ряда золотых пуговиц, в руке символ власти – золотая булава. Чуть выше портрета родовой герб «Елита» – на чермном поле да три скрещённых копья в окружении начальных букв имени и титула. Под портретом надпись – «Ян Сариуш Замойский, высший военачальник и канцлер коронный, общины Янпольской года 1580 основатель». Даже в мозаичном облике угадывались незаурядный ум и гордыня основателя. Амбициозный Ян Сариуш на польский престол метил и почти не бывал в своём имении, всё больше по заграницам колесил, союзников искал. А маенток, отданный в руки управляющему Мацею Лядовецкому – старел, ветшал, пользовался дурной славой. Челядь польских кровей, забалованная паном Лядовецким, нежилась в высоких покоях, лакала хозяйские вина, заедая жирными гусиными паштетами. Оно и понятно, что ни поляк, то пан, а пану многое позволено. Местных схизматиков в лакеи не допускали, холопам не место в палацах, их удел – навоз и быдло на заднем дворе. Однако сказывали, что ходила в прислуге гарна дивчина руських кровей Марыся Онысько – чёрнобровая, белозубая, волоокая. И понравилась красуня Марыся, управляющему пану Мацею, и дабы добиться взаимности у казачки, приступил гонористый пшек обихаживать дивчину, подарками да льстивыми словами увещевать. Тщетно поганый силы тратил, ибо сильно люб был Марысе казак Кондрат Качалаба, родом из села героического из самой Буши. Славный был легинь Кондрат, могучий и гордый, да силы не равные с гнусными «пшеками» тягаться. Подстроили слуги Лядовецкого казаку подлость, якобы он намерился поджечь замок. Поймали героя, долго пытали, но не удалось им сломать волю козацкую. От бессильной злобы повесили ляхи бедолагу за ребро на крюк, так в страшных муках отдал Богу душу православный Кондрат Качалаба. От горя Марыся повредилась умом, взбежала сердечная на стену замка и бросилась в реку, чтоб утопиться… Бог спас. Вынесла пенная стремнина горемычную на бессарабский берег, туда, где сейчас паромная переправа, там и выловили её турки-янычары. Ловили с умыслом дабы продать красавицу в столичном городе Стамбуле. Однако, повреждённая умом не лучший товар на невольничьем рынке. Вдоволь поизголявшись над несчастной, турки, в знак дружеского расположения к Речи Посполитой, прислали безумную обратно на левый берег. Что от них, от магометан некрещеных, ещё ждать? Пан Мацей, пожалев христианку, не стал выгонять её за стены замка, а отдал на скотный двор, где ночевала Марыся в яслях для быдла и питалась вместе с дворовыми собаками. Вскоре родился у безумной сын, смуглолицый, кудрявый с печальными карими глазами и шестью пальчиками на правой ножке. Люди назвали выродка Турчиком и на всякий случай сторонились. От того и пошли те Оныськовы Турчиками прозываться, по непонятным причинам одновременно оберегаемые и презираемые местечковым людом".
Поселились Турчики в землянке на ничейном косогоре, поросшем полынью, ковылём и чёртополохом. Так и обитали с тех пор и до нынешних. Перед самой войной надстроили Турчики над землянкой саманные стены, обмазали жёлтой глиной, покрыли соломой, вот и всё жилище. Заросла хатка со всех сторон чумаками и, взирая из зарослей подслеповатыми окнами, существовала почти незаметно. Длинные листья растений, напоминавшие пальмовые, испускали неприятный запах напоминавший дух тлена. Никто не сажал эти растения и не терпел их возле дома, а безумные средь них жили. Что возьмёшь – Турчики.
