Ездовой придержал лошадь, перестал крутить вожжой.

— Какого черта! Уходи, стопчу…

— Я тебе стопчу! Не видишь, человека надо взять. Товарищ комиссар, сюда!

Он помог Матвееву перелезть через борт, усадил на какие-то мешки, и повозка на рысях покатила дальше. Крутов припустил вровень с ней.

«Позор! Ух, какой позор!» — повторял про себя Матвеев. Никогда еще не бывало у него в жизни такого, чтоб бежали скопом, не видя врага в лицо. Как он мог настолько поддаться чувству неприязни к Исакову, настолько, что даже не подумал взять полк в руки сразу, как только тот уехал?! Надо было взять управление, организовать оборону, так не так руководить людьми, а не ждать. Это надлежало сделать сразу, и ни в какой подмене командира его бы не упрекнули. По уставу первым, кому надлежит принимать командование, должен быть начальник штаба, но ведь Лузгин еще не вошел в курс дела, дня не прошло, как принял штаб. Вот и досиделись, дождались, глядели друг на друга, пока не пришлось бежать…

Матвеев отдышался, скосил глаза на бойца, бежавшего легко и пружинисто рядом с повозкой. Тот поймал его взгляд, осклабился:

— Порядок! Сейчас прибежим, лес вот он.

Матвеев не ответил. «Еще и улыбается. Что ж, он вправе улыбаться, — все еще терзаясь, думал он. — Бойцом надо командовать, и он будет стоять хоть насмерть. А если им не командуют, он вправе бежать. Мы забыли про это. Это только моя вина, моя…»

На опушке леса остановились. Пули не чиркали больше во мгле, деревня, покинутая столь поспешно, молчала. Матвеев слез с повозки.

— Всем в оборону! Всем в оборону! — визгливо кричал Лузгин. Вокруг него толпились командиры и связисты.

Матвеев подошел, и Лузгин, увидев его, обрадовался.

— Вроде никто не пострадал, — сказал он. — Думаю, что прежде всего нам надо установить связь со штадивом и информировать Горелова об обстановке.

— Правильно, — кивнул Матвеев. — До появления командира полка прошу выполнять мои распоряжения. Ясно? Приказываю всем окопаться. Начальник штаба укажет места подразделениям. А вы — начальник связи, организуйте налаживание связи с батальонами. Это недопустимо, что они отключились. Командир взвода конной разведки здесь?

— Я! — откликнулся лейтенант Косулин.

— Приказываю возглавить группу разведчиков и немедленно выйти на поиски командира полка. В первую очередь осмотреть дорогу к первому батальону…

Морозов расставлял в оборону бойцов комендантского взвода. Крутов тронул его за плечо:

— Товарищ старший лейтенант, картошка совсем остыла.

— Да ты что? Таскаешь ее за собой? Выбрось ее к чертовой матери. Разве сейчас до ужина! Или ты чокнулся, не понимаешь?

— Понимаю. Но и без еды на войне нельзя…

Морозов уловил в голосе обиду, смягчился:

— Ладно. Извини меня. Вот сейчас расставим людей в оборону — и мы поужинаем.

Лузгин получил возможность переговорить со штадивом. Произошло это неожиданно. Неподалеку проходила линия связи — шестовка, и связисты подключились к ней. Оказалось — дивизионная линия. С Лузгиным начал говорить начальник штаба, но тут же передал трубку Горелову. Генерал выслушал сбивчивый доклад о том, что батальоны оставили рубеж, что штаб находился в Гильнево, но сейчас оно занято противником, что Исакова до сих пор нет…

— Погоди, — прервал Горелов. — Где комиссар? Передай ему трубку.

— Матвеев слушает!

— Какие меры приняты к розыску Исакова? Давно он уехал?

— Часов в двенадцать дня. Запрашивали все подразделения, никто не знает, где он. Сейчас формируем группу разведчиков на поиски.

— Вот что, — после раздумья объявил Горелов. — Пошлите не одну, а несколько групп разведчиков и просто надежных людей. Пусть осмотрят все места, где он может быть. Сейчас ночь, им на руку. До тех пор, пока не объявится Исаков, командование полком возлагаю на вас…

— Да я уже фактически его принял. Правда, надо было раньше, но кто думал, что так получится…

— Ладно, не переживай, а действуй, — сказал Горелов. — Немедленно, не теряя времени, выходите на рубеж, который приказано было подготовить. Ваши батальоны уже здесь, принимайте их под свою руку, и к утру чтоб оборона была. Вам все ясно?

— Все попятно, товарищ генерал!

— Проинструктируйте командиров групп разведки, чтобы они знали, где вас искать…

Матвеев передал трубку телефонисту, распрямился и, оглядев окружавших его командиров, сказал:

— Мне приказано принять полк. Прошу выполнять мои распоряжения…

Полк уже неделю стоял в обороне. Выпал небольшой снег, речку Шостку заковало ледком, и ночами разведчики ходили на другую сторону в тыл противника. Искали Исакова. Постреливали пулеметы, высветляли белое покрывало земли ракеты. Вражеский берег был ниже, лесистый, и гитлеровцы не держали на нем сплошной обороны. Они стояли по деревням, а у речки находились только посты для наблюдения, их боевые охранения, заставы.

О судьбе Исакова стало известно после того как в штадив пришел ночью его адъютант. Он и рассказал, что подполковника взяли в плен, что его предупреждали, в том числе и он — адъютант, чтоб не ехал…

Лейтенанта выслушали. Комиссар дивизии переглянулся с Гореловым и сказал:

— Мы вам верим. Однако учтите, всем об этом знать незачем. Не на пользу дела. Поэтому давайте договоримся, чтоб больше ни одной душе ни слова…

Лейтенанта не стали корить, что он проблуждал до ночи, вместо того чтобы принять меры к выручке командира. Поздно об этом говорить.

— Струсил, сбежал, — сказал комиссар, когда дверь за лейтенантом закрылась. — Надо сказать Матвееву, чтобы поставил его на стрелковый взвод. Пусть проявит себя, тогда посмотрим:

— Не возражаю, — ответил Горелов. — Ты помнишь, что нам рассказывал Селиванов? Мне кажется, что Исаков капитулировал перед врагом много раньше, а мы этого не заметили. Этот его шаг — естественный конец пути… Надо попытаться разведать, где он, может, удастся выручить. А вообще — не у каждого достанет силы воли с достоинством выйти из положения, оказавшись под дулом автомата. И адъютанта винить особо не приходится — Исакова погубила самонадеянность…

Он в задумчивости минут пять мерил шагами горницу, потом сказал:

— Плохо, что мы потеряли много людей. Борьба лишь разгорается, народ только сейчас осознал в полной мере, что за враг перед нами.

— Мы воевали, сделали все, что в наших силах.

— Сделали. А так ли сделали, как это требовалось? Ты задумывался над этим, Дмитрий Иванович? С гитлеровцами нельзя воевать вполсилы, вполумения. Я знаю немцев еще по первой мировой войне…

С того дня, как пропал без вести Исаков, Матвеев продолжал исполнять обязанности командира полка, недоумевая, сколько его могут держать на этой должности. Он несколько раз порывался говорить с Гореловым, но тот осаживал его спокойным: «Мы знаем, помним. Потерпите».

Наконец, уже накануне праздника Октября, Горелов сам позвонил Матвееву. Тот как раз сел за конспект речи, которую он намеревался произнести перед активом полка по случаю праздника, приказал, чтобы его не тревожили, и вдруг звонок.

— Матвеев слушает. В чем дело? — недовольно спросил он.

— Как обстановка?

— Нормально, товарищ генерал! — Матвеев узнал его по голосу и сразу сменил тон: комдив зря звонить не станет. — Противник активности не проявляет…

— Ты особо на это не полагайся. Не проявляет у нас, потому что все силы бросил на Москву, — ворчливо заметил Горелов. — Распорядись, чтоб на время праздников организовали как следует охранение, предупредительную разведку, командирское наблюдение на твоих «глазах» — (так именовали фронтовым клером наблюдательные пункты). — Смотреть и смотреть надо.

— Все будет сделано!

— Ладно, я не затем тебя вызывал. Сейчас к тебе выйдут товарищи, так организуй встречу, кормежку, баню, все там прочее. Всех, кого можно, — собери, представь новых товарищей, расскажи о традициях полка. Постарайся, чтоб люди себя дома почувствовали, что их с душой принимают, понял? Между прочим, среди них и твой новый «хозяин». Введешь его в курс дела, пусть пока осматривается. Учти, на время праздника за оборону ответственный ты. Как бы там обстановка ни сложилась, за полк спрошу с тебя.