Лицо Антония перекосило, он оскалился и почти зарычал. Слишком уж он был зол, чтобы себя контролировать. Бобби повезло, что у него сломана спина. Иначе он уже глодал бы его косточки! Говорят, они у него легкие и пустые, как у птицы — так, может, он и на вкус, как курица!

— Антуан, держи себя в руках, — прошипела Ада. Она буквально вытолкала Бобби вон. Только мелькнули стекляшки вместо глаз на капюшоне, и независимый (и чрезмерно неприкосновенный) посланник улетел в ночь. Остались только птичий запах да горстка перьев под окном.

Ада присела рядом с ним на тахту.

— Ревнивый идиот, — просто сухая констатация. — Я не твоя, забыл?

— Нет.

— И никогда не была.

— Я знаю.

Кротость в собственном голосе поразила его. «Собачонка», — тут же прозвучало в голове обвинение Шипа. В самом деле, мало ли в мире баб?

«Полный город девок!»

Нет, не мало, ответил он сам себе. И красивее есть, и уж точно добрее. Он отвел глаза и, лишь бы не смотреть на Аду, уставился на фиолетово-черные разводы внизу живота. На бедре вспух странный бугор, оплетенный веревками темных вен. Ада, видимо, тоже проследила за его взглядом.

— Тебя надо отмыть, — тон такой же сухой, как и ранее.

— Может, спросишь, что случилось? — пусть хоть сделает вид, что ей интересно, черт ее дери. Но лицо Ады оставалось бесстрастным. Она лишь сказала:

— Всему свое время, должен понимать.

Не пререкаясь более, она втащила его в огромную ванную комнату Борхов, примыкавшую к спальне. Царство белоснежного мрамора, зеркал и запахов мыла. Ванна была раза в два больше той, что стояла у них в квартире, но впервые водные процедуры не доставляли ему удовольствия. Ада оставалась такой же немногословной, пока смывала с него кровь и грязь. Лишь один раз спросила, прикоснувшись кончиками пальцев к его темному животу:

— Тебе что, совсем не больно?

Антоний вяло покачал головой. От теплой воды ему хотелось спать.

— Плохо…

Он хотел ответить что-то колкое, но мысли жуками расползались в разные стороны.

Уже оказавшись в постели, чистый и благоухающий, как надушенная болонка, он спросил:

— Что тут делал Бобби?

Ада отпустила мягкие подушки, которые ему поправляла. Хотя она старалась отвернуться, закрыться пеленой светлых волос, Антоний увидел, как знакомо блестят ее глаза. Действительно, ревнивый идиот. Как она могла предпочесть кого-то Свену? Этой ненормальной даже красавчик-индеец недостаточно хорош.

— То же, что и всегда. Приносил письма…

— И насколько хорошие новости нужно принести, чтобы ты решила переодеться, м?

Губы Ады дернулись.

— Мне лишь хотелось попробовать вытянуть из него что-либо сверх… Все мужчины одинаковы, а я видела, как он на меня смотрит. Тем более, что он меня и за капитана не считает. Так... думает, что я выслужилась перед тобой…

Это бессвязное бормотание вместо привычных рубленых фраз удивило Антония.

— Удалось?

— Ты все испортил, — коротко ответила она, передернув плечами, и снова взялась за подушки.

Святые угодники… Неужели у него не осталось ни капли достоинства? Или она не была такой раньше? Не была ведь?..

— Но ничего, — добавила она. — Время еще есть. Да и того, что он сказал, мне вполне хватит.

— О чем речь, вообще? — раздраженно спросил Антоний. Он не понимал ничего из того, что она говорит.

— Мне пришло интересное письмо от… доброжелателя, — бледные губы Ады снова дернулись в усмешке.

Письмом оказалась коротенькая кляуза, якобы расставлявшая положение сил в империи Медведей. Кое-что, на взгляд Антония, она может и объясняла. Но по сути — ничего, как он и сказал в итоге Аде. И добавил, что от этой писульки было бы больше пользы, если бы он мог ею подтереться.

— Ты просто в дурном настроении, Антуан, — проворковала она, с демонстративной заботой поправляя воротник его халата. Антоний вновь ощутил себя какой-то безмозглой собачонкой. — Я думаю, тебе стоит отдохнуть, а после мы вернемся к этому разговору.

Ее руки, словно невзначай, скользнули по его груди, животу и немного ниже.

— Зря стараешься, — оттолкнул ее руку Антоний. — Забыла, что я ничего не чувствую?

Может, это и нужно ему, чтобы включить мозги? Его осенило нехорошее подозрение… Ведь не раз уже так было. Когда Ада помогала ему «отдохнуть перед важным разговором». Даже по ее приезду в Мюнхен… Вначале был секс, а там уже, когда он забыл про их ссору и Свена — ее «заманчивое» предложение поучаствовать в людской войнушке. Забавное и легкое на первый взгляд.

Антоний поймал ее взгляд. Удивленный и, кажется, немного раздосадованный. Возможно, и хорошо, что она вернулась к старой тактике. Значит ли это, что она его до сих пор не раскусила? Или наоборот, раскусила его и пытается усыпить бдительность?

Он чуть повозился, вздохнул и сказал, жалобно заломив брови (он ведь не переигрывает?):

— Адхен, детка, прости меня… Я действительно устал.

Ее взгляд чуть смягчился, лицо посветлело. Надо же, он никогда не замечал, какое оно у нее простое. Анна-Роза, пожалуй, была даже красивее.

— …Меня чуть не убили, я провел сутки в канализации, питаясь крысами, — Антоний старался сделать свой голос как можно нуднее и противнее, жалея, что не может повилять хвостом, как провинившийся пес. Великолепный хвост Жеводанского Зверя жалкой меховой тряпкой лежал, наверное, где-то у него под ногой. — Я не в состоянии проникнуться сейчас твоими наполеоновскими планами, когда ты недоговариваешь. Ты же всегда мне все нормально объясняла… Схемок до черта нарисовала, но мне суешь какие-то бессмысленные писульки и загадочно улыбаешься. Объясни мне, что нужно делать, да и только.

Когда она объяснила, Антоний захотел откусить себе язык. Лишь бы только не начать орать на нее, как в прошлый раз. Ада смотрела на него абсолютно сияющими глазами, будучи в полном восторге от своего плана. Отступив от всех приказов Свена и Безликого, она выдумала такое… что до этого ни одна тупая химера не додумалась бы.

Антоний вдохнул и выдохнул. Улыбнулся.

— Детка, да твои планы поистине наполеоновские. Мне явно нужно это переварить… И, кстати, о переварить. После крыс и Вайса мне не помешало бы немного нормальной крови, сама понимаешь.

Недоверчивая гримаска исказила лицо Ады. Он, наверное, все же перестарался, так легко согласившись с ней. После той сцены в это слишком трудно поверить. Ведь ее идея выходила за все рамки. Воистину, нет никого безумнее и страшнее отвергнутой женщины. И откуда только в ней столько самоуверенности? Да, он всегда знал, что она амбициозна. Да, он делал скидку на ее куда более юный возраст. Но это...

— Не смотри на меня так.

— Не ожидала, что ты воспримешь все так спокойно…

— Скажем так, я решил не плевать против ветра, — весело бросил он. — Я всегда слушался тебя, и где мы сейчас? В особняке самых могущественных лордов Польши. Что мы делаем? Пытаемся развязать войну, сродни которой не было уже много сотен лет. Это все чудесно, но мне нужна передышка. Хотя бы маленькая. Если ты хочешь, чтобы я все обдумал, конечно, и высказал пару своих мыслей… Ведь без меня ты не обойдешься в этом деле, верно?..

Его голос был веселым, но внутри все скрутилось от ужаса. Что он должен был делать теперь? Не убивать же эту идиотку. Увидев впереди последний рубеж, она потеряла все самообладание и рассудительность, что у нее были…. Эта идея сведет ее на тот свет, и Антоний больше всего боялся, что она утянет его за собой.

А мог бы он убить ее прежде, чем она сделает то, что задумала? Кто она? Всего лишь женщина, с которой он спит. Он фактически убил своих братьев, неужто пожалеет ее? В конце концов, лучше она, чем он…

Антоний надеялся, что лицо не выдаст его, но Ада Миллер, кажется, ничего не заподозрила. Она лишь согласно кивнула и вышла. Быть может, найти ему кровь, быть может, за чем-то еще. Он пропустил мимо ушей ее последние слова и, когда хлопнула дверь, наконец, стер с лица неискреннюю ухмылку.