Напротив, иудаизм не считает чем-то запретным модификацию человеческих зародышей. Спасение жизни взрослых людей считается более важной задачей, чем соблюдение прав эмбриона. Люди выступают помощниками Бога в деле улучшения его творения: ибо наша задача плодиться и размножаться, заполняя Землю и подчиняя ее. Если генные исследования помогают нам это делать, тем лучше.

Даже мусульмане считают, что генетические исследования вполне разумны и позволительны. Большинство исламских религиозных экспертов считают, что исследования допустимы, так как их цель — облагодетельствовать человечество. По мнению мусульман, человеческий эмбрион обретает душу только через сто двадцать дней после зачатия.

Значит, если за покушением стоит «Аль-Каида», то мотивом стало не содержимое пробирок Аарона Визеля, подумала Анника, возвращаясь к Каролине фон Беринг.

В телефонном справочнике у убитой было три номера. Зарегистрированы они были одновременно на имя ее мужа, Кнута Яльмарссона. Домашний адрес: Леркстан, район Эстермальм. Очень уютный район Стокгольма.

Анника позвонила по всем трем телефонам. По первому номеру звонок был перенаправлен на выключенный сотовый телефон, обслуживавшийся «Телией». По второму номеру Анника попала на факс. По третьему номеру прозвучало двадцать гудков, но никто не ответил.

Она положила трубку на рычаг и задумалась. Из этого статью не сошьешь. Она посмотрела на часы: половина первого. Не позже пяти часов надо забрать детей. Кроме того, надо зайти в магазин. Сегодня ее очередь готовить обед. Сегодня пятница, значит, надо приготовить что-нибудь особенное. Она вздохнула, подняла трубку и заказала такси.

На улице похолодало. Снег стал валить не так густо, так как снежинки уменьшились в размерах. Мелкие, колкие, они неистово кружились на ветру, заставляя прохожих кутаться в шарфы и накидывать капюшоны. Люди, словно черно-серые тени, текли по растоптанной слякоти тротуаров. Анника откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза, чтобы не видеть этого зрелища.

Реальность ускользала, и Анника не сопротивлялась. Она даже задремала, откинув голову на подголовник сиденья. Машина зигзагами пробиралась в плотном потоке уличного движения. Приоткрыв рот, она проспала всю дорогу от Санкт-Эриксгатан до Каролинского института в Сольне — сразу за чертой города.

Когда машина свернула на дорогу, ведущую на территорию института, Анника едва не упала на заднее сиденье и проснулась. Она расплатилась и, пошатываясь спросонья, вышла из машины перед двухэтажным зданием из красного кирпича, с высокими стрельчатыми окнами.

Анника шагнула к входной двери и нажала кнопку домофона.

Здание показалось Аннике холодным, заброшенным и скорбным. Анника подошла к Нобелевскому кабинету и уже собралась постучать, но дверь открылась, и на пороге показалась женщина с растрепанными волосами и покрасневшими от слез глазами.

— Что вам угодно?

Перед Анникой стояла маленького роста полная женщина с рыжими, крашенными хной волосами, в белой блузке и светлых брюках.

Анника мгновенно ощутила привычную неловкость, которая охватывала ее всякий раз, когда приходилось общаться с родственниками и коллегами безвременно умерших людей.

— Я хотела бы задать несколько вопросов о Каролине фон Беринг, — сказала она, вдруг смутившись и не зная, надо ли протянуть руку.

Женщина шмыгнула носом и недоверчиво посмотрела на Аннику:

— Какие вопросы?

Анника поставила сумку на пол и протянула руку.

— Анника Бенгтзон, — представилась она. — Я из газеты «Квельспрессен». Мы — и это вполне естественно — пишем о страшном событии в ратуше и поэтому хотим рассказать о Каролине фон Беринг.

Женщина поколебалась, но руку не протянула.

— Я понимаю, — сказала она. — Так о чем вы хотите писать?

— Мне представляется, что она никогда не выставляла напоказ свою личную жизнь, — ответила Анника. — Естественно, мы отнесемся к ее памяти с должным уважением. Но в своей профессиональной жизни она была публичным человеком, и мне хотелось бы задать несколько вопросов о ее работе и позиции в Нобелевском комитете.

— Почему вы решили, что об этом надо спрашивать меня?

Анника показала на табличку на двери «Нобелевский кабинет».

— Нет, нет. — Женщина достала из кармана платок и высморкалась — Я работаю не здесь.

Теперь она сама протянула Аннике руку.

— Биргитта, — сказала она, — Биргитта Ларсен. Я сотрудница Кари. Точнее… была ее сотрудницей. Коллектив, естественно, остался, хотя самой Кари уже нет. Я не знаю, как выразить, но вы сделаете это лучше меня, вы ведь владеете словом, не правда ли?

Анника замешкалась с ответом, но он, видимо, не интересовал Биргитту Ларсен.

— Здесь работают сотрудники администрации. — Женщина ткнула пальцем через плечо и пошла по коридору. — Ассамблея и комитет состоят из работающих профессоров, а их рабочие места разбросаны по территории института. Что вы хотите знать?

Биргитта остановилась и посмотрела на Аннику так, словно только что ее заметила.

— Мне хотелось просто поговорить с человеком, лично знавшим Каролину, — ответила Анника, — который смог бы рассказать, что она была за человек и коллега.

— Хорошо, — согласилась Биргитта. — Давайте где-нибудь присядем.

Женщина, стуча каблуками, пошла по коридору, и Анника последовала за ней, с трудом переставляя ноги. Сказался сон в такси. Анника никак не могла стряхнуть с себя сонное оцепенение.

Дойдя почти до входной двери, Биргитта Ларсен свернула налево, и они с Анникой оказались в небольшом конференц-зале с проектором и телевизором на колесиках.

— Здесь мы проводим небольшие совещания, например собрания Нобелевского комитета. Эта картина называется «Зеркало», — сказала она, показав на черно-белые квадраты на восточной стене зала.

Анника оглядела помещение. Внимание привлекало окно, странно расположенное в самом углу, у края стены.

На улице начало темнеть, свет, проникавший снаружи, приобрел свинцово-серый цвет.

— Вы тоже работаете здесь, в Каролинском институте? — спросила Анника, усаживаясь за большой круглый стол.

— Я профессор биолого-физиологического факультета, — ответила Биргитта, прочитав удивление во взгляде Анники. — Кари работала на факультете эпидемиологии и молекулярной биологии.

— Насколько хорошо вы были знакомы с Каролиной? — спросила Анника, доставая из сумки блокнот.

Профессор остановилась у окна рядом с телевизором и принялась смотреть на тающие на земле снежинки.

— Мы одновременно защитили докторские диссертации, — сказала она. — Нас было в то время несколько женщин, и мы защищались в одно время. Тогда это было необычно, хотя мы окончили докторантуру всего двадцать пять лет назад.

Она обернулась и посмотрела на Аннику.

— С ума сойти, как быстро летит время, не так ли?

Анника кивнула.

— Каролина была самой молодой из нас, — сказала Биргитта Ларсен. — Она всегда была самой молодой.

— Из этого я могу заключить, что она была очень талантлива, — сказала Анника.

Биргитта села за маленький боковой столик.

— Да, она была талантливой и успешной, можно сказать и так, — устало произнесла Биргитта Ларсен. — Каролина стала одним из самых выдающихся иммунологов Европы в восьмидесятые годы, хотя в Швеции этого до сих пор многие не понимают.

— Какими исследованиями она занималась?

— Она совершила прорыв после публикации статьи в «Сайенс» в октябре 1986 года. Эта статья вызвала большой резонанс во всем научном сообществе. Она развила результаты Худа и Тонегавы, открывших и выделивших гены иммуноглобулинов.

Биргитта Ларсен внимательно посмотрела на Аннику, стараясь понять, дошла ли до нее суть.

— Речь идет о рецепторах Т-клеток, — пояснила женщина, — за которые Тонегава получил Нобелевскую премию.

Анника кивнула, хотя не поняла ни слова и написала: «худ тонегава иммуноглобулиновые рецепторы т-клеток».