Литмир - Электронная Библиотека

Тася покачала головой:

– Нет. Эту жизнь интересно вспоминать, но…, теперь я вижу, что в общем-то она была мне чужда. Не знаю, какой будет моя дальнейшая жизнь, но даже если бы я могла выбирать.

– Тася…

Она подняла голову и встретила его неотрывный сосредоточенный взгляд, от которого все внутри внезапно сжалось в комок. Наступившее молчание, казалось, вибрировало от переполнявшего их томительного ожидания.

Наконец Тася с трудом сумела его нарушить:

– Я хочу есть. Там, в кладовой, я видела еду… – Она попятилась от деревянной ограды.

– Миссис Планкет собрала нам холодный ужин – цыпленка, хлеб, фрукты…

– Миссис Планкет знала об этом?…

На лице Люка появилось выражение детской невинности.

– Знала? О чем?

– О том, что я окажусь здесь с тобой! – Тася уставилась на него подозрительно прищуренными глазами. – Она знала! Я по твоему лицу это вижу. Наверное, все в Саутгейт-Холле знали, что должно было сегодня случиться. И Эмма тоже? Что ты ей сказал?

– Она в курсе, – признался он с неподдельным смущением.

Тася почувствовала себя игрушкой в чужих руках, жертвой заговора, пусть с самыми добрыми намерениями. Ее гордость была уязвлена, и она, не говоря ни слова, пошла прочь.

Не переставая сердиться, она распаковала свои вещи, потом еду, которую расставила на столе в большой комнате.

Миссис Планкет приготовила настоящий пир: жареное мясо, салаты, фрукты, сыр, а на десерт пирожные с кремом. Солнце уже начало садиться, его розово-золотые лучи проникали через полузакрытые ставнями окна. Пришел Люк. Он успел умыться, переодеться и сходить в погреб за двумя бутылками вина. Тася, подчеркнуто не обращая на него внимания, развернула льняную салфетку, в которой был свежевыпеченный хлеб с хрустящей корочкой.

Люка, казалось, ее молчание не тревожило. Он уселся за стол и стал откупоривать вино, держа бутылку между коленями.

– Так устойчивей, – пояснил он, заметив любопытный взгляд Таси. – Конечно, я могу зажать бутылку локтем, но она выскальзывает. Я потерял так несколько бутылок хорошего вина.

Он улыбнулся ей обаятельной мальчишеской улыбкой, которая немного смягчила ее отчужденность.

– А кто присматривает за домом и садом? – поинтересовалась она.

– Сторож, он живет за холмом.

– Здесь еще кто-нибудь живет, хотя бы иногда?

Он покачал толовой:

– Знаю, бессмысленно содержать дом, в котором никто не живет, но я никак не могу забросить его совсем. Мне нравится думать, что у меня есть такое убежище.

– Ты привозил сюда других женщин?

– Нет.

– А ее ты когда-нибудь привозил сюда? – На этот раз голос Таси прозвучал мягко. Оба понимали, что она имеет в виду Мэри.

Люк надолго задумался, потом утвердительно кивнул.

Тася не могла разобраться в своих чувствах… Скорее всего ей это льстило, но в то же время вызывало какую-то неясную тревогу. Она начала осознавать, что была важна для него, что он действительно любит ее, и это растревожило ей душу.

– Мне жаль, что я тебя обманул. – Люк постарался произнести это небрежным тоном, но ему это не слишком удалось. – Я не знал, как еще по-другому привезти тебя сюда.

Тася нашла в ящике старого буфета длинный вощеный фитиль и, запалив его, стала обходить комнату, зажигая свечи; наконец воздух в комнате заколыхался золотыми волнами.

– Ты мог бы попытаться пригласить меня.

– И ты бы приняла это приглашение?

– Не знаю. Думаю, что это зависело бы от того, как бы ты приглашал. – Она задула фитиль и сквозь курившийся дымок посмотрела на него.

Люк медленно встал и подошел к ней. Глаза его обольщали, улыбка была полна лукавства.

– Мисс Биллингз… Прошу вас, не покидайте меня. У меня недалеко отсюда, в глубине леса, есть прелестный дом, куда я хочу вас отвезти. Мы будем там одни, только вдвоем.

И сможем оставаться там, вдали от мира, столько, сколько вы захотите…, день…, месяц…, вечность.

– А что мы будем там делать? Одни, только вдвоем?

– Днем спать, просыпаясь лишь тогда, когда на небе зажгутся звезды… Пить вино…, делиться тайнами…, танцевать в лунном свете…

– Без музыки?

Он склонился к ее уху и доверительно прошептал:

– Лес полон музыки. Но большинство людей ее не слышит. Они не умеют слушать.

Тася на миг закрыла глаза. От него исходила обольстительная смесь запахов мыла, воды, влажных волос, крахмального белья.

– Вы предлагаете научить меня этому? – еле слышно отозвалась она.

– Вообще-то я надеялся, что ты меня научишь.

Она отодвинулась, глядя ему в глаза. И они внезапно рассмеялись без всякой видимой причины, только потому, что мгновение это было наполнено радостью.

– Я обдумаю ваши слова. – Она двинулась к стулу, который он ей предупредительно подставил.

– Вина?

Вместо ответа Тася подтолкнула к нему свой пустой бокал. Он сел напротив нее, разлил вино по бокалам, и они подняли их в безмолвном тосте. Бледно-золотое вино было чуть густым и сладковатым на вкус. Тася кивнула в ответ на вопросительный взгляд Люка и снова поднесла бокал к губам. Раньше она ограничивалась одним-двумя маленькими глотками под присмотром матери или кого-то из старших.

Теперь она наслаждалась свободой сделать столько глотков, сколько хочется.

Они неторопливо поужинали. Тем временем стемнело, и в доме по углам сгустились тени. Люк делал все, чтобы Тася не вспоминала о случившемся. С ласковой шутливостью он наблюдал, как Тася снова и снова подставляла ему свой бокал, и, забавляясь, предупреждал о том, что утром ее ждет жесточайшая мигрень.

– Мне все равно, – отвечала Тася, глотая изумительный напиток. – Это лучшее вино, которое я когда-либо пробовала.

Люк рассмеялся:

– И с каждым бокалом оно становится все лучше и лучше. Потягивай его медленно, любимая. Я все-таки джентльмен и не смогу воспользоваться твоим беспомощным состоянием, когда ты опьянеешь.

– Почему же нет? Пьяная или трезвая – итог будет один.

Не так ли? – Она запрокинула голову, давая сладкой жидкости скользить в горле. – Кроме того, не такой уж ты и джентльмен.

Он сощурился и сделал рывок к ней через стол. Тася со смехом вскочила, едва успев увернуться. Комната как-то накренилась, и ей потребовалось сосредоточиться, чтобы не потерять равновесие. Когда наконец ей это удалось, она снова взяла свой бокал и стала бесцельно бродить по комнате. Понимая, что выпила чересчур много, она тем не менее испытывала согревающее ее светлое ощущение радости бытия и не хотела, чтобы оно исчезло.

– Кто это? – указала она жестом на портрет белокурой женщины. Немного вина выплеснулось из бокала. Досадливо нахмурившись, Тася решительно стала допивать его, пока бокал не опустел.

– Это моя мать. – Люк подошел и встал рядом с ней перед портретом. – Не пей столько, милая, – произнес он, отнимая у нее бокал. – У тебя закружится голова.

Голова у Таси уже кружилась. А Люк был таким устойчивым, основательным… Она откинулась на него, продолжая разглядывать портрет. Герцогиня была красивой женщиной, но в ее лице совершенно не было нежности или хотя бы мягкости. Губы были сурово сжаты в ниточку, а глаза смотрели остро и холодно.

– Не очень-то ты на нее похож, – заметила Тася. – Разве что нос…

Люк расхохотался:

– У моей матери железная воля, и с возрастом она не стала мягче. Да и ум у нее ясный и быстрый. Она всегда клялась, что сохранит его до самой смерти, и пока ни на йоту не растеряла своей сообразительности.

– А какой твой отец?

– Старый негодяй с неутолимой страстью к женщинам.

Один Бог знает, почему он женился на такой, как моя мать.

Для нее любое проявление чувств, даже смех – нечто непристойное. Отец утверждает, что в свою постель она пускала его всего несколько раз…, лишь для того, чтобы произвести потомство. Трое их детей умерли в младенчестве, а потом родились мы с сестрой. С возрастом мать обратилась к церкви, предоставив отцу бегать за женщинами в свое удовольствие.

41
{"b":"60898","o":1}