Женщина шмыгнула носом и недоверчиво посмотрела на Аннику:

– Какие вопросы?

Анника поставила сумку на пол и протянула руку.

– Анника Бенгтзон, – представилась она. – Я из газеты «Квельспрессен». Мы – и это вполне естественно – пишем о страшном событии в ратуше и поэтому хотим рассказать о Каролине фон Беринг.

Женщина поколебалась, но руку не протянула.

– Я понимаю, – сказала она. – Так о чем вы хотите писать?

– Мне представляется, что она никогда не выставляла напоказ свою личную жизнь, – ответила Анника. – Естественно, мы отнесемся к ее памяти с должным уважением. Но в своей профессиональной жизни она была публичным человеком, и мне хотелось бы задать несколько вопросов о ее работе и позиции в Нобелевском комитете.

– Почему вы решили, что об этом надо спрашивать меня?

Анника показала на табличку на двери «Нобелевский кабинет».

– Нет, нет. – Женщина достала из кармана платок и высморкалась – Я работаю не здесь.

Теперь она сама протянула Аннике руку.

– Биргитта, – сказала она, – Биргитта Ларсен. Я сотрудница Кари. Точнее… была ее сотрудницей. Коллектив, естественно, остался, хотя самой Кари уже нет. Я не знаю, как выразить, но вы сделаете это лучше меня, вы ведь владеете словом, не правда ли?

Анника замешкалась с ответом, но он, видимо, не интересовал Биргитту Ларсен.

– Здесь работают сотрудники администрации. – Женщина ткнула пальцем через плечо и пошла по коридору. – Ассамблея и комитет состоят из работающих профессоров, а их рабочие места разбросаны по территории института. Что вы хотите знать?

Биргитта остановилась и посмотрела на Аннику так, словно только что ее заметила.

– Мне хотелось просто поговорить с человеком, лично знавшим Каролину, – ответила Анника, – который смог бы рассказать, что она была за человек и коллега.

– Хорошо, – согласилась Биргитта. – Давайте где-нибудь присядем.

Женщина, стуча каблуками, пошла по коридору, и Анника последовала за ней, с трудом переставляя ноги. Сказался сон в такси. Анника никак не могла стряхнуть с себя сонное оцепенение.

Дойдя почти до входной двери, Биргитта Ларсен свернула налево, и они с Анникой оказались в небольшом конференц-зале с проектором и телевизором на колесиках.

– Здесь мы проводим небольшие совещания, например собрания Нобелевского комитета. Эта картина называется «Зеркало», – сказала она, показав на чернобелые квадраты на восточной стене зала.

Анника оглядела помещение. Внимание привлекало окно, странно расположенное в самом углу, у края стены.

На улице начало темнеть, свет, проникавший снаружи, приобрел свинцово-серый цвет.

– Вы тоже работаете здесь, в Каролинском институте? – спросила Анника, усаживаясь за большой круглый стол.

– Я профессор биолого-физиологического факультета, – ответила Биргитта, прочитав удивление во взгляде Анники. – Кари работала на факультете эпидемиологии и молекулярной биологии.

– Насколько хорошо вы были знакомы с Каролиной? – спросила Анника, доставая из сумки блокнот.

Профессор остановилась у окна рядом с телевизором и принялась смотреть на тающие на земле снежинки.

– Мы одновременно защитили докторские диссертации, – сказала она. – Нас было в то время несколько женщин, и мы защищались в одно время. Тогда это было необычно, хотя мы окончили докторантуру всего двадцать пять лет назад.

Она обернулась и посмотрела на Аннику.

– С ума сойти, как быстро летит время, не так ли?

Анника кивнула.

– Каролина была самой молодой из нас, – сказала Биргитта Ларсен. – Она всегда была самой молодой.

– Из этого я могу заключить, что она была очень талантлива, – сказала Анника.

Биргитта села за маленький боковой столик.

– Да, она была талантливой и успешной, можно сказать и так, – устало произнесла Биргитта Ларсен. – Каролина стала одним из самых выдающихся иммунологов Европы в восьмидесятые годы, хотя в Швеции этого до сих пор многие не понимают.

– Какими исследованиями она занималась?

– Она совершила прорыв после публикации статьи в «Сайенс» в октябре 1986 года. Эта статья вызвала большой резонанс во всем научном сообществе. Она развила результаты Худа и Тонегавы, открывших и выделивших гены иммуноглобулинов.

Биргитта Ларсен внимательно посмотрела на Аннику, стараясь понять, дошла ли до нее суть.

– Речь идет о рецепторах Т-клеток, – пояснила женщина, – за которые Тонегава получил Нобелевскую премию.

Анника кивнула, хотя не поняла ни слова и написала: «худ тонегава иммуноглобулиновые рецепторы т-клеток».

– Вы оставались хорошими подругами?

Биргитта Ларсен перевела взгляд на «Зеркало». Анника заметила, что глаза женщины снова наполнились слезами. Биргитта достала из кармана платок.

– Да, всегда. Думаю, я знаю ее лучше, чем кто-либо другой.

Анника скосила взгляд на блокнот и поняла, что пути назад нет, что надо продолжать спрашивать и выудить из Ларсен всю информацию, какую может дать плачущая потрясенная женщина.

– Каким она была человеком?

Биргитта Ларсен вдруг рассмеялась.

– Тщеславным, – громко произнесла она. – Девичья фамилия Каролины Андерссон, фон Беринг – это фамилия ее первого мужа, и она сохранила ее, когда вышла замуж за Кнута. Фамилия Яльмарссон не откроет вам ни одной двери в медицинском мире, но фон Беринг… Ха! Она была просто счастлива, так как все думали, что она родственница старика Эмиля. Того, который открыл сыворотку и вакцину.

Анника кивнула. Это она знала.

– Детей у нее не было, это вам, конечно, тоже известно, – продолжала Биргитта. – Нет, Кари ничего не имела против детей, она была бы счастлива их иметь, но их не было, и думаю, это ее не сильно огорчало. Это звучит странно, да?

Анника тяжело вздохнула, подбирая слова для ответа, но профессор заговорила снова:

– Кари жила своей работой, она была истинной феминисткой. Она всегда старалась продвигать талантливых женщин, хотя и не афишировала это. Если бы она это делала, то никогда в жизни не стала бы председателем Нобелевского комитета – вы же понимаете?

Анника снова безмолвно кивнула.

– Это очень трудно – всегда стоять за женщин, но не иметь возможности открыто драться за их права, так как если бы Кари на это решилась, то поставила бы под угрозу свою карьеру, а этого она не могла допустить ни при каких обстоятельствах. Она была более ценной для науки как пример исследователя, а не как борец. Думаю, что с этим согласилось бы большинство людей…

Биргитта Ларсен замолчала и посмотрела в окно. На улице между тем стало совсем темно.

– Как воспринимала Каролина критику решения о присуждении премии Визелю и Уотсону?

Профессор ответила бесцветным тоном:

– Кари изо всех сил боролась за присуждение премии этой работе. Она понимала, что Нобелевской ассамблее придется жарко, но настаивала на этом решении невзирая ни на что.

– Вы не думаете, что это покушение как-то связано с присуждением премии?

Биргитта Ларсен посмотрела на Аннику так, словно увидела ее впервые.

– Что вы сказали? – спросила она. Лицо ее стало непроницаемо суровым.

Анника ощутила неловкость и с трудом сглотнула слюну.

– Или вы думаете, что это была чистая случайность? Может быть, мишенью был Визель, а Каролина просто оказалась в неудачном месте в неудачное время?

Профессор резко поднялась и уставилась на Аннику.

– Мне не нравятся ваши инсинуации, – резко произнесла она. В глазах Биргитты снова блеснули слезы. – Вам лучше уйти.

– Что я сказала не так? – удивленно спросила Анника. – Я чем-то вас расстроила?

– Пожалуйста, покиньте здание!

Анника положила блокнот в сумку.

– Спасибо за то, что уделили мне время, – сказала она, но женщина, не оборачиваясь, продолжала упрямо смотреть в окно.

Снегопад прекратился, похолодало.

У Анники совершенно окоченели ноги, когда наконец подъехало такси.

– «Квельспрессен»? – спросил шофер, когда она назвала адрес. – Знаете, мне думается, что вы пишете в своей газете много всякой ерунды. Как на телевидении – голые девки и жулики-политики. Я ее не читаю.