– Откуда вы тогда знаете, что в ней пишут? – устало поинтересовалась Анника, доставая из сумки сотовый телефон.

– Ну, я просто знаю, что там пишут всякую ерунду про мусульман, о насилиях и взрывах…

Этот человек сам был иммигрантом. Об этом свидетельствовал его сильный акцент.

– Вчера мы напечатали статью, где говорилось о том, что большинство мусульманских ученых высказываются в пользу работ со стволовыми клетками, ибо Коран учит, что эти исследования сулят благодеяние человечеству, – солгала Анника. – Вы не уменьшите громкость радио, чтобы я могла поговорить по телефону?

Шофер выключил приемник и не произнес больше ни слова.

– Как прошла пресс-конференция? – спросила Анника, когда Берит ответила.

– Полиция работает в тесном контакте с немецкими коллегами. Представители полиции намекают, что скоро начнутся аресты подозреваемых, – сказала Берит. – Спикен был прав, говоря, что они ждут, когда случится что-нибудь еще. В то же время полицейские говорят, что разрабатывают и другие версии. Как твои успехи?

– Нормально. Я поговорила с расстроенной коллегой. Но многого из этого не выудишь. Так что значит «другие версии»?

– Как я понимаю, они ищут следы исключительно в группах, близких к «Аль-Каиде». Думают, что целью был израильтянин, а Каролина убита случайно.

Такси выехало на Эссингское шоссе. Оно было забито автомобилями, и Анника нервно посмотрела на часы. Четверть четвертого. Начались обычные для пятницы пробки.

– Мне кажется, что за этим убийством едва ли стоит «Аль-Каида», – сказала она. – Если бы «Аль-Каида» хотела испортить нобелевский банкет, они взорвали бы всю ратушу. Они никогда не совершают точечных терактов, а потом не убегают, убив не того человека.

Берит тяжело вздохнула.

– Я знаю, – сказала она, – но что мы можем сделать? Они разрабатывают этот след, а значит, мы должны о нем писать.

– Мы можем найти людей, которые поднимут их на смех, – возразила Анника. – Людей, которые проведут параллель с Хансом Хольмером и глупой упертостью в отношении курдского следа в убийстве Улофа Пальме.

Ни для кого не было секретом, что убийство премьер-министра Швеции так и не было раскрыто, не в последнюю очередь потому, что руководитель расследования целый год цеплялся за версию связи убийства с заговором Курдского движения за независимость.

– Насколько вероятно, что нам позволят опубликовать такую статью? – устало спросила Берит, и Анника поняла, что коллега права. Газета никогда не пойдет на публикацию статьи с критикой полиции в такой момент. Полиция с помощью конкурентов просто заткнет им рот.

– Встретимся в редакции? – спросила Анника.

– Нет, я, наверное, немного задержусь. Я как раз еду в больницу к охраннику. Ты работаешь в выходные?

– Меня никто об этом не просил, – ответила Анника.

– Хорошо. Хоть немного отдохнешь, – сказала Берит, собираясь отключиться.

– И еще одно, – торопливо произнесла Анника Бенгтзон. – Зачем кому-то понадобилось убивать Каролину фон Беринг?

– Ну, будем надеяться, что среди «других версий» полиции есть и эта…

Анника забрала Эллен из садика всего лишь с пятнадцатиминутным опозданием. После обеда девочка поспала, а это означало, что спать сегодня она не ляжет до полуночи.

Детский сад Калле находился в соседнем здании. Пытаясь одеться, он неловко упал на пол.

– Я хочу умереть! – простонал он.

Анника бросила на пол сумку, присела на скамеечку и посадила сына на колени.

– Ты же знаешь, как я люблю моего маленького мальчика, – зашептала она ему в ухо и качая его на ноге. – Ты же самый дорогой, самый важный для меня человек. Как прошел сегодня день?

– Все глупые! – запальчиво крикнул Калле. – Все глупые, а ты глупее всех. Я хочу умереть!

Когда Калле в первый раз вдруг объявил о своем нежелании жить, Анника была потрясена до немоты, но, поговорив с медсестрой из детского психологического центра, немного успокоилась. Шестилетние дети часто переживают нечто вроде пубертатного периода со вспышками ярости и резкими колебаниями настроения.

Четырехлетняя Эллен, широко раскрыв глаза, молча смотрела на разбушевавшегося брата. Анника притянула к себе дочку и обняла ее.

– Хочешь, мы пойдем в магазин и купим тебе каких-нибудь сладостей?

Калле вытер слезы и, извиваясь, попытался соскользнуть с материнских колен.

– Я тоже хочу сладостей! – закричал он. – И хочу газировки!

Анника крепко прижала к себе сына.

– Перестань кричать, – внушительно и довольно громко сказала она. – Ты, как и Эллен, сможешь выбрать себе любые сладости, какие захочешь. Но газировки сегодня не будет.

– Я хочу газировку! – снова завопил Калле, попытавшись вырваться.

– Калле, – стиснув зубы, хладнокровно произнесла Анника, – успокойся, или ты не получишь никаких сладостей. Ты меня слышишь? Ты помнишь, что было в прошлый раз?

Мальчик застыл на коленях матери, широко открыл глаза и перестал сопротивляться.

– Ты не купила мне конфет, – сказал он, и нижняя губа его предательски задрожала.

– Вот именно, – сказала Анника. – Но сегодня я куплю тебе конфет, потому что ты перестал кричать и не будешь капризничать из-за газировки. Идет?

Ребенок кивнул, и Анника, повернувшись к дочке и поцеловав ее в лобик, спросила:

– Как прошел день, девочка?

– Я нарисовала для тебя картинку, мамочка, – ответила Эллен, обвив ручками шею матери.

– Чудесно, – прошептала Анника, чувствуя, как на глаза ее навертываются жгучие слезы.

За продуктами они пошли в кооперативный магазин на углу Кунгсхольмсгатан и улицы Шееле. Не обошлось без происшествий. Эллен уронила конфеты, и их тут же разметали по полу колесами тележек. Калле опять устроил скандал из-за газировки.

На лбу Анники блестели крупные капли пота, когда она втащила в прихожую сумки с продуктами.

– Включайте телевизор, – сказала она Калле и Эллен. – Скоро начнется детская программа.

Она повесила в шкаф свою и детскую одежду, поставила обувь на полку в прихожей, потом отнесла продукты на кухню и принялась выкладывать их на стол.

Черт, она забыла купить соль.

Анника почистила картошку, нарезала лук, потом порубила свинину. Пока закипала картошка, она пожарила лук и выложила его в мелкую кастрюлю. Потом обжарила мясо с беконом, думая, как обойтись без соли. Наконец придумала – оставшееся в сковородке масло вылила в кастрюлю.

Она накрыла стол и зажгла свечи, когда пришел Томас.

Он вошел на кухню в расстегнутом пиджаке, ослабляя на ходу узел галстука.

– Думаю, что у меня все на мази, – сказал он, небрежно целуя жену. – Эта работа как раз для меня. У меня идеальное резюме, а при моих связях в департаменте едва ли кто-то сумеет меня обойти. Ты приготовила салат?

Он встал у стола, созерцая приготовленное Анникой пиршество.

– Мы ведь договаривались добавлять зелень, – сказал он, обернувшись к жене.

– У нас есть зелень, – ответила Анника.

«У меня тоже был хороший день, – подумала она. – Я съездила в Каролинский институт, поговорила с коллегой убитой фон Беринг. Полиция напала на след террористической организации в Германии, и я сходила в магазин и купила еду».

Вслух она сказала:

– Займись детьми, а я пока нарежу салат.

Она пошла к холодильнику, давясь горькими слезами.

Джемаль Али-Ахмед проснулся от нестерпимо яркой вспышки и оглушительного грохота. Он сразу понял, что произошло. Это был взрыв, покушение. Война началась. Она бесцеремонно вломилась в его дом. Или в дом его родителей, в дом его детства в далеком Ал-Азрак-аш-Шамали? Джемаль явственно услышал, как кричат козы, как падают бревна дома.

«Дети, – вдруг подумал он, протянув руки к пылающему свету. – Аллах, защити девочек, спаси моих дочек».

Он вскочил, с трудом выбравшись из низкой кровати на колесиках, и только теперь понял, где находится. Слава Аллаху, он в своей квартире.