Когда обмен любезностями и пожеланиями закончился, Илька перешёл к делу:.

- Великий вождь узнал о том, как ценят люди Орла хорошую резьбу по дереву. Он восхищён рассказами о том, как искусно вырезаны из кедра тотемные столбы вашего клана. В знак уважения к мастерам и в залог прочной дружбы он хотел бы подарить Орлам тотемный столб русских.

Гребцы поставили привезённый свёрток вертикально, быстро освобождая от рогожи крашенный в цвета российского флага высокий столб с резным гербом империи на верхушке.

Все сидящие в шлюпке с волнением ждали ответа. Обмен тотемами означал не просто мирный договор, а неразрывный союз двух кланов, слияние их духов-покровителей. Вдруг тлинкиты не захотят впустить в свой пантеон чужого бога?

Аборигены оживлённо переговаривались, любуясь сияющим в лучах заходящего солнца позолоченным двуглавым орлом.

- Мы благодарим великого вождя за такой щедрый дар! - крикнул наконец пожилой.- Отныне ваш тотем - брат нашего!

Он махнул рукой соплеменникам. Два охотника помоложе сбросили мокасины, зашлёпали по воде забрать подарок.

Теперь можно было заняться и мексиканцем.

- Да, человек с парохода не хотел отдать нашу вещь, - несколько брезгливо подтвердил пожилой тлинкит. - Он говорил, что заплатил вору деньги, и поэтому имеет право оставить её себе. Но по нашим законам песня, орнамент или сказка принадлежат роду того, кто получил их в дар от великих духов. Их нельзя продавать, разрешается только обменять на другой такой же дар. Иначе духи разгневаются за пренебрежение и сделают так, что имя мастера умрёт. А тогда и память о нём тоже умрёт, ведь она не может жить без имени. Человек с парохода не поверил нам, не захотел понять. Пришлось отдать его имя чёрным колдунам, чтобы почувствовал эту связь. Теперь он убедился в правдивости наших слов. Пусть вернёт то, что создано по воле духов одной из наших женщин, - необыкновенный узор. Тогда колдуны не причинят ему больше вреда. А если нет - лихорадка возобновится и больше уже не отступит.

Коля, нахмурившись, обдумывал речь старого индейца. Было там что-то... какая-то фраза... ах, да, вот это - "песню или рисунок можно только обменять на другое такое же творение".

Обменять...

Один из охотников, относивших столб, вернулся к лодке и встал в ожидании возле приезжего. Мексиканец, не понимавший ни слова из того, что переводил Илька, но сразу угадавший намерения индейца, вдруг вцепился обеими руками в мягкую шерсть и жалко залопотал:

- No quiero! No quiero! Esto es demasiado caro, no tengo dicho dinero... dear doctor, I already feel better, much better, don't you see?! ((Не хочу! Не хочу! Это слишком дорого, у меня нет таких денег (исп.)... дорогой доктор, я уже чувствую себя лучше, гораздо лучше, разве вы не видите? (англ.))

- В чём дело? - еле слышно прошипел секретарь. - Он же сам согласился вернуть вещь! Почему вдруг заартачился?

- Тогда он думал, что умирает, - так же тихо объяснил доктор. - И был согласен на всё. А сейчас ему легче, и он передумал. Честно говоря, я его понимаю. Я тоже не верю ни в колдунов, ни в шаманов, ни с мистическую связь сапога с сапожником, и полагаю, что вполне способен найти средство вылечить эту необычную болезнь без всякой чертовщины. А ещё мне очень не хотелось бы, чтобы у сеньора сложилось мнение, будто русские дворяне поощряют аборигенов грабить среди бела дня прохожих и проезжих. Воля ваша, но это нехорошо.

- А разозлить дикарей - лучше? Подумайте, что будет, если они обидятся и вернут нам столб! Мы провалим миссию государственной важности!

Тинклиты на берегу уже начали хмуриться и переглядываться. Охотник, стоявший возле лодки, сделал нетерпеливый жест...

- Подождите! - вдруг отчаянно закричал Коля. - Илька! Ты вчера греческий учил?

- Чего? - опешил тот.

- Ну, "Илиаду"! Нам же задавали!

- Нет пока... даже не начинал ещё...

- А если я перескажу своими словами, сможешь перевести?

- Наверное,- пожал плечами просвещённый внук Орла. - А зачем?!

- Да поменяться же! Может, если Гомер им понравится, согласятся забрать его вместо этой накидки?

11

Неделю спустя Коля с отцом стояли в порту и смотрели, как готовится к отплытию небольшая американская шхуна, возвращавшаяся после летнего промысла обратно в Сан-Франциско. Погода за эти несколько дней успела испортиться. Небо над заливом обложило серыми тучами, заметно подросшие волны с шумом бились о сваи причала, покачивали корабль. Однако стоявший на его палубе мексиканец, совершенно оправившийся от своей странной болезни, казалось, не замечал ни качки, ни порывов сырого холодного ветра. Он махал Корнеевым с такой блаженной улыбкой, словно этот день был самым прекрасным в его жизни. Рядом, на одном из саквояжей, лежало аккуратно сложенное бело-голубое тлинкитское одеяло.

Коля помахал в ответ, спросил:

- А долго ему добираться домой?

Отец пожал плечами.

- До Фриско эта посудина дойдёт за пару недель, а там уж всё зависит от того, сколько времени придётся ждать попутного корабля.

Коля вздохнул.

- Всё равно это гораздо ближе, чем до Владивостока...

Отец взглянул искоса, ничего не сказал.

На шхуне тем временем уже всё было готово к отплытию. Команда заняла свои места. Загромыхала, поползла в отверстие клюза якорная цепь.

- Николаша...- сказал вдруг отец. - Ты хотел бы повидаться с матерью?

Коля замер. Потом осторожно, боясь спугнуть отцовское настроение, спросил:

- А она... хочет меня видеть?

Доктор Корнеев, не отрывая глаз от разворачивающихся к ветру парусов, коротко ответил:

- Да.

Коля перевёл дыхание.

- Тогда я тоже... очень... Только как же гимназия?

- Я же не говорю - сейчас, - сухо, почти сердито ответил доктор.- На будущее лето, после того как экзамены сдашь. Съездишь, погостишь месяц...

Он оборвал фразу на полуслове и замолчал, глядя на уходящий из залива корабль.

Коля безошибочно почувствовал, о чём он сейчас думает.

- Пап, я там не останусь. Обязательно вернусь. Честное слово!

Отец наконец повернулся к нему:

- Верю. Вот что, сын, идём-ка домой. А то простынешь, и придётся мне ещё и тебя от жара лечить...

12

Над морем быстро сгущались беззвёздные осенние сумерки. В порту давно не осталось провожающих. Тёмная громада Эджкомба почти слилась с пасмурным вечерним небом. А на острове с четырьмя названиями и двумя тотемными столбами горел большой яркий костёр - мужчины из клана Орла слушали свою новую песню.

Рыжее пламя бросало отсветы на смуглые лица. Ветер подхватывал искры, уносил в сторону берега. Глухой ритмичный шум прибоя мягко аккомпанировал речитативу рассказчика:

Славным охотником был Ахиллес,

И сражался он храбро,

Много тюленей и шкур добывал,

Резал с недругов скальпы...

Вдалеке, на той стороне залива, качались в порту еле различимые в темноте рыбачьи лодки и светились тёплым жёлтым светом окна новоархангельских домов.