Диппель поднял палец, желая что-то сказать, но Лурас продолжил:

- И не надо никаких оговорок. Кто спорит с богом, тот и есть сатанист. Это определение. Всё! Нет никаких исключений. Веришь в магию - сатанист. Любишь энергетические практики в позе лотоса - сатанист. Хочешь с помощью науки переделать сотворенное богом - сатанист. Сатанизм многолик. Объединяет всех сатанистов то, что они спорят с богом. Мы сатанисты, богочеловеки или, что то же самое, бестии. Нам можно всё и человеческая жизнь ничего не значит. Мы разрешили себе убивать всех. А раз так, то мы стремимся, чтобы своих - кого нельзя убивать - стало как можно меньше. Мы отдаляемся от своих, рвем с ними связи, ищем в еще оставшихся своих то, за что можно их осудить, за что можно их не любить. Ищем и находим. Чтоб убивать не жалко было, чтоб грабить было легко. А если нет своих, если вокруг только чужие, которые тоже не прочь поубивать и пограбить, то, чтобы выжить, нужно больше силы, нужна власть. Власть бестиям необходима.

Диппель рассмеялся.

- Горе от ума, Лурас. Перемудрил. Зачем тебе чужие? Почему от своих-то отказываться надо? В чем мотив?

Сейчас они говорили на языке, который никто тут не мог знать, но всё равно сделали паузу, пока повар со старшим поваренком меняли блюда на столе и освежали кубки с вином. Лурас при этом спокойно смотрел на повара, племянника которого сегодня ночью зарежут по приказу Лураса. Смотрел и не находил в себе ничего святого. Да и за компаньонами тоже ничего такого не водилось. Ни Диппель, ни Папен, ни Анклитцен не почитают предков, не почитают род, национальность. Не почитают потомков. Не почитают труд и жизнь других людей. Не почитают честь. Смеются над всем, что свято хоть для кого-нибудь -- всё тлен. Не тлен только то, что можно сожрать. После жизни нет ничего. От этого, если подумать, страшно, ведь жизнь конечна. Поэтому лучше об этом не думать. Лучше болтать чепуху, да развлекаться.

- Как это зачем мне чужие?! - воскликнул Лурас, принимаясь за десерт. - А личный интерес? Личный интерес и есть мотив. Из-за личного интереса и ругаются со своими. Предают своих из-за личного интереса. Личный интерес и есть то, что разъединяет людей, что побуждает обманывать, предавать, грабить и убивать.

- Я давно замечал, Лурас, что ты кровожадный. Маньяк просто какой-то. Вот зачем ты скосил десять тысяч моих человек в Коллонже? Вот как тебе доверять?

- А ты мне раньше, что ли доверял? - спросил Лурас, весело расхохотавшись. - Мы ведь не свои, у нас у каждого свой личный интерес.

- Так значит тот твой пациент, он тебе что? Свой, получается? - Диппель ехидно ощерился. - А, господин сатанист? Что ты на это скажешь? Зачем о чужой жизни печешься?

- Ну о скотине о своей крестьяне тоже пекутся. Мы с тобой заинтересованы в жизни друг друга, хотя мы друг другу чужие, не свои. Своего не обманывают, вот в чем фокус. Свой не бывает лохом. Со своим договор не нужен. Своего не судят. Это только чужого можно судить, только с чужим надо договариваться и по пунктам расписывать, что именно надо соблюдать, что именно надо делать и какое будет наказание, какой штраф, если нарушил условия договора. Вот как у нас. Мы сотрудничаем. Да, мы конкурируем, но нам удобнее сотрудничать. Нам удобно исполнять наш договор. Нам удобно оставлять конкурентов в живых. Это игра для чужих. Свои в такие игры не играют. Свои не в состоянии предать, а чужие изначально допускают друг за другом такую возможность, еще перед заключением договора. Чужие соглашаются, что можно не соблюсти условия, но оговаривают, какой будет штраф. Никто никому ничего не должен - это девиз чужих.

- Ты про пациента расскажи, хватит философствовать, - сказал Диппель строже. - Что тебе от меня надо, чужой?

И Лурас рассказал. Недалеко от Коллонжа, в недрах горы, есть бункер. Там, в саркофаге, подобно спящей красавице, лежит человек. Надо разбудить, привести в чувство. Что? В анабиозе, да. Давно лежит. Лег он в анабиоз еще до того, как люди разработали технологию нестов. Да, он корж. И что с того, Диппель?! Нет, сам Лурас не может вывести его из анабиоза. Да, пробовал. Аппаратура практически вышла из строя. Холодильник несколько раз ломался. Ремонт, какой мог, Лурас уже делал. Много раз. Там, кажется, начались процессы разложения, но он еще живой. Должен быть живой.

- Живой труп! - прокомментировал Диппель. - Сколько он пролежал?

- Тысячу лет примерно.

- Лурас! Ну ты задачки задаешь! - воскликнул Диппель, ероша рыжие патлы на голове. - Ты хоть представляешь, что это такое?!

- Представляю, представляю. Трудная задачка. То, что ты любишь, - сказал Лурас, с улыбкой наблюдая за нервно ожившим Диппелем. Спокойствие с того как ветром сдуло. Диппель зашатался в кресле, поджал губы, взгляд забегал, пальцы замелькали в воздухе, будто играет на пианино. Глядя на это, Лурас добавил:

- Видишь, дорогой друг, я тебе только добро несу.

- Да какое это добро?! - ответил Диппель. - У него один шанс из миллиона. Он фактически труп. Тысячу лет в анабиозе, да еще и стандартной процедурой не вывести. Разлагаться, говоришь, начал...

На столе уже давно зажгли свечи, глубокие сумерки обступили веранду, в небе начали загораться звезды. Пора заканчивать с ужином и двигаться в путь.

- Надо этот шанс использовать. Сделай, Диппель. Если ты не сможешь, то никто не сможет, - сказал со вздохом Лурас и посмотрел на звезды. - Разве что эти могли бы...

- Эти? - спросил Диппель, проследив за взглядом Лураса. - Которые эти? Бэффы, что ли?!

- А что?

- Ты чего это о них вспомнил?

- Мыслю так, Диппель, что скоро их в гости ждать надо. Зашевелились. Вспышки в небе устраивают. Ты в курсе, что небо по ночам искрить начало?

- Слыхал. Думаешь, это они?

- Ну а кто еще?

- Вот пускай себе в небе искрят. К черту таких гостей! Что им тут делать? Зачем им планета? Надеюсь, ты их не звал в гости?

Лурас рассмеялся в ответ. Звать бэффов в гости?! Он еще не сошел с ума. Зачем звать тех, кто может одним легким движением разнести в клочья установившийся тут порядок? Сам факт появления бэффов на планете перебаламутил бы людей так, что век потом расхлебывать. Представляете визит инопланетян? Нет уж. Здесь маленький уютный мир нестов, бэффы тут нежелательны. Пусть в космосе живут. Но раз они заискрили, значит, что-то у них там изменилось. Что-то они там делают такое этакое. Забегали, тараканы чертовы. А раз забегали, то значит, могут и сюда зарулить невзначай, свалиться на голову по инерции, по старой памяти. И Лурас сомневался, что с бэффами у него может получиться Игра, что можно их обмануть, договориться, просчитать их ходы. Стратег-Лурас против них слаб. И еще. Слишком разные взгляды на жизнь, разные культуры. А когда культуры разные, тогда договориться сложнее, тогда сила решает. Бэффы сильнее. Вот пусть они подальше и летают где-нибудь, а мы тут сами без них разберемся.

- Зачем тебе вообще этот коржик, Лурас? Может пусть себе сгниет?- спросил Диппель. - Не чужой он тебе?

- Я с недавних пор перестал гореть, Диппель, - сказал Лурас и дунул на свечу. Огонек пропал, с тлеющего кончика фитиля пошел дымок. - А этот человек как зажигалка. Он огонек. Мы когда-то дружили... Пошли внутрь? Холодно, да и ехать пора.

Лурас встал из-за стола и направился внутрь фургончика, попутно отдав распоряжение каравану трогаться. Диппель пошел следом, продолжая допрос:

- Ты перестал гореть?! Как это?

- Как-как... раскакался... - буркнул Лурас. - Жить неинтересно, вот как!

- Так не живи, - с издевкой посоветовал Диппель.

- И умирать не хочется.

- Вот оно что!

- Всё, Диппель, хватит, - сказал Лурас, заваливаясь на диван.

- Жить неинтересно и умирать не хочется?! - продолжал Диппель, располагаясь на соседнем диване.

- Ты чего разошелся?!

- Ни то, ни сё, говоришь?

- Уймись!

- А ведь и правда - проблема. Знаю, что нужно! У тебя нету настоящего дела. Тебе хобби нужно завести.