– Хорошо, – улыбнулся ему Люк. – А теперь мне бы хотелось побеседовать с вами с глазу на глаз.

– Разумеется, милорд. – Брамуэлл вышел из-за стола и попытался принять вид благодушного хозяина. – Прошу всех…, и ваше высокопревосходительство…, продолжать в мое отсутствие.

Граф Щуровский величественно кивнул. В полной тишине взволнованный посол покинул зал вместе с большим мрачным англичанином. Лишь после этого гости принялись возбужденно переговариваться.

Люк последовал за Брамуэллом в маленькую уединенную гостиную. Они закрыли за собой застекленную дверь.

– Я думаю, что у вас много вопросов, – сказал посол, окидывая Люка взглядом, в котором смешались страх и неприязнь.

– Сначала только один. Где, черт возьми, моя жена?

– Я все вам объясню. Общество настроено против нее, угрозы поступают со всех сторон. Поэтому держать ее в государственной тюрьме было бы слишком рискованно. И потом, конечно, принимая во внимание ее предыдущий побег…

– Где она? – прорычал Люк.

– Один зна…, знатный петербуржец любезно согласился держать ее в заключении в собственном дворце, а государство предоставило соответствующую охрану.

– Знатный петербуржец? – Люк смотрел на посла с явным недоверием. – Ангеловский! – хрипло произнес он. И после краткого кивка Брамуэлла не мог сдержать взрыва ярости:

– Проклятие, продажные холуи…, ублюдки!… Они отдали ее в руки Ангеловского! Чего ждать еще? Не собираются ли они часом принять его любезнейшее предложение совершить казнь, чтобы не затруднять правительство? Это цивилизованная страна или какое-то средневековье? Клянусь Богом, я скоро здесь убью кого-нибудь…

– Милорд, пожалуйста, успокойтесь! – воскликнул посол, пятясь от него. – Я за это не отвечаю!

В синих глазах Люка сверкал сатанинский гнев.

– Если вы не сделаете все, что в вашей власти…, и, более того…, все, чтобы вызволить мою жену из этой проклятой истории, я вас сотру в порошок, растопчу в пыль…

– Лорд Стоукхерст, уверяю вас… – начал было Брамуэлл, но Люк уже выходил из комнаты быстрым шагом, так что Брамуэлл едва поспевал за ним.

В холле Люк чуть не налетел на двоих мужчин. В одном из них, высоком и седом, он узнал почетного гостя, сидевшего во главе стола. Его молодой спутник в безупречно сшитом гвардейском мундире явно был адъютантом.

– Граф Щуровский, – с беспокойством сказал Брамуэлл. – Я надеюсь, что вы извините нас за то, что прием был прерван.

Раскосые глаза Щуровского впились в Люка.

– Я хотел увидеть этого англичанина.

Люк молчал, хотя все в нем напряглось от вызывающего тона, каким это было произнесено. Один Бог знает, зачем этому высокопоставленному лицу понадобилось увидеть его.

Этот человек с темными жесткими глазами вызывал у Люка инстинктивную неприязнь.

Пока двое мужчин пристально разглядывали друг друга, адъютант довольно дерзко проговорил:

– Что за странная история! Убит князь Михаил Ангеловский, молодая женщина, ответственная за это, «умирает» в тюрьме, а через несколько месяцев ее привозят обратно в Россию вполне живой, а теперь здесь появляется муж-англичанин и хочет снова увезти ее в Англию.

– Вам это не удастся! – визгливым голосом обратился Щуровский к Люку. – Я заявляю от имени правительства: за смерть Ангеловского кто-то должен понести наказание. Искупительная жертва должна быть принесена.

– Но это не будет моя жена, – тихо и твердо отчеканил Люк. – И не в этой жизни.

Прежде чем граф успел ответить, Люк покинул посольство и, как надвигающийся шторм, поспешил ко дворцу Ангеловских.

Дворец Ангеловских был еще великолепнее, чем у Куркова. Всюду царила варварская роскошь: золотые накладки на дверях, серебряные полосы с гравировкой на оконных наличниках, золотые с драгоценными камнями рамы картин Гейнсборо и Ван-Дейка, люстры из хрусталя и эмали, походившие на свисающие с потолка букеты цветов. Люк изумился этой роскоши. Королева Англии жила куда проще и охранялась не так строго. Гвардейцы, казаки, черкесы толпились всюду: в вестибюле вдоль стен, на мраморной лестнице и около каждой двери.

К удивлению Люка, требование провести его к Ангеловскому было выполнено быстро и без всяких разговоров. Биддл остался в вестибюле, чему он очень обрадовался, а Люка повели вниз, в курительную комнату. Воздух в ней был сизым от табачного дыма. Стены украшала коллекция холодного оружия – от античных мечей и рапир до славянских секир со злобно изогнутыми лезвиями. Посередине комнаты стоял круглый «поворотный» стол, заставленный графинами с различными алкогольными напитками. Несколько офицеров и штатских вольно расположились в комнате – кто сидел, кто стоял. Они курили, болтали и при появлении нового человека все, как по приказу, уставились на него.

Один из молодых людей шагнул вперед. Он сказал несколько слов по-русски, но, видя, что Люк его не понимает, перешел на английский, произнося слова с легким акцентом:

– Что угодно?

Это, несомненно, был Николай Ангеловский. Он был моложе, чем ожидал Люк, – немного больше двадцати. Люк убедился в справедливости слов Алисии Эшборн – экзотическая мужественная красота, грация тигра, желто-золотые глаза поражали. Никого Люк так не хотел убить, как этого русского красавца. Жажда крови вспыхнула в нем, но ему удалось сдержаться.

– Я хочу видеть свою жену, – с трудом произнес Люк.

На мгновение Ангеловский ошеломленно замер и пристально посмотрел на Люка:

– Стоукхерст? Я, признаюсь, думал, что вы старик. – Уголок его рта приподнялся в нагловатой усмешке. – Добро пожаловать в Россию, кузен!

Люк молчал, стиснув зубы так крепко, что свело челюсть.

Заметив это легкое движение лицевых мускулов, Николай принял его за страх и усмехнулся прямо в неподвижное лицо Люка.

– Вы зря потратили время. Посетители к заключенной не допускаются. Примите мой совет: возвращайтесь в Англию и найдите себе новую жену.

Он был застигнут врасплох, когда Люк, прыгнув с молниеносной быстротой, прижал его к стене, рыча, как бешеный волк. Острый конец стального крючка слегка вонзился Николаю в грудь, и в месте укола показалась капелька крови.

Голос Люка проскрежетал негромко ему в самое ухо:

– Дай мне увидеть ее… Или я этой штукой выковырну тебе сердце.

Какое– то мгновение Николай растерянно смотрел на него, затем оскалился в хищной одобрительной ухмылке:

– Ну и наглый же ты мужик! Угрожать мне в моем собственном доме, в комнате, полной оружия и солдат! Ладно, можешь посетить Анастасию. Вреда от этого не будет. Она все равно останется у меня, когда ты уедешь. А теперь, если изволите… – Он выразительно глянул на расплывающееся по рубашке кровавое пятно. Люк убрал жалящий конец своего крючка с его груди и опустил руку.

Взяв льняную салфетку, Николай промокнул ранку. Все еще улыбаясь, он обратился к солдату:

– Митька, отведи-ка моего нового двоюродного братца в покои нашей пленницы. И не стой к нему близко: он может и укусить.

Вокруг раздались добродушные смешки, потому что более всего русские ценят грубую силу в сочетании с твердой решимостью. Обнаружить эти черты в англичанине показалось всем невероятно забавным.

Тасины покои состояли из маленькой передней и спаленки, которые были обставлены с обычной для русских роскошью.

Она полулежала на диване, ручки и спинка которого были украшены русской «сквозной», то есть кружевной, резьбой по дереву. Хотя посетители к ней не допускались, но она получала закапанные слезами материнские записочки.

Еще Николай позволил Марии Петровне переслать Тасе несколько ее старых платьев. Одно из них, из фиолетового шелка, было на ней сейчас, оно было сшито так давно, еще в той жизни: широкая юбка, пышные рукава, отделка из белых кружев.