«Вот уж действительно какому-то бедняге не повезло, и оказался он битой мишенью» – думал я, подъезжая к стройке.

– Куда идти? – спросил у водителя дежурной машины.

– На третьем этаже найдёшь, – ответил тот, не отрываясь от газеты.

Прыгая по доскам, я кое-как добрался до места.

– Добрынин, ты живёшь в пяти минутах ходьбы, а добирался, чуть ли не час! – набросился на меня начальник уголовного розыска Минвалиев.

Фамилия у него слишком длинная, потому зовём мы его короче – Мина. С первого взгляда видно, что Мина с бодуна, потому как сильно потеет, и шибко злой. Проворчав что-то нечленораздельное, он продолжил уже спокойно:

– Плохо дело Гоша.

– Согласен с вами, нужно добираться быстрее до места происшествия, – кивнул я.

Мина пресно пожевал губами, и, вздохнув, помотал головой:

– Не в этом дело. Третий нераскрытый криминальный труп. Три убитых женщины за четыре месяца. Многовато.

– Думаете что серийщик?

– Рано пока об этом говорить, – пожал плечами Минвалиев. – Общего во всех этих убийствах только то, что все потерпевшие «синюшки». Будем разбираться. Ты пока возьми Шергина, и пройдитесь по ближайшим притонам.

Серёга Шергин – участковый инспектор. Сильно обрадованный этим заданием, он потащил меня прочь. Энтузиазм Шергина вполне объясним, после осмотра трупа, участковый должен отправить покойника в морг. Как он это будет делать, никого не интересует. И машину, и помощников, которые будут помогать грузить труп, участковый ищет сам. Естественно, что каждый околоточный старался избежать такого геморроя.

– Тут недалеко Светка Канус живёт, местные алкаши её Анус прозвали. У них день и ночь кто ни будь тусуется. Пойдём, может, что и про покойницу узнаем, – предложил Серёга.

Весело болтая о всякой ерунде, мы дошли до халупы напоминающую избушку старика в сказке « О золотой рыбке». Шергин толкнул калитку, и деловито вошёл во двор, я следом. Сзади, в собачьей будке послышалось ворчание, и я боязливо вздрогнул.

– Не бойся, это Шарик, – сказал, не оборачиваясь, Серёга. – Так для порядку рычит.

В маленькой комнате, тёмной как склеп, на кровати сидело существо неизвестного пола и возраста. Одето сие чудо было в чёрную телогрейку и линялые джинсы.

– Доброе утро тётя Маша, – поздоровался Шергин. – Как здоровье?

– Здравствуй Серёженька, – прошамкало чудо. – Поясница ноет. Видать к дожжу

– А где Светка?

– В хозтовары, за динатуркой побегла. А что тебе до неё Серёженька?

– Посоветоваться хочу.

Бабка не успела ничего ответить. Хлопнула дверь, и на пороге возникла сама Светка – одутловатая девица, одинаковая, что в длину, что в ширину. На вид ей было не больше тридцати лет.

– Привет Шергин, – бросила она на ходу, и полезла за печку.

– Свет, а мы к тебе.

– Ох, ты радость, какая. На свидание решил пригласить! – засмеялась та.

–С удовольствием бы, да работы много, – вздохнул Серёга. – Труп женщины нашли, и сдаётся мне, ты её знаешь. Пойдем с нами, посмотришь.

– Ещё чего, – хрюкнула Светка.

– А я тебе за это рубль дам, – соблазнял её коварный Серёга.

– Сходи Света, помоги органу, – попросила старуха.

И манимая заветным рублём, Светка проявила свою высокую гражданскую сознательность. Шергин хорошо разбирался в людях и знал к кому обратиться. Едва взглянув на труп, Светка заявила:

– Это Зинка с улицы Заслонова.

– Давно её видела? – спросил Минвалиев.

– А хрен её знает, и не упомню, – пожала пухлыми плечами Канус. – С неделю уже, наверное, не наведывалась ко мне. Она всегда с деньгами приходила. Бухло, приносила, и на жизнь плакалась, когда до пьяну напивалась.

– Где она работала? – допытывался Мина.

– Нигде.

– А деньги где брала на выпивку?

– Известно как, – засмеялась Светка, – отсосёт кому за трёшку, вот и деньги. Баба она была в самом соку – смерив Минвалиева взглядом, продолжила – Ваш брат на неё сильно западал.

Мина поправил очки, и, кашлянув, ответил:

– Я с ней незнаком.

– Мы этого знать никак не можем, Рем Ринатович, – философски заметил я.

Минвалиев зло, глянув на меня, открыл, было, рот, но опередил его Шергин.

– У кого она могла зависать? – спросил он Светку.

– Да мало ли, – хмыкнула Светка. – Хотя погодь! Третёва дня, я её в магазине с Колымой видела.

– Вот это уже кое-что! – оживился Минвалиев. – Шергин, Добрынин давайте к Колыме.

– А мой рупь?! – встрепенулась Светка.

Шергин, похлопав себя по карманам, сказал:

– Должен буду.

– Ну, никакой веры мусорам нету! – взревела обманутая, обиженная, оскорблённая Светка.

– Держи, – протянул я ей металлический рубль, как-то нужно защитить честь милицейского мундира

Большую часть из своих пятидесяти лет, Юрий Малышев провёл в «зонах» и тюрьмах. Он и родился то в колымском лагере. Отсюда и кличка – Колыма. Жил он на улице Волочаевской, сплошь состоящей из бараков

– Стучаться думаю, нам смысла нет, – заметил Шергин, и толкнул оббитую дерматином дверь.

Мы пошли по длинному, тёмному коридору.

– Кого там ещё черти принесли?! – послышался визгливый женский крик из ближайшей комнаты.

– Это я Манюня, – ответил Шергин. Обернувшись ко мне, он пояснил: – Сожительница Колымы. Ты осмотри дальнюю комнату, а я кухню, и другую комнату.

Две изрядно помятые физиономии уставились на меня, едва я открыл дверь.

– Я пришёл к тебе с приветом, рассказать, что солнце встало, – продекламировал я, разглядывая их. – Доброе утро Манёк, что ж ты ночевать-то, домой не пошёл. Живёшь в двух шагах, но нет, валяешься на чужом диване.

Мучимый похмельем, Манёк старательно вспоминал моё имя. Мозг его работал на пределе возможностей, вот – вот закипит, и я, опасаясь за его разум, сказал:

– Добрынин моя фамилия. Вспомнил?

– Я понял, что ты мент, – кивнул Манёк, – а как зовут, убей, не помню.

– Убивать не буду, – смилостивился я. – Зовут меня Игорь. Может, с приятелем познакомишь? Как принято в благородном обществе.

– Нуртын, моё погоняло, – хмуро ответил тот.

– Вот и славно, а всё что мне будет нужно, я о тебе узнаю.

В комнату вошёл Шергин.

– Ну, добры молодцы, карета подана. Милости прошу в гости к нам. – возвестил он.

Оказывается, пока я мило беседовал с Маньком и Нуртыном, участковый вызвал машину.

– Ну, ехать, так ехать, – вздохнул Манёк.

Манюня с Колымой, словно королевские особы, величаво прошествовали к милицейской «буханке», следом свита, в лице Манька и Нуртына.

– Манюня сказала, что Зинка бухала с ними вчера. Все действующие лица на месте, осталось среди них вычислить убийцу, – сказал Шергин. – Кстати, Гоша, когда справку на раскрытие подавать будете, не забудьте меня включить.

Он сел в мою «девятку», я открыл дверцу водителя, и так же собирался сесть, но меня окликнула женщина вешавшая бельё во дворе:

– Молодой человек, вы Манюню с Колымой надолго забираете?

– Ничего вам пока сказать не могу, – ответил я, подойдя к ней.

– Подольше бы, – вздохнула женщина. – Надоели они со свое пьянкой. Колыма вчера в дымину был. С какой-то девахой шлялся. Упал в подъезде, и орёт: «Зинка е….твою мать, встать помоги!»

– А во сколько это было?

– Около шести вечера, – подумав, ответила женщина. – Ушли куда-то с ней, а пришёл он уже один.

К семи часам вечера все допросы были закончены. Колыма сознался в убийстве Зинки, и написал явку с повинной, а Манюня горестно вздыхая, причитала:

– Где ему Зинку зарезать, он после обеда уже на ногах не стоял. Муху убить не смог бы, не то, что эту б…ь зарезать!

Мина был страшно рад.

– Иди Игорёк отдыхай, – сказал он, довольно потирая руки. – Завтра добьем это дело.

Сам не знаю почему, но первое что я сделал, возвратившись в свой кабинет, позвонил Велесову.

– Я ждал вашего звонка Игорь Дмитриевич, – обрадовано сказал тот, едва я назвался. – Приезжайте ко мне, чаю попьем, поговорим.