Пока что Антонию не попадались подходящие жертвы. Трое мальчишек — двое из них характерной жидовской наружности — кравшихся под окнами. Молодой немецкий офицер, задумчиво сидевший с бутылкой под фонарем. Полноватая женщина, испуганно глядевшая по сторонам — явно шла от подруги домой… Уже интереснее, но больно уж непривлекательным казалась ему это рыхлое тело в старом пальто и взбитые обесцвеченные кудряшки. Неужели не будет ничего лучше?..

Но на подходах к набережной Вислы Антонию все же, похоже, улыбнулась удача. Возле полуобвалившегося забора какого-то прежде роскошного дома полушепотом спорили парень с девушкой. Девушка, даже почти девочка, была прехорошенькая. Она заламывала руки и плакала, а парень злился и отталкивал ее прочь… Ну и, балбес. Такую куколку Антоний бы ни за что не прогнал. Интересно, о чем они спорили? По-польски он знал только несколько слов, и те, кажется, были какими-то ругательствами. Ханс бы его нормальным словам точно не научил.

— Курва!.. — донеслось до Антония. Пригнувшись, он подкрался чуть ближе, надеясь на скорую развязку.

В конце концов, девушке надоело. Посреди тирады парня, она развернулась и пошла прочь, цокая каблучками. Сжавшись внутренне, Антоний думал, что парень пойдет за ней, попытается успокоить или позовет домой, но он только сплюнул и зашел внутрь.

Девушка шла к реке, вытирая щеки. Неужто думала топиться? Ну уж нет, так не пойдет. Но, к счастью, она свернула в путаную сеть переулков Варшавы, так и не дойдя до набережной. Можно было бы здесь ее и укусить… Он чувствовал теплый шлейф ее запахов, ее кожи и волос. От девушки веяло потрясающей чистотой. Она даже парфюмами не пользовалась. Антоний чувствовал только горьковатый аромат ромашки и мыла… Слюна оставляла на асфальте дорожку влажных капель, но он не спешил схватить свою жертву. Ему хотелось немного растянуть удовольствие, тем более, что запах страха делал кровь только слаще.

Пугать ее, заставляя сворачивать в нужные Антонию переулки, оказалось нетрудно. Девушка оказалась достаточно нервной, чтобы малейшие шорохи заставляли ее вздрагивать, останавливаться, менять маршрут. Антоний держался очень близко к ней, если бы его жертва знала насколько близко, она бы уже давно неслась по улицам визжа от страха… Но пока она лишь нервно оглядывалась и кусала губы.

Еще переулок… Кажется, она все-таки заблудилась. Тихо рыкнув, пока только предупреждающе, он показался из тени. Девушка смотрела на него расширившимися от ужаса глазами. Ее сердце стучало, как у кролика, а дышать она, кажется, и вовсе перестала.

Наконец, она сделала вдох и стала медленно отступать назад. «Только не завизжи и не забеги в какой-нибудь дом», — мысленно взмолился Антоний, на секунду испугавшись, что такая соблазнительная жертва уйдет. Охота разгорячила его, глаза застилало красным туманом, а пустота в желудке жгла, как кипяток.

Девушка бросилась бежать. То, что нужно! Самое уязвимое положение из всех возможных. Теперь Антоний мог гнать ее, как дичь, куда пожелает.

Антоний преследовал свою дичь короткими бесшумными скачками, не давая ей выдохнуться раньше времени. Преследование было его любимой частью охоты. Он терял голову, забывая о том, что в любой момент все может быть испорчено тем, что им навстречу попадутся люди, или девчушка начнет кричать.

Не то, чтобы его обычно волновали несколько лишних трупов, но это изрядно портило финал.

Краешком мысли Антоний отметил, что впереди один только пустырь и квартал заброшенных лачуг, где до прихода немцев жили бродяги, цыгане и прочие отбросы. Вот тут можно было и перейти финальной части.

Тяжело дыша, девчушка едва не осела на землю, увидев миг превращения. Антоний с неожиданной толикой смущения понадеялся, что ее больше напугало именно превращение, а не его внешний вид.

Она бросилась на порог единственного более-менее целого дома и заколотила в запертую дверь. Антоний, позабыв смущение, оскалился и медленно пошел к ней, приветственно раскинув руки. Она так и не кричала, словно онемев от страха. Жаль. Крики сделали бы картину намного ярче.

Неожиданно дверь распахнулась. Невольно отпрянули и девушка, и сам Антоний.

Услышав польскую речь и спокойные интонации, его дичь сама упала в руки нежданного спасителя. Антоний нахмурился и приосанился, пытаясь разглядеть в черном проеме хоть что-то, кроме белых рук.

Порыв ветра, растрепавший волосы, принес с собой знакомый запах тухлой крови. Молох. Антоний нахмурился еще сильнее и оскалил зубы.

Молох вышел на порог. Длинное белое лицо и руки в монолитной черноте. Чуть присмотревшись, Антоний разглядел черные кудряшки над высоким лбом, большие темные глаза, длинный нос и капризно изогнутые полные губы. Антоний даже сплюнул. Незнакомец выглядел еще гаже и смазливее Вайса.

Прижав к себе плачущую девочку, тот вскинул ружье, которое держал в правой руке, оскалился в ответ, показав внушительные клыки, и сказал на вполне четком немецком:

— Уходи.

Шут его знает, откуда он тут взялся. Антоний был практически уверен, что молохов Совета здесь не осталось. После того, как сбежали Марьян и Катаржина Борх, а их дом стал штабом Ордена, прочие молохи и «мясо» стали потихоньку разбегаться на все четыре стороны. «Мясу» они помогали исчезнуть поскорее, но молохов пока особо не трогали… И все же, все же остался один какой-то странный хрен, да еще и немец, который покусился на его добычу…

А немец ли? Чем дольше Антоний смотрел на него, тем больше ему мерещилось что-то не то жидовское, не то румынское, не то цыганское… Короче, что-то поганое, юго-восточное.

Жид поглаживал девочку по голове и бурчал ей на ухо что-то успокаивающее. Она вся как-то обмякла и всхлипывала у него на груди. А дуло ружья, тем временем, было направлено прямо на Антония. Молох держал винтовку одной рукой, как какой-то паршивый «люгер», и только это удерживало от каких-либо немедленных действий. Голод и злость подстегивали Антония, затуманивали здравый рассудок, но все же он пока ничего не предпринимал.

— Это моя добыча, красавчик, — он постарался сделать свои интонации как можно более спокойными. — Посягая на мою добычу, ты посягаешь на собственность Ордена Неугасимого Пламени. Ты… понимаешь, вообще, о чем я говорю?

Тот только хмурился и кривил губы.

— Если понимаешь и не хочешь проблем, отдай мне ее.

Антоний, усмехнувшись, сделал шаг вперед. Но молох вдруг отпустил девушку, отпихнул ее за спину и свободной рукой взвел курок. Дернувшись от этого сухого щелчка, Антоний оскалился. Ответом ему был точно такой же полный злобы оскал.

— Пошел отсюда, — процедил жид, поднимая приклад к плечу.

Уверенность этого смазливого мальца с ружьем не нравилась Антонию, но раздумывать ему не хватало никакого терпения. Он должен был уже вцепиться в горло этой девушке и насытиться ее горячей кровью. А вместо этого он только стоял и… смотрел. Что-то удерживало его от немедленной атаки, и это злило еще сильнее.

— Ты идиот? — прорычал он, балансируя на грани превращения. — Полный город девок. Но нет, ты решил сожрать ту, которую выбрал я! Я — капитан Ордена! Это моя охота, и ты тут лишний, красавчик.

— Оставь ее в покое и уйди.

— Ты других слов не знаешь, что ли?!

Его непоколебимое спокойствие и уверенность окончательно распалили Антония. Превратившись в прыжке, он разомкнул челюсти, метя молоху прямо в горло.

Удар прикладом отбросил его далеко в сторону. Изо рта текла кровь. Кажется, он прокусил язык. Молох так и стоял на пороге, только дверь закрыл. Закрыл в своей поганой хибаре его добычу!..

Пошатываясь, Антоний встал. Плечо неприятно хрустело и отдавало болью в спину. Не дожидаясь, пока он подойдет ближе, молох выстрелил ему под ноги. Антоний не отреагировал.

— Уходи, — повторил он, поспешно перезаряжая ружье. Еще один патрон он взял в зубы.

Интересно, как он умудряется мазать с такого расстояния, подумал Антоний перед вторым прыжком. Первым делом нужно забрать у жида ружье. У самых его ног он припал к земле, и удар прикладом в этот раз скользнул по воздуху, задев лишь шерсть на спине. Второй прыжок — и зубы Антония сомкнулись на стволе.