Тысячу лет назад, когда еще не родился Тэхум, тристанцы взошли на вершину развития. По дну океанов меж материков тянулись толстенные, с ногу, жилы оптоволокна. В волнах не хватало места для кораблей. Воздух гудел самолетами. На орбитах роились спутники связи. Ночь светилась сплошной сеткой городов, подобно затухающим углям костра.
Бодро стучали колесами составы с углем. Вминался в землю нефтепровод. Недра щедро выдыхали газ. Широко дымили трубы, выплескивался из заводских чаш алый металл.
Легко жилось тристанцам тысячу лет назад. Брали без труда, из-под ног. Надкусывали и, не дожевав, выплевывали тот солнечный свет, который по капле копился миллиарды лет, превращаясь в уголь, нефть и газ. Сложно представить миллиард лет. Наверное, поэтому людям казалось, что ресурсы стоят дешево. Не очень это трудно: найти, поднять из недр и подволочь к заводу. Труд природы по изготовлению ресурсов люди не учитывали. Хотя странно. Ведь повара в ресторанах из сырых продуктов делали супы и отбивные не бесплатно. И мерить деньгами время люди умели. Почему они не пересчитали на деньги этот миллиард лет, это время, за которое повар-природа сварила нефть из солнечного света -- непонятно. А может быть и считали. Но спрятали расчеты подальше, чтоб не расстраиваться. Потому что жечь бензин с такими расчетами получается баснословно дорого. А цивилизация требовала жечь. Цивилизация, как сумасшедшая, которая, чтобы согреться лютой морозной ночью, подожгла свою избушку и наслаждалась теплом пожара, не глядя на дремучий, в сугробах лес вокруг. Углеводороды, металлы, воду и почву отправляли в отходы, не думая, как будет жить цивилизация через тысячу лет.
"Кто будет печалиться о каких-то нищих потомках, живущих в будущем через тысячу лет?! - думал обычный тристанец. - Мы же раньше наших потомков родились?! Раньше. Ура! Давайте, пока эти неудачники не появились на свет, поскорее сожжем весь газ и вырубим лес. Нам интернет нужен, сотовая связь и горячая вода из крана. Мы любим сочное мясо, хлеб и молоко. И постоять еще в пробках хочется на личном автомобиле. А кому легко?! Если Вам жалко вдруг детей стало, то не рожайте. Видите же, что их ждет, когда мы всё употребим. Что? Вы сами потреблять не хотите?! Ну тогда нам больше достанется, отойдите. Что значит, нам тоже нельзя?! Нам можно! Видите, как сладко мы кушаем. Ах Вы драться?! Полиция!"
Тристанцы защищали законом свое право потребления. Личная собственность считалась благом. Чем больше у тебя собственности, чем больше ты потребляешь, тем правильнее ты живешь. Надо бороться за свое потребление, вырывать у других изо рта. Кто сильнее тот и прав. А сильнее тот, у кого собственности больше, кто потребляет лучше.
Их можно понять, они жили мало, жили временно. Они гостили на планете. "После нас хоть потоп", - говорили тристанцы. Не могли они жить вечно, знали, что скоро умрут. Торопились побольше взять от жизни. С собой в могилу не заберешь ведь, скорее надо употребить.
"Перед смертью равны все", - утешали себя бедные, глядя, как богатые прибирают в собственность ресурсы. Равная, общая для всех смерть смиряла. Когда отбирали последний кусок, то утешала мысль, что обидчик тоже смертен, что умрет. Порой фантазии рисовали совершенно оторванные от реальности картины. Обиженный фантазировал, что обидчика карала судьба, на него прямо с неба падал самолет, он срывался в пропасть на спортивном автомобиле, он тонул в болоте, все его близкие умирали в язвах и корчах и он, с горя, брал тупой кухонный нож и медленно, как зомби, втыкал себе в рыхлый живот. Обидчик перед самым концом вспоминал, кого он обидел, и горько плакал в раскаянии, осознавая магию кармы и закон тройного бумеранга, понимая, откуда такая напасть. Понимал, но смерть уже трогала его руками. Хорошо в фантазиях бывало вдруг оказаться рядом, присесть, посмотреть в расширенные глаза умирающего обидчика и грустно улыбнуться ему на прощание. Милые, безобидные, никому не мешающие фантазии. А жить с ними легче.
Не были тристанцы равны при жизни. Одни были сильнее, другие слабее. Одни имели статус хозяев, другие статус рабов. Статус передавался по наследству. Это удобно, но не всем нравилось. Личные интересы бились, толкались в социальных лифтах. А где битва, там проигравший. Вот и утешали себя в случае неудачи, что смерть всех сравняет. Нужная вещь, эта смерть.
Да и мыслимо ли её победить?! Никто не мог. А жить-то охота. Опять фантазии выручали. Можно, например, сотрясти всё общество. Наследишь в истории, и получится, будто живешь в памяти потомков. Будто бессмертие обеспечил, памятник воздвиг.
Можно ужаснуть всех своей кровожадностью, устроить геноцид. Можно добрыми делами вписать свое имя на скрижали истории. Можно попробовать сжечь храм, как сделал один человек. Да, могут поймать. Когда его судили, то спросили, зачем он устроил пожар в храме.
- Чтобы мое имя запомнили в веках! - ответил молодой человек с пафосом.
- Дорогой Герострат, этого не случится, - заверили подсудимого. - Не запомнят твое имя потомки.
- Но я не Герострат!
- Теперь будешь Герострат. Имя твое в бумагах заменим. Так и запишем: "казнен Герострат".
Все методы спасения имени, даже в самом благоприятном случае, работают, только пока существует цивилизация, пока потомки живут.
Еще можно продлять жизнь через потомков напрямую, без славы. Это считалось у тристанцев нужным и правильным делом. Священный трепет вызывали слова "кровиночка моя". Но кровиночки вырастали и забывали, как звать прадедушек и прабабушек. Плевать они хотели на зарастающие могилки далеких предков. "А чем хороша была моя прапрабабушка по маминой линии? Что она такого-этакого сделала? Чем жила?" - не спрашивали тристанцы ничего подобного. Ничем не хороша была прапра. Жила-была, родила детей и умерла. Вот и вся история. Редкие люди генеалогическое древо составляли, наверное, для солидности - вымарывали-же оттуда некрасивых предков.
Не жили тристанцы в своих детях, но упорно верили в такое бессмертие. Не передавалась по наследству ни личность, ни индивидуальность. Не передавалась воля. Не передавались детям умения, навыки, способности, идеи и убеждения. Передавались только генетический материал, статус и личная собственность. Но тристанцы в своем праве. У них по-настоящему не было времени. Смерть же впереди. Надо успеть пожить самим, без бабушек и дедушек, почивших вне времени. Надо о своих детях позаботиться. О своих кровиночках. Дети -- будущее. В них смысл жизни. "Смерти нет, пока есть дети". Так убегали от своего страха почти все на Тристе.
"Самое страшное -- это хоронить своих детей", - говорили. Больно, что род обрывается на тебе, что ты последний. Большая и важная эта тема, про детей. На Тристе под эту тему загрызть могли. А о том, как далекие потомки будут жить без ресурсов - не думали. Только руками разводили: "А что мы можем?" Сил хватало только детей своих повыше подкинуть на социальную пирамиду, чтоб те в борьбе с ровесниками не сгинули.
Еще тристанцы насоздавали религий. Разных, на любой вкус, но если не вдаваться в детали, то примерно так. Сначала объявляется, что у каждого существует душа. Это такая штука, которую нельзя обнаружить, но она есть у каждого. Только у человека душа. У коровы, к примеру, нету. Как резать корову, если она с душой? Говядины хочется, а душу губить нехорошо. Как овечка или курочка будут петь псалмы? Они и говорить-то не умеют. Поэтому душа полагается только человеку.
Потом под эти души сочиняется параллельный мир. С телом в тот мир нельзя. Тело у человека как бы грязное. Зато душа чистая, для нее как раз и придуман вечный параллельный мир. Туда запускаются души после смерти тел. Души-то бессмертны, хо-хо! То есть, смерти нет вообще, это просто шкура слазит грязная на входе. А раз нет, то чего ее бояться?! Наоборот даже, смерть тела желанна. Грязь же слазит, душа освобождается от мирской суеты, наконец-то попадает в прекрасный мир. "А кто во все это не верит, - нагоняя финальной жути, вещал адепт, - тому плохо будет после смерти!" Там, в параллельном мире, есть местечко с вечными пытками для непослушных -- лучше туда не попадать. Так что, надо верить и слушаться. Вот так вот элегантно бороли страх.
