– Очень хорошо, – кивнула Дженни. – Это облегчит жизнь всем нам.
– Я поговорю с ней, – произнес стоящий в дверях Херберт. – Вы так громко спорили, что я заглянул. У меня вопрос простой: о мире во всем мире. Кого они станут убивать, когда Сансан покорит все мировые пустыни?
– В каком смысле? – Дженни изогнула бровь.
– Кого они, по-вашему, будут убивать, когда все племена подчинятся Сансану, прекратятся стычки и наступит мир? Они же не вегетарианцы, госпожа Дженни, они каннибалы!
– Будем образовывать, насаждать мораль и культуру – это следующие этапы.
– Вы не поняли, Дженни. Скоростная мышца не формируется без пожирания белков, которых нет в местной капусте. Вы знаете, что такое скоростная мышца? У людей два вида мышц: гладкая мускулатура для внутренних дел, а еще скелетная, поперечно-полосатая – та поздняя находка эволюции, которая отличает нас от улитки по силе и скорости. А этим тварям природа подарила еще третий тип – скоростная сверхсильная мускулатура, сила воина, как они ее называют. Мы по сравнению с ними – слабые медленные улитки. Но формируется у них мышечный белок при поедании животного белка. А кроме капусты им жрать в пустыне нечего. Поэтому капустой питаются лишь самки и пленники, у них атрофируются скоростные мышцы. А воинам надо постоянно жрать чужое мясо, и чем больше ты убиваешь и съедаешь врагов, тем становишься сильнее. Начинают они убивать себе подобных до вылупления и продолжают, пока не одряхлеют, когда их самих сжирают более молодые. На этом строится вся их культура и мораль!
– Я в курсе и не вижу здесь ничего сложного, – отрезала Дженни. – Мы взяли с Сансана клятву прекратить пытки – это первый шаг в сторону правового общества. Затем будем искоренять каннибализм.
– Но как?!
– Это вы мне должны ответить, Херберт, вы биолог. Будем искать пищевые заменители, привезем белковые синтезаторы. Я не обещала вам поднять цивилизацию с низшего четвертого уровня до первого за одну неделю! Это большая работа, большие проблемы.
Херберт с досадой махнул рукой.
– Вы недооцениваете проблемы, Дженни. Я не знаю, что у вас там в ЦУБе за шкала, но если самый низший уровень, что вы встречали, назван четвертым, то здесь вы столкнулись с пятым, а то и шестым! Это полное дно! С ними все перепробовали за двадцать лет: они станут наглеть больше и больше, пока не выйдут из-под контроля. Уничтожил пару племен – ты сильный, к тебе уважение. Ходишь на переговоры, даришь подарки – значит, трус, проситель, заискиваешь. Это негуманоидная мораль!
– Как раз типичная гуманоидная мораль, – отрезала Дженни. – Читайте учебник.
– Вы доведете нас до катастрофы!
Дженни смерила его взглядом.
– Катастрофа, Херберт, – ваша диссертация об интеллектуальном превосходстве позвоночных рас над панцирными!
Это сработало: Херберт потух, глянул на полковника, развел руками и вышел.
– Может, и вы считаете, что позвоночные превосходят панцирных, а, полковник? – осведомилась Дженни.
Полковник всем видом показывал, что ее здесь нет: он собирал в коробку свои вещи, выдвигая ящики старинного стола.
Встреча была назначена в том же месте, но на этот раз к парламентерам присоединились Херберт и Августа. У Дженни были сомнения насчет Августы, но обещание есть обещание. К тому же технологии требовали, чтобы группа контакта с каждым разом увеличивалась – это демонстрирует вовлечение.
Ехали молча. Полковник с тех пор действительно больше не говорил с Дженни. Херберт и Мигулис глядели в иллюминаторы. Августа сидела на заднем сиденье – такая же, как каждый день: заторможенная, с безучастным лицом, устремив остановившийся взгляд в точку на своих ботинках. Дженни надеялась, что вылазка подарит Августе новые эмоции, но та по-прежнему выглядела отрешенно.
– Августа, сегодня мы обязательно спросим у вождя о судьбе Нэйджела, – не выдержала Дженни.
Августа, казалось, не слышала, и Дженни повторила.
– Не надо спрашивать, – тихо ответила Августа. – Нэйджел жив, я это чувствую. Когда его найдут, они первыми нам скажут.
Дженни пожала плечами и умолкла. Но Августа вдруг подняла голову.
– Спасибо вам, Дженни, за то, что делаете с планетой, – сказала она. – Теперь Нэйджелу ничего не угрожает. Его уже не убьют. Его как найдут, сразу вернут нам.
Дженни на всякий случай кивнула. Но Августа продолжала:
– Возможно, Нэйджел спрятался в коконе. Я просмотрела каждую запись видеожучков, где воины Сансана вспарывают коконы. Они всегда смотрят внутрь прежде, чем включить огнемет и уничтожить личинки. Нэйджела не было ни в одном.
Полковник заерзал на сиденье. Херберт шумно вздохнул. Не выдержал Мигулис:
– Августа, милая, неужели вы смотрите эти зверства?! Зрелище даже не для здорового человека!
– Да, – спокойно ответила Августа. – Это невыносимо. Но я должна что-то делать. Я не могу улететь с этой планеты, пока Нэйджел не найдется. Я ищу Нэйджела как только могу. Смотрю записи. Поднимаюсь ночами в пустыню, зову его, оставляю ему рисунки на песке…
– Давайте сменим тему, – нервно предложила Дженни. – Я не знала, что они убивают личинки врагов. Мы должны взять с Сансана клятву, что это прекратится!
– Дженни-Дженни… – вздохнул Мигулис. – Ну как они могут оставлять в живых личинки врагов? Самок врагов, если их не успеет убить своя же родня, угоняют в рабство, чтобы те рожали им новые кладки. Но личинок убивают всегда – ведь у них генетическая память рода…
– И что?
– Личинка вырастет и всегда будет помнить, кто она, и кто убил ее род. И она отомстит. Есть целый ритуал «ужун»: в кокон врага тайком подкидывают сильных личинок. Те вылупляются, внедряются в племя, притворяясь родными, и начинают мстить: перегрызают врагов по одному. Или выходят на контакт со своими, приводят их тайком и помогают уничтожить племя врасплох. Поэтому коконы охраняют от подкидышей, а вылупившимся устраивают обряд допроса – экзамен по истории рода. Но ужун – изощренный ритуал, иногда все-таки удается обмануть…
– Стоп и тишина! – перебила Дженни. – Приехали.
Они выгрузились из трактора и пошли вперед. Мигулис и Херберт несли две коробки с дарами. Полковник шел молча и хмуро. За полковником шла Дженни, а замыкала шествие Августа.
– Ахо! – выкрикнул полковник.
– Ахо! – откликнулся Сансан и щелкнул клешнями.
– Ахо! – вразнобой завопили рециды и бросились потрошить ящики с подарками.
Скоро все было разобрано. Тогда Сансан ударил себя клешней по головогруди и заговорил. На его шее теперь висело столько новых ожерелий с вырванными глазами, что фонарик и фляга почти утонули под ними.
– Он говорит, что ему нужно больше подарков, – перевел Мигулис и, не выдержав, добавил: – Господи, как же от него воняет даже через кислородную маску!
– Мы пришли поздравить Сансана с победой над всеми кланами и племенами… – шепотом начала Дженни, полковник монотонно повторял за ней, а Мигулис переводил, – Сансан стал самым великим вождем, другом нашего Гаусса, Хозяина Неба. Он объединил племена, остановил войны и принес планете мир. Сансан получает великую медаль – это медаль Мира. В нашем племени такую награду носят самые выдающиеся вожди, которые принесли мир народам. Это подарок. Это почетно. Это носят на шее. Все уважают. Воевать с такой медалью больше нельзя. Убивать нельзя.
Когда Мигулис закончил перевод, Дженни дала команду и полковник вынул заранее приготовленный сувенир на атласной ленте – здоровенный золотой диск с профилем Альфреда Нобеля, который Лях накануне распечатал в мастерской на 3D-принтере, скачав где-то модельку и увеличив раза в три. Он брезгливо повесил бляху на шею вождю.
– Ахо! – заорал Сансан и пустился в восторженный пляс, а за ним бросились плясать его воины.
Они крутились, щелкали, оглушительно стрекотали, взбивали кучи песка, а время от времени наклонялись, хватали пригоршни песка клешнями и обсыпали друг дружку. Дженни приказала полковнику танцевать. Тот воздел вверх руки и пару раз для вида подвигал тазом – без малейшего, впрочем, энтузиазма.
