— Да врать в меру надо, иначе не поверят, — Антоний добрел до одного из диванов, уже обтоптанного чьими-то сапогами, и сел. Сержант достал сигареты. — Вот что это за басни про погоню?

— Так ведь если я буду все рассказывать, как было — это же не будет интересно. Ну, выследил я ее одну в городе, ну, подкрался, ну, дал по голове… Она пролежала всю дорогу с заточкой в голове, а я только звонил связным, менял поезда, паспорта и парики… Сами же говорите, что приукрасить можно.

На самом деле, было трудно признать, что Антония раздражали не враки и не невиданная доселе самоуверенность Юргена, которому явно нравилось чувствовать себя новым героем. У него даже осанка изменилась. Нет, его раздражало то, что сержант справился. Выпустив изо рта дым, Антоний украдкой рассматривал его, недоумевая — как… Как все же этот болван смог совладать с древним молохом? Он должен был погибнуть. Антоний и так, и эдак прокручивал все в голове, но понять, как это вышло, не мог.

— Расскажи мне подробнее, что реально произошло. Как ты все-таки справился? Признайся, тебе ведь кто-то помогал, — вкрадчиво сказал Антоний, стряхивая пепел на пол.

— Да нет, правда, я почти все сам сделал… Нет, конечно, без связных я бы сам не справился… Даже смешно, да? Сколько в этом деле от людей зависло. А так мне только Ева подсказала…

— Подсказала что?

Юрген откинулся на спинку дивана и немного смущенно ответил:

— Она обратила внимание, что наш запах сильнее, когда мы только поели. Я нарочно попостился всю дорогу до Москвы. Действительно, пахло уже не так сильно. Потом в гостинице долго в воде лежал, почти сутки, чтобы остатки запаха ушли. Ну, и взял потом у связного одежду, которую до этого человек носил… Понимаете? Я полностью замаскировался. Никто бы не понял, что в городе чужой молох.

— Да, а схватил ты ее как? Как врасплох застал? — с нетерпением спросил Антоний. Идея с запахом казалась ему немного дурацкой, ему слабо верилось, что только это помогло.

— На лавке она сидела и читала что-то. Я ее легко выследил. Поздняя ночь была, какая-то площадь. Вообще, ни души. Она меня не услышала или не заинтересовалась. Подкрался и воткнул ей заточку прямо в затылок. Тут же она и упала… А связные неподалеку с машиной ждали. Вывезли ее в другое место — не в гостиницу мою, а в квартиру какую-то… Нет. Я действительно трясся все эти несколько дней. Сидел там безвылазно.

— Ладно, — Антоний отмахнулся. — Лучше про погони рассказывай. Это действительно скука смертная.

Осиновые «бусы» туго охватывали шею Медведицы, как терновый венец охватывал лоб Христа. Только их сплели не из терна, а из толстой колючей проволоки. Нанизанные между шипами кусочки осины издали не бросались в глаза. Она пыталась обмотать «бусы» разорванным на лохмотья низом платья, но безуспешно. Кровь из мелких ранок марала когда-то светлый воротничок, прикосновение осины не давало им заживать.

Проклятое дерево. По спине и хвосту Антония пробежала дрожь, вздыбливая шерсть.

То ли «бусы» совсем вытянули из нее силы, то ли она всегда была такой, но Медведица напоминала, скорее, чучело птицы. Запах гнилой крови стоял в воздухе. Запавшие глаза тускло поблескивали, как две стекляшки.

Она сидела неподвижно, сложив худые руки на коленях. Вся ее фигура тонула в пледе, который она набросила на плечи. Антонию стало не по себе. Неужели «бусы» делали ее такой… мертвой? Они могли сожрать с ее лица все краски, могли оставить тени под глазами и воспаленную красноту на веках… Но почему, чем дольше, тем сильнее ему казалось, что он видит тонкую маску, кое-как натянутую на морду какой-то жуткой твари? На лице Марии не отпечатались даже первые морщины, но молодой она не казалась.

Или все древние молохи были такими? Признаться, Антоний их и не видел, лишь раз в жизни на Ночи Посвящения. И то, предпочитал отводить глаза.

Он чувствовал себя как-то глупо, покачиваясь у двери на своих костылях. Впервые не знал, о чем говорить. За дверью мурлыкал себе под нос песенку очередной венгр, которого назначила Ада. Антоний не видел смысла в охране — сбежать пленница все равно бы не смогла. С «бусами» на шее она никогда не сломала бы дверь. И не смогла бы совладать даже с обычным человеком, не то, что с кем-то из молохов. Незамысловатое орудие эти «бусы», но немертвым оно заменяло самые прочные цепи.

Охранник бы все равно не понял, о чем они говорили, но Антоний молчал. Без «стены звука», которую ему не удалось незаметно утащить у Ады, их могли подслушать. Не венгр, так кто-то еще. А тут еще сама Медведица со своим пустым непроницаемым лицом. Сможет ли он расположить ее к себе? Боялась она его сейчас? Или ненавидела?

Неподвижная куча тряпья, а в ней — лишь маска и руки, будто птичьи лапы.

Антоний сделал шаг вперед, опуская руку в карман. Мария даже не моргнула. Потными пальцами он нащупал в кармане кулон, который сам же сорвал с ее шеи, и клочок бумажки.

— Я подумал, это нужно вам вернуть, — сказал он, протягивая ей кулон и записку на раскрытой ладони и стараясь улыбнуться. — Вы потеряли… Вы понимаете меня? Говорите по-немецки?

— Да, — хрипло каркнула Мария, облизывая потрескавшиеся губы.

Будто боясь, что Антоний отберет вещицу назад, она поспешно застегнула цепочку. Лишь убедившись, что она никуда не денется, соизволила посмотреть на записку. С помощью Евы, знавшей русский, Антоний накарябал там одно слово. «Друг».

, — Антоний, скрипя зубами, перевернул еще страничку. Последняя брошюрка Твардовского оказалась чем-то, вроде дневника, который был посвящен отчасти каким-то пространным измышлениям, отчасти — анатомическим записям и довольно отталкивающим зарисовкам. Он надеялся найти что-нибудь, что касалось древних молохов. И, что греха таить, попробовать нащупать след жида.

Вдоль полей шла запись:

И еще одна:

Последняя запись, написанная чуть более неровным, чем обычно, почерком, обрывалась у середины страницы. Антоний разочарованно полистал брошюрку взад-вперед, но больше ничего не обнаружил.

Книжки Твардовского интересовали не его одного. Ада внимательно изучила каждую брошюрку вдоль и поперек прежде, чем убирать в сейф, но ее заинтересовали отнюдь не записи об оборотнях, не анатомические изыскания, а один-единственный абзац.

— Посмотри, — подозвала она Антония. Длинный палец с ярко-красным ногтем скользнул по словам " Я бы хотел еще раз проштудировать книгу Свена «О механизмах преобразования плоти»". — Как он мог читать труды Свена?

Антоний только пожал плечами. В кои-то веки у него не вызвало раздражения упоминание имени Свена. Без сомнений, речь шла о том самом Свене, о генерале Ордена, ведь писателей в мире молохов можно было по пальцам перечесть, но... Что с того?

Ада бросила взгляд на портрет варшавских лордов. Он так и стоял у них в комнате, где она его бросила. Грудастая брюнетка, статный аристократ с проседью в волосах и бороде и... Твардовский. Еще живой и слабый человек.

— Свен рассказывал мне однажды... — на этих словах голос Ады чуть потеплел. У Антония в груди противно екнуло. — На заре существования Ордена была распространена идея обращения близнецов. Даже родственники часто рождались с разными дарами, близнецы же — с одинаковыми. Инициаторами этой идеи и Матерями были Азур и Скарлет. Тогда еще думали, что сила передается по наследству новообращенным...

Антоний фыркнул. За эту глупую идею некоторые держались до сих пор.

— Большинство близнецов оказались со слабыми дарами или вовсе без них. Таких Безликий предпочитал со временем убивать или прогонять восвояси. Но однажды им попались две девушки, которые превзошли все ожидания. Сестрам долго не позволяли обратить их. С тех пор мало, что поменялось, — с досадой добавила Ада. — Женщины слабые, женщины бесполезные, еще две женщины будут обузой... Безликий, Неопалимый и Свен придерживались этой точки зрения. Азур и Скарлет поддержал только Тристан.