После этого он выключил свет и, насвистывая, пошел по коридору из лаборатории.
Всю следующую неделю я провела дома, мучаясь от нервной лихорадки и желудочных спазмов.
Вернувшись на работу, я вызвала Бернхарда — этого институтского обольстителя.
Я сказала, что прекращаю договор о его докторантуре и дала ему полчаса на то, чтобы покинуть здание.
Но Бернхард лишь улыбнулся.
— За что? — просто спросил он.
— За кошку, — ответила я.
— О, — изрек он и тряхнул головой, продолжая улыбаться.
— Я даю вам тридцать минут, — сказала я.
— Не думаю, что они мне понадобятся, — ответил он.
Он рассказал мне о групповой фотографии, сделанной на конференции в Хельсинки. Он спрятал ее в надежном месте с документами, подтверждающими дату, когда она была сделана.
Он также отыскал данные о том, когда были сделаны мои дополнительные исследования для статьи в «Сайенс», и — вы не поверите! — даты полностью совпадают.
Даты совпадают.
Бернхард Торелл засмеялся. Он смеялся долго и никак не мог остановиться.
— Вот так, моя дорогая Каролина, — сказал он, подойдя ко мне вплотную, — ты утвердишь мою докторскую диссертацию и сделаешь это не позднее весны.
— Никогда, — сказала я, всем телом ощущая страшный предсмертный крик несчастной кошки.
Но я сделала это, сделала, сделала, сделала…
Я пропустила его диссертацию.
Я подчинилась, и мне до сих пор стыдно своей слабости.
Я никогда и никому об этом не рассказывала, даже. тебе, Биргитта.
Но теперь я должна это сделать, ибо он вернулся.
Он снова здесь, и на этот раз он требует большего.
Ему нужна Нобелевская премия, Биргитта. Нобелевская премия по медицине за изучение процесса старения группой фирмы «Меди-Тек». В противном случае он грозит мне разоблачением. Но на сей раз этот номер у него не пройдет. Я сказала ему об этом. Никогда, скорее я умру.
Он мне не поверил. Я вижу, что он мне не верит. Для него выбор очевиден, и он считает, что решение очевидно и для меня.
Но он ошибается.
Когда Бернхард это понял, он предъявил мне ультиматум.
Оглашение имен лауреатов состоится через три недели, и если премию получит не «Меди-Тек», то я умру.
Очень театрально, сказал он. Как та кошка.
Но теперь речь идет об Альфреде, о Последней воле и завещании Альфреда Бернхарда Нобеля, и слава Всевышнему, что есть вещи, находящиеся не в нашей власти.
Анника закончила чтение, но продолжала сидеть, глядя на экран и испытывая головокружение и дурноту. Ощущение было таким же, как час тому назад, когда она проснулась, не зная, сколько времени проспала. Теперь она не понимала, давно ли начала читать письма Каролины.
Бернхард Торелл.
Был ли он на семинаре в субботу?
Должно быть, да.
Насколько важна была для компании «Меди-Тек» Нобелевская премия?
Она потянулась к телефону и набрала номер Биргитты Ларсен.
— Я нашла архив Каролины, — сказала Анника, прежде чем профессор успела ответить. — Она пишет о своем обмане и о человеке, который ей угрожал. Биргитта, прошу тебя, расскажи, что случилось в субботу, и я пришлю тебе письма Каролины.
— Нет! Не твое дело принимать здесь решения!
Анника, не отвечая, перечитала последнюю строчку текста Каролины:
Но теперь речь идет об Альфреде, о Последней воле и завещании Альфреда Бернхарда Нобеля, и слава Всевышнему, что есть вещи, находящиеся не в нашей власти.
— Хорошо, — сказала Анника. — Тебе решать. Или я кладу трубку, или ты рассказываешь мне в точности все, что случилось в субботу.
— Это секрет, — заявила Биргитта Ларсен.
— Отлично, — отрезала Анника и положила трубку.
Она спокойно сидела, прислушиваясь к треску в голове, и прикидывала, сколько времени потребуется Биргитте, чтобы найти ее номер телефона и позвонить.
Потребовалась одна минута двадцать секунд.
— Я единственный человек, которому Кари говорила о своем архиве, — уязвлено и зло сказала Биргитта Ларсен. — Как ты его нашла?
— Мне нужно все, — сказала Анника. — Все, начиная от заседания Нобелевского комитета до семинара и буфета. Для работы мне нужна вся информация. Когда ты окончишь рассказ, я перешлю тебе всю почту Каролины.
Биргитта Ларсен громко и демонстративно застонала.
— Но не могу же я дословно повторить, что и кто говорил в субботу. Все намного сложнее, чем кажется.
— Я внимательно тебя слушаю, — стояла на своем Анника.
Раздался следующий стон.
— Ладно, — сдалась Биргитта. — Вот что произошло в субботу.
Она задумалась на несколько томительно долгих секунд.
— Все, что связано с номинированием на Нобелевскую премию, не подлежит разглашению в течение пятидесяти лет. Имена номинантов, имена и мнения экспертов.
— Я поняла, — сказала Анника.
— Нобелевский комитет состоит из шести человек: председателя, вице-председателя, трех членов и секретаря Нобелевской ассамблеи.
— Могу предположить, что это существенно, — сказала Анника.
— Тебе придется проявить терпение, — осадила ее Биргитта Ларсен, — ибо то, что я сейчас расскажу, не подлежит разглашению в ближайшие сорок девять лет. В прошлом году Каролина отказалась подписать документ о номинации компании «Меди-Тек» на Нобелевскую премию. Остальные пять членов не могли понять почему, но Каролина отказалась, не объясняя причин.
У Анники забилось сердце.
— Что сделала компания «Меди-Тек», чтобы заслужить Нобелевскую премию?
— Я же говорила, что они нашли способ тормозить дистрофию аксонов.
— Ах да, — вспомнила Анника. — Неиссякаемый источник жизни. Какую — в денежном исчислении — они получили бы премию, если бы им ее присудили за это конкретное открытие?
— Нобелевская премия? В денежном исчислении? Для «Меди-Тек»?
Биргитта задумалась.
— Забавно, что ты спрашиваешь об этом, потому что Эрнст действительно занимался этим вопросом. Он был единственным в институте человеком, который разбирался в этих вещах. Признание и спрос на неиссякаемый источник жизни, как ты его назвала, подстегнутый присуждением премии, могли принести компании «Меди-Тек» пятьдесят миллиардов долларов, считал Эрнст, но, может быть, и вдвое больше.
Пятьдесят миллиардов долларов.
Триста пятьдесят миллиардов крон, подумала Анника. Неужели такие деньги вообще существуют?
— С чисто формальной точки зрения «Меди-Тек» должна была фигурировать в предварительном списке номинантов, — продолжила Биргитта Ларсен, — но Каролина была тверда как кремень. Она сказала, что подаст в отставку, если Сёрен будет продолжать настаивать на своем.
— Ты сама это видела?
— Конечно нет! Меня избрали в Нобелевский комитет только в этом году. Мне рассказала Кари.
— И что случилось в прошлую субботу?
— Произошло приблизительно то же самое. Компанию «Меди-Тек» снова предложили номинировать на премию, и снова это предложение исходило от Сёрена Хаммарстена. Эрнст с самого начала уперся и без обсуждения отказался вносить компанию «Меди-Тек» в список. Сёрен был в ярости, сказал, что это коррупция и подковерные игры. Эрнст взорвался и назвал Сёрена патентованным лакеем. Ну, ты представляешь, что после этого началось и на что все это было похоже. У других членов комитета тоже были кандидаты, которых они хотели либо продвинуть, либо отвергнуть, — так что заседание получилось очень шумным.
— А потом?
— После заседания члены комитета отправились на семинар, а потом большинство пошло в буфет. Ларс-Генри, которого в прошлом году исключили из комитета, явился на семинар. Мы не могли его выгнать, потому что семинар — мероприятие, открытое для всех сотрудников института.
— Он начал ругаться во время семинара?
— Во время самой лекции он вел себя тихо, но потом, на фуршете, достаточно много выпил. После семинаров у нас обычно бывает бесплатный буфет и бокал красного вина, но за остальное надо платить. Деньги Нобеля предназначены для выплаты премий, а не для оплаты выпивок на институтской лужайке.