Даута поглядел на Евстропа с недоумением. Запредельный какой-то способ. Но что-то в этом есть. А как еще людей оценивать?! По одежде? По статусу? Какой он умный или сколько пользы может принести это знакомство? "Действительно же", - Даута отчетливо вспомнил: когда Евстроп попросил ящик тащить, он согласился сразу, не думая. А мог и отказаться, никаких моральных угрызений бы не испытал. Но Евстроп ему тоже пришелся по душе с первого взгляда, и хитринку Даута почувствовал сразу, и не обидно это было.

- А вы-то как относитесь к бессмертию? - спросил Даута.

- Нормально. Но дело не в личном отношении. Нам важно, какую нагрузку несет идея. Объединяет она или разъединяет людей.

- Что-то не понял.

Евстроп помолчал немного и начал рассказывать.

- Был у меня Там напарник. Звали Ирбатом. Бурят. И была у него одна особенность - цеплялся к словам и комментировал с точки зрения "эти слова к дружбе или к ссоре". Со стороны выглядело, будто он учит жить. Мужики плевались. А он никого он не хотел обижать, простой был. На мир так смотрел, игра такая. Как-то раз завели разговор про капитализм-социализм. Одни хвалят, другие ругают. У всех мнение есть. Ирбат в разговор влез: "капитализм - плохо". "Да чего плохого-то?!" "Там - всё сам. Сам в своей беде виноват. Каждый только себе. Это людей расталкивает", - ответил Ирбат. "А социализм?" "Социализм - хорошо. Там все друг за дружку. Сам погибай, товарища выручай. Это людей делает вместе". Ну, позаткнулись тогда все. Свернулся спор.

Евстроп грустно усмехнулся и продолжил:

- Мы с ним часто в эту игру играли. "Возьми от жизни всё" - всё себе, разъединяет, плохо. "Не будь лохом" - недоверие к ближнему, разъединяет, плохо. Что хорошо, а что плохо, легко понять, если совесть есть.

Даута попробовал понять про бессмертие - хорошо оно или плохо. Будет такая идея людей разъединять или объединять? Что-то запутался. Какая идея у бессмертия?! Никакой. Единственное, что пришло в голову, так это, что смертный бессмертному - не товарищ. А Евстроп сказал:

- Твое бессмертие я не могу через Ирбатову игру пропустить. Потому что оно вне культуры, снаружи. Но людей объединяет культура, а бессмертие культуре угрожает. Люди не пойдут за тобой, чужой ты им со своей идеей. Всем людям чужой. А значит одинокий. Мы же людей объединять пытаемся. Поэтому, Вова, мы твое бессмертие не поддержим.

Даута вздохнул и взялся за подбородок. "Значит, не помощники они мне".

- Зачем вы все это делаете?

- Что именно? Людей собираем?

- Да.

Евстроп рассказал, что их заботит будущее человечества. И не только их. Некоторые автономки объединены идеей действия - надо что-то делать, а не просто разговаривать. Просто жить и тратить ресурсы, тратить время - это безответственно по отношению к будущим поколениям.

В общих чертах уже выработан план защиты от будущих угроз: понятно, что надо делать, что исследовать, какие прилагать усилия. Ирбочку возглавляет Отец Тритий, там прогностический центр есть, сейчас копят ресурсы, собираются строить новые автономки.

- Надеетесь, что вместе получится? - спросил Даута. - Может зря? Люди слабы.

- Все войны, все мировые угрозы хорошо показывают, что могут люди, когда они вместе берутся за дело. Люди сильны. Это очень важно понять, что люди очень многое могут, когда объединяются. Беда в том, что сложно объединять. Во-первых, люди принимают проблемы будущего абстрактно, не лично. Поговорить готовы, но делать ничего не желают. Во-вторых, сейчас широко распространена культура "каждый сам за себя".

- Да... Интересно, откуда такая культура взялась? Кто-то специально ее насаждает?

- Не знаю. Но с одним человеком легче разобраться, чем с десятью - это факт. - Евстроп усмехнулся. - Помнишь детскую песенку про дружбу?

- Какую еще песенку? - Даута пугливо покосился на Евстропа.

- Да помнишь. Все помнят... Сейчас напою, - ответил Евстроп и запел:

- Если с другом вышел в путь, если с другом вышел в путь...

Даута улыбнулся и подхватил:

- Веселей дорога!

Евстроп прервал пение и энергично помахал протезом пальца, будто грозил кому-то впереди на дороге:

- Вот! Вот зачем дружба. Вместе веселее. Качество жизни лучше. Смысла в жизни становится больше с друзьями... И вся песня такая. Обожаю ее. Так просто, по-детски, сказано, почему вместе лучше, чем раздельно... - он опять улыбнулся и негромко с теплотой произнес еще строчку из песни: - Без друзей меня чуть-чуть, а с друзьями - много.

Потом завели разговор про свободу воли, про судьбу. Договаривали уже, когда подъехали к дому Дауты.

- Так что? Надо отречься от бессмертия, чтобы к вам попасть?

- Никто не неволит, Вова. Но так тебе будет легче.

- А Тритий не станет возражать?

- Не станет. Можешь хоть сегодня к нам перебираться.

- Так уверенно за него говоришь.

- Я его хорошо знаю. Тритий мой отец.

Даута поднял брови и отрицательно покачал головой:

- Не соскучишься с вами.

Потом достал телефон, вбил продиктованный номер Евстропа, сделал звонок. У Евстропа из кармана зазвучала музыка.

- Как же тебя назвать? - вслух спросил Даута, тыкая на кнопки в телефоне.

- В миру я - Евстроп Тритиевич Лаврентьев, - сказал, улыбаясь Евстроп.

- Что у вас за фамилия такая? - наигранно сокрушенно, еле сдерживая смех, отозвался Даута.

Посидели, помолчали. Пора расходиться. Или нет, еще чуть-чуть.

- Какой у тебя позывной был Там? - просил Даута.

Евстроп посмотрел серьезно, потом улыбнулся.

- Бомба. А у тебя?

- А у меня -- Даута, - ответил с детской, бесхитростной улыбкой Даута.

- Почему даута? - Евстроп вскинул брови. - Что это значит?

- Фамилия у меня такая. Даута.

Евстроп посмотрел секунду, будто чуя розыгрыш, и расхохотался во все горло.

- Даута, блин! Ха-ха-ха!

Вовка расхохотался следом.

- На себя посмотри, Евстроп Тритьевич Бомба!

На том и распрощались. Бывает так, живешь рядом с человеком полжизни, а сказать друг другу нечего. Хотя вроде хороший человек, верный товарищ. А бывает, встретишь кого-то, и мгновенно искра проскочит, - душа родная, отпускать не хочется. Владимир Николаевич поднимался в лифте и, погруженный в мысли, осторожно водил ногтем по светящейся кнопке своего родного этажа.

Мать накрывала обед, с удовольствием поглядывая на ожившего сына. Владимир с отцом сидели за столом. Трапезу не начинали, дожидаясь, когда мать закончит и тоже сядет к ним. Владимир, оживленно жестикулируя, рассказывал про Ирбочку.

- И что ты решил? - спросила мать, садясь за стол.

Владимир съел первую ложку горячего супа, чуть ожегшись. Не остерегся в пылу рассказа. Выступили слезинки.

- Ух. Горячо, - сказал он. - Я еще не решил.

Отец, жуя, неодобрительно крякнул и произнес недовольно:

- Что тут решать?!

- А бессмертие?

- Вова, - с мольбой отозвалась мама, - какое опять бессмертие?

- Эликсир бессмертия.

Отец, отправляя ложку в рот, глянул на Владимира исподлобья. Мать вздохнула и принялась за еду. Владимиру тоже расхотелось говорить. Он ел насуплено, размышляя, что ему теперь делать, в каких интернетах и что искать. Вдруг вспомнил про двоюродного брата, Серегу Лурасеева.

- Мам, ты говорила, что Сергей сейчас в университете работает?

- Да, работает.

- С генетиками?

- На кафедре генетики.

- Какой у него телефон?

- Ты поешь сначала.

Владимир не пожелал доедать. Он стребовал телефон, созвонился с братом и, сообщив отцу, что машину он забирает, побежал в прихожую, одеваться.

- Вот в кого он такой упертый?! - сокрушенно воскликнул отец, с досадой кидая ложку на стол.

Мать ничего не ответила, но посмотрела на мужа очень выразительно.

Владимир выскочил на улицу и сел в машину. Резко уркнул стартер, разгоняя двигатель. Педаль газа как будто стала слабее, ушла в пол без сопротивления. Мотор, отзываясь, взревел на холостых оборотах. Дауте срочно нужно оказаться на другом конце города. И внутри уже разгорается огонь действия, он жжет, не дает стоять! Нет времени.